Search

Догматика профессора Скурата

Роман Вершилло

Сборник статей профессора Московской Духовной академии К. Е. Скурата “О Святом Православии” (Москва: “Православная педагогика”, 2002) отличается ясностью и даже чеканностью формулировок. Первая же глава первой статьи сборника начинается следующим заявлением:

Определить в точных рациональных понятиях, что такое Православие, – невозможно. Нельзя подвести его под какие-либо определения – оно всегда будет оставаться несоизмеримо выше и шире их. Недоступно оно познанию на основании составленных теологических трактатов – менее всего оно выражается в понятиях. Православие – это реальность, духовная жизнь, духовный путь, опыт. Как таковое оно узнается, усваивается в самой жизни Церкви, церковного народа и понятным становится лишь живущим им и в нем. Судить о Православии извне весьма трудно (С. 6).

После этих слов проф. Скурат мог бы поставить жирную точку, и больше никогда ничего не писать. Здесь все сказано. И, среди прочего, то, что никаких книг о Православии писать не требуется.

Если воспринимать сказанное им всерьез, излишним оказывается и сам К. Е. Скурат в качестве именно профессора. Среди широкой публики все еще бытует предрассудок, что учитель должен отчетливо понимать то, чему он учит, и учить этому в точных терминах и определениях. Кому нужен преподаватель, который изучает неопределимое и учит непонятному, да к тому же в неточных выражениях? Такой человек не педагог, и не ученый, а разве что “учитель жизни” в толстовском духе. Правда, в современной школе, в том числе и высшей, подобные преподаватели встречаются все чаще. Достаточно взять Российский гуманитарный университет (РГГУ), где изучают и культурологию, и религиоведение, и политологию примерно на том же уровне и с теми же предпосылками.

Догматика профессора Скурата

Осознает ли проф. Скурат, что его концепция вполне адекватна самым разрушительным – оккультным и обскурантистским – тенденциям современного российского образования?

Сам вопрос этот неуместен. Ведь декларация профессора Скурата направлена против здравого смысла как такового, против какой-либо способности понять то, что говоришь.

Теперь перейдем к более пристальному рассмотрению декларации К.Е. Скурата. Профессор утверждает: “Невозможно определить, что такое Православие”. Возможно, так он хочет возвысить Православие над тем, чему можно дать определение. Например: Церковью, благом, верой…

Допустим на мгновение, что проф. Скурат прав. Но тогда мы не знаем, что такое Православие. Мы даже не можем веровать в него, поскольку мы не знаем, во что именно следует веровать.

Если так, то никакого Православия нет, а точнее, о нем ничего нельзя сказать. Даже само слово “Православие” употреблять более не следует, поскольку оно не обозначает ничего определенного.

Тогда нет, разумеется, никаких “православных”. Нет и самой Православной Церкви, поскольку мы никогда не поймем, чем она отличается от неправославных церквей. А не понимая сами, мы не можем проповедовать Христианство. Мы будем звать, но невразумительными словами, да еще и неизвестно куда.

Проф. Скурат продолжает: “Православие недоступно познанию на основании составленных теологических трактатов – менее всего оно выражается в понятиях”.

Следовательно, богословские науки преподавать излишне, а по-настоящему – вообще невозможно. Даже писания Святых отцов, признанные и переданные в качестве авторитета Святыми Вселенскими Соборами, не дают нам познания Православия. Я бы не удивился, если бы проф. Скурат считал, что и Символ веры не передает нам ничего понятного о Православии.

Выше наш автор утверждал, что “определить в точных рациональных понятиях, что такое Православие, – невозможно”. Это не мешает ему предлагать свое определение: “Православие – это реальность, духовная жизнь, духовный путь, опыт”.

Это, конечно, не определение Православия, поскольку Православие якобы “неопределимо”. И “реальность, духовная жизнь, путь и опыт” – не являются точными рациональными понятиями. Это вообще не понятия, согласно проф. Скурату. Тогда что же это? Что подразумевает К.Е. Скурат под словом “реальность”? Ведь он не должен ничего определенного подразумевать.

