Время от времени мне приходится слышать упреки в том, что я – прихожанин Московской Патриархии – говорю о модернизме представителей Московской Патриархии или, допустим, об экуменизме в Русской Православной Церкви.
Так как мне довелось прожить в тоталитарном государстве первые 28 лет своей жизни, то на меня эти упреки не действуют никак. Как и всякий сознательный гражданин СССР, я хорошо помню, что тоталитарное, идеологическое государство требует от граждан, чтобы они полностью разделяли все заблуждения, которые на данный момент истории являются в нем общепринятыми.
И я знаю, и не из романа Оруэлла про 1984 год, а по опыту, что тоталитарное государство требует верности не какой-то одной определенной лжи, а разным, противоречащим друг другу символам веры, в которых истина смешана с ложью. Короче говоря, такие общества требуют от своих членов невозможного: верности символу веры, который непрерывно изменяется, никогда не принимает окончательную и понятную форму. Идеологи требуют от сограждан согласия с потоком жизни, в который они сами полностью погружены и думают, что его направляют.
Модернизм в Православной Церкви сводится к тому же самому. Уже митр. Сергий (Страгородский), начиная с 1927 года, требовал от Новомучеников единомыслия со своей церковной политикой. Такая его политика изменялась вместе с линией партии и связывала совесть верующих невыполнимым требованием лояльности Советскому государству. Я говорю «невыполнимым», потому что, как показали репрессии 1935 – 1939 годов, такая лояльность оказалась недостижимой даже для самых лояльных ленинцев и сталинцев.
И такая верность изменяющемуся символу веры не имеет даже никакого практического смысла. Как мы хорошо знаем из истории, солидарность во лжи полезна только врагам Церкви и врагам России. И я искренне не понимаю, почему я должен помогать им.
Так что ответ на возражения против деятельности сайта «Антимодернизм» будет очень простой и прямой: именно потому, что я являюсь прихожанином Московской Патриархии, поэтому меня волнует и задевает, имеет ко мне прямое отношение то, что в Церкви происходит. Я прихожанин именно Московской Патриархии, поэтому я о ней и говорю.
Любопытно здесь еще и то, что за одни и те же высказывания меня осуждают и лоялисты и раскольники-революционеры. Первые обвиняют меня в том, что я бунтую против иерархии, а другие в том, что не бунтую. Нет никакой возможности всем понравиться, потому что и с той, и с другой стороны меня осуждают люди в корне единомысленные, хотя и находящиеся по разные стороны баррикад, тогда как Церковь стоит совершенно от этого отдельно, на камене исповедания, на двенадцати Апостолах и четырех Евангелистах.
Правда, если ты не соглашаешься с тоталитарными требованиями, твоя жизнь становится максимально неудобной. Очень неудобно критиковать отдельных иерархов, критиковать духовенство, тех, с кем ты вместе стоишь в храме на месте мирян.
Никому материалы про экуменизм, совершенно никому они не нравятся. Не нравятся они и мне самому. Ужасно читать все эти новости на официальных церковных сайтах.
Да, это очень неприятно, это очень неудобно, и тоже принуждает с согласию с тем, что в настоящий момент составляет консенсус в нашей православной среде. Например, что экуменизм не так уж плох, у него есть свои оправдания, а если их нет, то все равно экуменизм не ересь, и следовательно, никакого неудобства не происходит. «Все в порядке». Как будто бы ересь – это единственный способ лгать и предавать Православие.
Православные спикеры, избравшие для себя карьеру успокоителей говорят: «Экуменизм – это не ересь», «Модернизм – не ересь». Учение проф. А. И. Осипова? Оно либо не ересь, а если даже ересь, то ее не исповедуют на общецерковном уровне. И так далее. То есть это то, что в Писании называется «обмазыванием стены грязью» (Иез. 13:10-16): ты укрепляешь стену лукавством, изобретениями умственными и словесными, вывертами, в том числе морального плана.
Неудобство быть православным диктует и еще один выход. Свою принципиальность, свое Православие легко продемонстрировать, критикуя соседа,
Вот раскольники пишут мне, что «в Московской Патриархии – все экуменисты и все модернисты». И так говорят раскольники, у которых самих всеми цветами расцветает модернизм, и зачастую в еще более диких формах, чем в Московской Патриархии. В свое время я был потрясен тем, что в Русской Православной Зарубежной Церкви, казалось бы, такой антимодернистской и антиэкуменической, настолько высок авторитет Хомякова, Достоевского, митр. Антония (Храповицкого), то есть всех основателей, столпов модернизма. Там, скажем, вполне можно встретить критику в адрес святителя Филарета Московского и тут же прославление Хомякова и Антония (Храповицкого).
Это я говорю, как человек, который знает это из первых рук. Если вы в какой-либо раскольнической группировке начнете критиковать митрополита Антония (Храповицкого) или других модернистов правого толка: Каломироса или Андрея Ухтомского, то, я вас уверяю, у вас будут большие проблемы. Еще большие, чем если вы будете это делать в Московской Патриархии. У раскольников градус модернистской ревности обычно выше, чем где бы то ни было в Русской Церкви. Ненависть к Православию еще выше. У нас в одном храме могут стоять вместе модернисты и антимодернисты. В любой раскольнической группировке это невозможно. Антимодернистам там нет места вообще, говорю это по опыту.
По этой же причине я гораздо меньше критикую (практически вообще никогда) протестантов и католиков. С ними все ясно, и это их проблемы. И только когда они: протестанты-модернисты и католики-модернисты соединяются с модернистами православными, да, тогда это становится темой для нашего исследования.
Мы видим и не можем не видеть очевидного
Итак, подведем итоги. Мы видим и не можем не видеть очевидного, чего никто из модернистов и экуменистов не скрывает: что мир вторгается в Церковь и устраивает в ней свои мирские лукавые порядки. Модернисты, напротив, гордятся этим и рапортуют о новых победах мира над Церковью, как о чем-то очень хорошем. Вот поэтому в конце концов и зашли дела настолько далеко, что мы имеем и систематический подрыв догматики, разрушение чина Богослужения, развлечения в Церкви, реформу в области нравственности и многое другое тому подобное.
И получается в результате, что наша Церковная жизнь приносит не только духовную радость, но и глубокое духовное страдание, так что не всегда получается отделить одно от другого..
Но, в конце концов, существует такая вещь, как любовь к собственной судьбе. Мы любим ту несчастную судьбу, которую Господь определил для нас. Не то чтобы она нам нравилась и мы радовались несчастьям России и Церкви. Ничего подобного! Дела обстоят ужасным образом, но мы бы не хотели избежать своей судьбы, уклониться от этой боли.
Собственно, антимодернист отличается такой любовью к своей судьбе, отличается от тех, кто не любит свою судьбу. А кто же ее не любит? Не любит ее идеолог-модернист, раскольник-революционер, потому что каждый из них думает, что сам определяет свою судьбу.
Антимодернист идет путем обычным, каким всегда шли все православные, и проходит мимо обвинений в бунте и компромиссе, как к нему отношения не имеющих.
