Тема власти
Мы несколько раз говорили о том, что в романе исследована проблема власти и безвластия в современном мире. В наших выводах этой теме тоже нужно уделить место.
В определенный момент в мире воцарилось безвластие, и Гессе, как интеллектуала, это глубоко затронуло, потому что безвластие есть бессмысленность.
Вместе с тем, не очень легко понять, почему утрата авторитета государством и Церковью привела к полной анархии, не оставив совершенно никаких центров власти. Гессе пытается не только исследовать этот вопрос. Он также предлагает свое решение. Интеллектуал должен связать себя, найти один и тот же закон внутри и вне себя, а затем ему подчиниться: «Чем выше должность, тем глубже связанность. Чем больше могущество должности, тем строже служба». Здесь, между прочим, Гессе предлагает реалистический выход, а не утопический. Как мы понимаем, не все готовы воспользоваться этим рецептом, но ведь и речь понятна только понятливым.
Вместе с Гессе мы установили, что в классическую эпоху (примерно до 1800 года) власть еще существовала, а после этого, начиная с эпохи романтической, все сверху донизу стали безвластны: монархи, Церковь, политики, интеллектуалы. И при этом никто, никакой слой не хочет смириться со своим безвластием, а, напротив, рассматривает это как позволение участвовать в борьбе за власть: всем сословиям, всем классам, всем организациям, сектам, вплоть до самых незначительных.
Теперь, в «фельетонную эпоху», государство, модернизированная Церковь и другие общественные силы борются за духовную власть. И они могут даже воображать себе, что близки к захвату власти (этатизм Муссолини, власть личности у Гитлера, власть технократов и ученых, «министерство культуры»).
Несколько иным образом безвластие задевает интеллектуала. По его профессии, интеллектуалу власть нужна только для того, чтобы понимать, то есть, как мы выяснили, соединить деяние с разумом. Если интеллектуал утратил способность читать и понимать написанное, то он погубил единственное оправдание своего существования. В безвластном обществе, в мире, где ничего не понятно, интеллектуал становится ненужной роскошью, что, собственно, и доказывал Кнехт своим собратьям по Касталии.
Итак, чтобы понятная речь вновь стала понятной, нужна власть. Безвластие, как исторический феномен, не позволяет этого сделать и превращает понимание понятного в нерешаемую проблему.
Соединение деяния с разумом
Если вместе с Гессе учесть это положение всеобщего безвластия, то столь простое на вид дело, как чтение, оказывается весьма опасным. Мы всегда читаем над пропастью непонимания. И Гессе, на мой взгляд, делает все, чтобы обратить на это наше внимание. Если этот прием Гессе подействовал, то мы станем читать и со своей читательской властью судим о романе, чтобы в нас соединились деяние и разум. А это соединение, как мы сказали, и составляет основную тему в романе Гессе «Игра в бисер».
И тут, если мы несовершенны в нашем искусстве чтения, мы оказываемся в области неясной и неустойчивой. Как судить о том, правильно ли мы прочли роман, то есть совершили разумное действие, поступили разумно?
Здесь беспомощны наши обычные представления. С одной стороны, соединение теории и практики не может быть только абстракцией. Что это было бы за соединение, если в результате осталась бы одна абстракция? Но, с другой стороны, странно было бы говорить и только о практической пользе от чтения.
Итак, попытки чтения показывают нам, что мы способны понять либо абстрактную мысль, либо безрассудное деяние, но никак не соединение мысли и действия в одном разумном действии. А что это, в конце концов, значит? То, что мы, вместе с нашими современниками, отчуждены от первой реальности, враждуем с ней и клевещем на нее.
Ведь в действительности, следовать разуму, соединяя в своей жизни мысль и действие, очень легко и до конца понятно. Это соответствует природе человека.
Природа разумно устроена Богом. И человеческий разум есть часть этой реальности, и поэтому способен понимать в природе то, что в ней разумно. Вот почему Святые отцы говорят о разумном деянии как чем-то о непосредственно исполнимом: человек должен соединить правую мысль с правым действием, он должен свободно совершать разумный выбор наилучшего и при этом хорошо знать, что есть наилучшее. Это и значит: идти к свету, и знать, что этот свет не есть тьма (Мф. 6:23).
Св. Андрей Критский призывает в Великом каноне:
Бди, о душе моя, изрядствуй якоже древле великий в патриарсех, да стяжеши деяние с разумом, да будеши ум зряй Бога, и достигнеши незаходящий мрак в видении, и будеши великий купец.
Неспособность соединить деяние с разумом – это проблема не философская, а историческая, и Гессе помогает нам понять, что это проблема нашего с ним Нового времени. Тем самым, Гессе смог нанести удар по одному из наиболее зловредных мифов современности: мифу о разрыве между теорией и практикой.
Когда наступило духовное безвластие, на его фоне совершилось самооткровение личности, которое уравняло понимающих и непонимающих, верующих и неверующих. Здесь зазвучал тот самый похоронный звон по интеллектуалам, который звучит и до сего дня. Человек стал свободен и безвластен, а свобода и повиновение стали страшными пугалами, вместо понятных понятий.
Вдруг стало трудным и непонятным то, что всегда было легко и понятно. Недостижимым и непостижимым стало вдруг то, как это можно действовать разумно, мыслить в соответствии с действительностью, поступать по совести.
В романе мы прочли о том, что разум и действие соединяются в игре в бисер, и незаметно для себя мы сами их соединили. Читая роман (труд невелик!), мы тем не менее возвели и абстрактное, и частное к общему закону, главенствующему и над общим, и над частным, над личностью и обществом. Сам же этот закон, как Божественный, не может обсуждаться в произведении искусства. Любое искусство слишком низко для этого: человек и его искусство должны подчиняться этому закону, но не смеют его оспаривать.
Закон личности и чтение
Очутившись в мире беззакония, ум жаждет закона. И сам ум хотел бы стать этим законом, но это ведет к беспорядку еще худшему. Как выпутаться из этой ловушки, а точнее, одной из множества ловушек, которые расставило время Отступления?
Возьмем тему биографии, как жанра, и связанную с ней проблему закона личности. Ведь очевидно же, что самооткровение личности, обретение ею абсолютной свободы над собой, «самосотворение» человека открывает путь не к истине, а к свободе обманывать себя, представляться кем угодно, в том числе и в своем истинном виде, если на то придет охота.
Судя по тому, как построен роман, Гессе понимал, какие опасности подстерегают думающего человека, и подстерегают его не тогда, когда он думает, а тогда, когда думающий не думает. Выходом является игра в бисер, не ее описание (собственно, только упоминание) в романе, а просто чтение романа под тем же названием. Выход здесь состоит в том, что роман и его автор стремятся к цели, которая находится вне романа, вне литературы, увлекая за собой читателя. В сочинении и в чтении происходит взаимное превращение жизни в искусство, и искусства – в жизнь. Такое превращение уже не только описано, но и исполнено.
Наверно, это прозвучит довольно странно, но, читая, ты обнаруживаешь закон личности в себе и над собой, а в этом и состоит возведение частного к общему. Весь закон личности состоит в том, чтобы подчиниться закону Божию.
Следующая глава: Зачем читать и изучать роман «Игра в бисер»
