Антимодернизм – это не скорая помощь

То и дело меня просят разоблачить какого-нибудь модерниста, на скорую руку обличить то или иное церковное нововведение. Возьмите, например, такой вопрос:

А есть ли где-то подтверждение тому, что митр. Антоний Сурожский неверующий? Лобовое признание Сурожского какое-нибудь, чтобы можно было одного оппонента носом ткнуть?

Трудно сказать на это что-либо разумное кроме того, что мы не скорая помощь. Нет, я не то чтобы отказываюсь помочь. Подходящие цитаты можно найти, но все это совершенно ни к чему. Никакая статья и никакой ответ не может целить духовные болезни, а, судя по вопросу, речь идет именно о них. За исцелением надо идти к Спасителю, Единому Скорому Помощнику, а не на антимодернистский сайт.

Или еще такая просьба: подходит человек и просит написать о протоиерее Ткачеве. Есть в этом что-то неправильное, и надо бы знать, что именно.

Почему мы не можем отвечать кратко и прямо?

Мы не пишем на нашем сайте просто, а пишем сложно. Но ведь вообще никто и нигде ничего не может понять просто, только если это не патологическая пустая речь. Ее понять действительно «просто».

И все-таки почему мы не можем кратко и прямо ответить на простые вопросы: «Кто модернист, почему модернист» и т.д.?

Нет веры

Прежде всего, потому что нет веры. Нет веры нашему слову, и это беда совсем небольшая. Гораздо труднее отмахнуться от того, что нет взаимного доверия друг другу в нашей Церкви.

Нет веры тому, что предлагает Священное Писание и Святая Церковь. Все – слова Святых, даже само Слово Божие – подвергается проверке адогматистами, с одной стороны, (ссылка) и доктринерами, с другой. Где, в таком случае, искать убеждения в том, что Писание и Предание предлагают правду? Собственно нигде, и все человеческие способы проверки терпят неудачу.

Наконец, нет веры в Бога, потому что верующий и без нашей подсказки должен видеть неверие в словах митр. Антония (Блума). Вера и неверие настолько различны, что ошибиться здесь невозможно. А если можно, то надо испытывать себя: в вере ли вы (2 Кор. 13:5).

Непростые вопросы

Простой ответ невозможен, потому что приведенные в начале вопросы являются фундаментальными. От них невозможно избавиться, их невозможно разрешить и на них надо искать ответ во все время своей жизни. Это вопросы существенные, то есть касаются нас не привходящим образом. Наконец, это вопросы духа, вопросы Церковные и общественные.

«Что дурного в чтении Евангелия лицом к народу?»

Нельзя одной фразой доказать, что такой-то православный деятель – атеист. Ведь, человек, которому мы собрались рассказывать о митр. Антонии, уже знает, это православный митрополит. В этом знании сосредоточены и доверие авторитету, и следование обычаю, и автоматическое повторение за общим мнением, и внутреннее непонимание, что такое Христианство. Вот и получается, что мы опровергаем не простое заблуждение, а очень сложное, глубокое и многостороннее.

Точно так же и в вопросе о том, чем плохи православные пикники и велопрогулки, скрывается несколько вопросов, в том числе несколько неразрешимых.

Или, например, вопрос о чтении Евангелия лицом к народу. Речь вроде бы идет о пользе и удобстве. Удобство слушателей требует чтения лицом к ним, то есть мы рассуждаем в простых терминах «удобно – неудобно». Однако за «удобством-неудобством» скрывается более общая проблема: «Следует поступать по природе или по договоренности?»

Даже некоторым модернистам известно, что в Церкви надо поступать по преданию, по договоренности. В Церкви ничего менять не надо, так как за нас уже давно обо всем договорились. Но сама-то проблема действительно неразрешима и никакой ответ не будет окончательным.

Проблема неразрешима еще и от того, что в развращенном обществе, в реформированной Церкви существуют свои обычаи, так называемые «искусственные традиции» (ссылка). Здесь традиционно принято думать о пользе и удобстве. Так вот в таком обществе христианин должен уже поступать по Евангельскому закону и по природе, а не по договоренности модернистов между собой.

Далее в своем ответе мы должны учесть, что современный человек обычно не имеет представления об Церковном обществе и его порядках. Он заранее исходит из того, что в Церкви руководствуются понятиями об удобстве и неудобстве. Следовательно, наш слушатель уже знает ответ на свой вопрос, ответ неверный фундаментально. И как нам после этого ему отвечать?

А ведь это еще не все сложности. У нового человека извращены сами понятия о пользе и удобстве. Теперь удобным будет как раз неудобное, а самое удобное – ничего не менять – доставляет почему-то неудобство.

Вот вам и простой вопрос о чине Богослужения.

Вопросы общественные

Обратите также внимание, на то, что все вопросы, которые мы привели в качестве примеров, являются не личными, а общественными. Здесь член общества Церковного спрашивает про общественную ситуацию.