Оставим на некоторое время профессора в его “”адогматическом тумане” и вернемся к Православному исповеданию, к которому принадлежим. Христианину должно быть понятно, что Православие – это, прежде всего, вера. Мы твердо знаем, что веруем в Бога-Троицу. Мы также удостоверены Писанием и Преданием, что Бог – это Бог, а Троица – Троица.

Мы знаем, что Православие есть вера истинная, правая, и отнюдь не сомневаемся в значении слов “вера”, “истина”, “правота”. Поэтому нам понятно, почему наша вера именуется Православием.

Исключив из Православия понятность и определенный смысл, проф. Скурат выбил у себя и своих последователей почву из-под ног. После этого любые разговоры о догматике становятся беспредметными. Догматы повисают в пустоте, хаотически движутся в броуновском движении внутри бессмысленной вселенной.

Однако, как бы тому ни сопротивлялась адогматическая мысль нашего автора, мы его понимаем. Он хочет сказать, что реальность, жизнь, путь и опыт – это не понятия и не слова, а сами вещи, и даже целостное течение жизни. Профессор как будто вставляет в печатную страницу своего сочинения “окно в жизнь”, телеэкран, который транслирует реальность.

Это воззрение наталкивается на два очевидных возражения: проф. Скурат все-таки вынужден использовать слова и понятия. “Реальность”, “духовная жизнь”, “путь”, “опыт” в его статье – это слова, или нет? А если слова, то они необходимо имеют какой-то определенный смысл, иначе это даже не крики животных.

Чтобы выразиться адекватно, профессору, с его убеждениями, надо бы не писать и говорить на человеческом языке, а непосредственно демонстрировать саму реальность прямо в себе самом. И отсюда возникает второе возражение: чтобы увидеть реальность, надо знать, что такое реальность. Для начала надо узнать, что такое духовная жизнь, а только потом ее можно будет различить в окружающем хаосе. Мы ведь вообще видим только то, что знаем.

Правда, физиологи утверждают, что у человека есть так называемое “общее чувство”, которым человек ощущает, что он жив. Мы очень надеемся, что профессор не его имеет в виду.

Духовное надо понимать духовно, как о том учит Апостол: “Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но словами изученными от Духа Святаго, соображая духовное с духовным. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов” (1 Кор. 2:12-16).

Апостол, как мы видим, говорит о познании того, что даровано нам Богом. Он указывает, что Христианская проповедь звучит в именно в тех словах, которым научил Святой Дух.

Вот как толкует эти слова Апостола св. Феофан Затворник: “У нас [то есть, у Апостолов] были свои приемы. Как учил Дух Божий, так мы и говорили. Дух Божий внушал определенные истины; они вызывали определенные понятия, а понятия привлекали определенные слова. Слова сии браты были из суммы слов, какими обладал тот, кому открывалась истина, равно и образ речи пробуждался тоже тот, к какому привык, или сроден приемлющий откровение” (св. Феофан Затворник. Толкование Первого послания святого апостола Павла к коринфянам//изд. 2-е. М.,1893. С. 112).

Здесь прослеживается неразрывная цепь между истинами веры, понятиями и словами. Св. Феофан каждое из этих звеньев называет “определенным”, то есть не неясным и не произвольным. Точные истины вызывали точные понятия, и им соответствуют наиточнейшим образом подобранные слова. Эта определенность и точность была даром Святаго Духа, Который и действовал в Апостолах и их проповеди.

Что значит здесь: соображая духовное с духовным? Святитель Феофан объясняет: “Духовное – премудрость Божия, все истины Духом Божиим внушаемые: “с духовным” – духовными словами, оборотами речи, способами выражения открываемых истин. Итак, Апостол говорит: для духовных истин подбирая соответственные тем предметам слова и обороты речи, которые тоже надлежит назвать духовными” (Там же).

Проф. К.Е. Скурат разрубает на части эту цепь, предлагая читателю непосредственно обратиться к реальности и духовной жизни. В то же время он разрушает все указанные Святым Духом пути к жизни и реальности.