Действительно, никогда не удается спросить только про одного о. Ткачева, Осипова или митр. Антония. «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши», если вспомнить Джона Донна. И поэтому, спрашивая о протоиерее Ткачеве, ты говоришь о Церкви, которая его рукоположила, одобрила и награждает.

Вот антимодернист разбирает ереси А.И. Осипова, считая их изолированным явлением. Но это принципиально неверно. Когда уважаемые в Церкви лица свободно говорят или пишут глупости, это проблема социальная. Ее нельзя решить с помощью Святоотеческих цитат противоположных учению Осипова.

Давайте посмотрим непредвзято. Проблема совсем не в том, что модернисты или антимодернисты знают мало цитат из Писания и Предания. Вся беда в том, что слово Божие, слово Церкви перестало действовать. И случилось это еще до всякого Осипова. Поэтому мы должны рассмотреть прежде всего, в самом начале, до всех рассуждений тот удивительный факт, что Священное Писание и Предание перестало быть авторитетным для православных богословов и иерархов. Не будь этого факта, сама проблема Осипова или митр. Антония (Храповицкого) и возникнуть не могла бы.

А.И. Осипов нас интересует не как частное лицо с его случайными безверными соображениями. Нас живо интересует, откуда в Церкви взялось такое нечестие? Как Осипов и его неверие существуют и как влияют на Церковь и общество?

Как и что читать

Как же это выяснить? Неужели мы посоветуем человеку прилежно читать сочинения модернистов, изучать теорию и историю модернизма на антимодернистских сайтах, следить за новостями Церковного распада по сайтам «Патриархия.ру» или «Православие.ру»? Неужели всем надо стать антимодернистами, и тогда проблемы будут решены?

На это можно ответить прямо, а с виду несколько уклончиво: читать надо, но прежде этого надо знать меру. Надо читать только то, что нужно. А это сразу нас ведет к общим вопросам: «Откуда взять меру?», «Что такое власть в Церкви, как внешняя мера?», «Что делать, когда ее как бы нет?»

Так мы видим, что вопрос об одном человеке приводит нас ко все более общим, но все менее разрешимым вопросам. Надо знать все самое существенное не об Осипове только, но и о Церкви, а для этого знать все про наш век, про современного человека и про себя самих. Наконец, надо уметь знать все это. Только на таком широком фоне и бесполезное, в общем-то, размышление об Осипове будет полезным.

Исчерпывающий список модернистов

Итак, нам задают простой вопрос о митр. Антонии или А.И. Осипове, а мы вовлекаем в масштабное и общее рассуждение. Столь обширная постановка вопроса вызывает у нашего читателя отвращение, отчасти объяснимое.

Совесть не позволяет нам дать другой ответ, но человек уходит разочарованным: он спрашивал и простого ответа не получил.

Невозможно составить исчерпывающий список всех лжеучителей, все бессовестных, всех модернистов. Невозможно все теоретические истины превратить в истины факта. «Кто такой модернист» – это всегда будет теория, а «Бердяев – модернист» всегда останется фактом. Иначе человек выучит имена тысячи лжеучителей и будет обманут тысяча первым. Невозможно перечислить все ложные положения, но это и не нужно. Разум человек носит в себе, потому что ему придан внутренний учитель, и этот Учитель – Христос.

Я понимаю общий антиинтеллектуализм нашего времени, и что он сильно задел православных. Но рассудите с точки зрения простоты и экономии сил: теория объясняет сразу все соответствующие факты, все их неограниченное количество: прошлые, происходящие прямо сейчас и еще только будущие. А факт остается единичным, он ничего не объясняет, и даже почитатель Бердяева может не считать себя модернистом, и без теории вы ему (и даже себе самому) ничего не докажете.

Итак, новые люди, в том числе современные православные, живут исключительно в сфере фактов. И именно поэтому в области богословско-философской им все время нужна скорая помощь, которой нет и быть не может.

Мы требуем слишком многого

Заявляем ли мы что-то кратко или пространно, настаиваем ли на фактах, или излагаем теорию, мы требуем от современного христианина слишком многого.

Мы ожидаем от христианина, что он ответит на главные вопросы, а не просто покажет нам свое знание имен и направлений модернистов. Мы ждем, что он противостанет миру, точно зная, чему в мире надо противостать. Мы хотим увидеть у него такую серьезность и самостоятельность, страх Божий, которых ему неоткуда взять.

Так устроено наше время, таковы условия человеческого существования, таково Христианство. Бог требует от человека больше, чем тот может понести, и помогает ему больше, чем может представить ум человеческий.

Созерцательная или деятельная жизнь

Так что же по-настоящему просто для христианина? Верить, любить и надеяться. Надо все время думать о главном, как о главном, и тогда у тебя появится возможность по милости Божией что-то узнать. Надо жить духовной жизнью, жить внимательно, избегать развлечений и суеты, то есть многоделания.

Есть люди ведущие созерцательный образ жизни. Они неразвлеченно размышляют о Божественном и человеческом в своем уединении. Они решились бежать от вещей убегающих. Они прилепились мыслью к вечно пребывающему. Они размышляют о настоящем, как о преходящем, а об уповаемом, как о постоянно присущем. Они отделяют истинно сущее от кажущегося, и к первому стремятся, а последнее презирают (св. Григорий Богослов). Они радуются радостью о Боге и чистой радостью познания истины.

Священник и мудрец должны вести такой образ жизни, но именно поэтому они отвечают не на все частные вопросы, а только на существенные.

С другой стороны, есть люди, которые ведут деятельный образ жизни. Это воины, купцы, врачи, политики, ремесленники. Они, в пределах своей профессии, должны давать ответы на частные вопросы. Они должны иметь достаточно мудрости, чтобы следовать советам тех, кто ведет созерцательный образ жизни. По слову св. Григория Богослова, должно или самому любомудрствовать, или уважать любомудрие.

Эта картина является идеальной. Она была таковой уже у Платона и Аристотеля. Собственно, уже Сократ разрушил границу между созерцательной и деятельной жизнью.

Поэтому, по св. Григорию Богослову, христианин должен совмещать в себе и то и другое.

Я примечал, что люди, которым нравится деятельная жизнь, полезны в обществе, но бесполезны себе, и их возмущают бедствия, отчего мягкий нрав их приходит в волнение. Видел также, что живущие вне мира почему-то гораздо благоустроеннее и безмолвным умом взирают к Богу, но они полезны только себе, любовь их заключена в тесный круг, а жизнь, какую проводят, необычайна и сурова. Поэтому вступил я на какой-то средний путь между отрешившимися и живущими в обществе, заняв у одних собранность ума, а у других – старание быть полезным для общества.

Стройная на вид картина двух разных образов жизни исчезает, потому что созерцание и действие не противоречат друг другу. Если человек предстоит пред Богом, его жизнь будет созерцательной. Когда он понимает чужую мудрость, чем это не мудрость?

Следовать обычаю – а простой человек, в моем понимании, тот, кто следует традиции – это уже своего рода мудрость. Уже это предполагает, что у него есть внутреннее пространство души, и притом исторически сообразное.

Простой человек поступает «как обычно» и «как все», потому что крепко держится за правильное общее, а не выдумывает новое и затем примысливает этим выдумкам оправдания. Зачем, например, мне искать взаимопонимания с народом, если я, уж какой ни есть, сам часть народа?

Противопоставление созерцания и деятельности начинает наполняться смыслом, когда ты существуешь в больном обществе. Вот тут человек становится полностью плотью (Быт. 6:3)! Здесь новый человек – только деятель и никак не созерцатель. Он уже не просто сапожник Якоб Беме, он творец миров. Он теоретик, но без теории, как Маркс.

Современный человек по-настоящему ничего и не делает, а только суетится (2 Фес. 3:11). Он бездействует (это у него заменяет теорию) и не мыслит (безмыслие – это практично). Он действует разрушительно, беспорядочно. Он действует бессознательно и автоматически. Он разрушает Церковь и не может этого не делать.

Он уже в другом смысле действует «как все», то есть как массовый человек. Он не благотворит так, чтобы его правая рука не знала, что делает левая. Он теперь работает в Синодальном отделе по благотворительности. Теперь он теоретик «диаконического служения». А если он богослов, то от него закрыта мудрость, и он неспособен даже внимать «голым речениям благочестия» (св. Григорий Богослов).

Наши слова бессильны, но не бессмысленны

Вот сколько набралось причин того, чтобы говорить сложно. Вот отчего невозможно на скорую руку что-либо объяснить.

Мы – и это надо помнить – не можем рассчитывать на понимание. Ты пишешь против протоиерея Ткачева и тебя не понимают его обожатели. Но тебя неправильно понимают и те, кто приветствует твое выступление. Все наши антимодернистские успехи основаны на непонимании. Это относится и к популярности о. Серафима (Роуза) и к о. Даниила Сысоева. Они нравятся, потому что их неправильно понимают. Ярчайшим примером такого непонимания является всемирная известность (неизвестность) русской иконы.

Наши слова бессильны. По нашему неверию, Бог не доводит их до совершенства в нас и в наших слушателях.

Мы немного помогаем людям узнать о модернизме. Но человек должен уметь принять эту нашу несущественную помощь. Помощь, которая не помогает, он каким-то образом должен сделать помогающей. Здесь место действию Божией благодати.

Так что же это за вопросы, с которыми к нам спешат как к скорой помощи? Они не религиозные. Что это значит: «не религиозные»? Человек уже знает, что хорошо для Церкви. У него практическое знание об этой пользе, и это знание недостаточно для него самого.

И значит ответы на эти неправильные вопросы должны быть фундаментальными. Это такие основательные ответы, которые не не удовлетворяют любопытство. И они не разрушают обычаи и основы, а понуждают всё тверже устанавливаться на основаниях веры.

Роман Вершилло