Кажется, впрочем, что профессор Скурат не вовсе отрицает смысл догматов и познаваемость того, что такое Православие. Например, он пишет, что невозможно определить в точных рациональных понятиях, что такое Православие. В точных, видите ли, нельзя, а в каких-то других – можно.

Также профессор не отрицает возможности дать определение Православию, а только уточняет, что Православие всегда будет оставаться несоизмеримо выше и шире всех определений. Наконец, профессор говорит, что “судить о Православии извне весьма трудно”, но не категорически невозможно.

Трудно требовать ответа у человека, отрицающего адекватность слов и понятий, но попытаемся задать несколько вопросов.

В точных рациональных понятиях определить Православие нельзя, а в каких можно? В неточных, приблизительных, расплывчатых?

Возьмем первый член Символа веры: “Верую во Единого Бога Отца”. Мы не можем постичь Бога. Он абсолютно непостижим для человеческого разума. Но со словами о Боге мы, будучи христианами, связываем некоторое понятие. Мы понимаем, а Церковь убеждает нас в это веровать, что Бог есть Дух, вечный, всеблагой, всеведущий, всеправедный, всемогущий, вездесущий, неизменяемый, вседовольный, всеблаженный (Христианский Катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви).

Ограниченные в своем человеческом тварном естестве, мы не можем постичь во всей полноте, что такое вечность, всеблагость, всеправедность… Но несмотря на ограниченность, мы никогда не спутаем вечность со временностью, неизменность – с изменчивостью, вездесущие – с ограниченностью. Мы имеем достаточно точное понятие о Боге, чтобы никогда не спутать Бога с тварными существами, иллюзией и ложью. Только это и значит “иметь понятие”, и ничего другого – никаких “неточных понятий” – в принципе не существует.

Так уж ли узко и недостаточно определение Православия как истинной веры в Бога? Недостаточно для какой невообразимой цели? Что “несоизмеримо” более высокое и широкое может предложить профессор, нежели истинная вера в Истинного Бога?

К. Е. Скурат отсылает своих читателей к диалектике “внутреннего и внешнего”, когда говорит: “Судить о Православии извне весьма трудно”. И эта диалектика весьма сомнительного достоинства.

Возьмем простой пример: институт оглашенных. Оглашенные, то есть еще не принявшие Крещения, определенно находятся вне Церкви. Несмотря на это, им подробно объяснялась Христианская догматика, как это видно, например, из Огласительных бесед св. Кирилла Иерусалимского. Мало того, от оглашаемых ожидали точного понимания преподаваемого им учения. Такое понимание, с помощью опытных наставников, считалось не чрезмерно “трудным”, а напротив – вполне доступным для обычного человека.

Это о тех, кто “вне”. Теперь обратимся к тем, кто “внутри”. Вот, к примеру, Арий. Он многие годы находился в Церкви, где стал даже священником. Правильно ли он судил о Православии “изнутри”? А наш современник о. Г. Кочетков, к несчастью и позору Церкви находящийся “внутри”? Ему тоже “трудно” судить о Православии, или, может быть, легко?

На самом же деле профессору совершенно все равно: трудно или легко понять, что такое Православие. Своим особым способом К. Е. Скурат транслирует в пространство следующие известия:

– понять Православие извне невозможно, так что даже непонятно, зачем становиться православным;

– но и изнутри судить о Православии, получается, невозможно.

Одно только утешение предлагает нам профессор: раз ты внутри, то тебе и понимать ничего не нужно. Внутри все понятно помимо понятий и определений.

Понимание без ума по справедливости следует назвать безумием. И к Святому Православию это безумство никакого отношения не имеет.

Роман Вершилло

Помочь проекту

СБЕРБАНК
2202 2036 4595 0645
YOOMONEY
41001410883310

Поделиться

По разделам

Один ответ

  1. С одной стороны язык не описывает всей полноты божественных предметов. С другой – мы не может утверждать, что язык вообще не способен к описанию. Это спор гностика и агностика, Августина с академиками (скептиками). Нужно верно определиться к значению словесных исповеданий и высказываний о вере. Скурат говорит, что истина не в словах, а в той Церковной жизни, в которую войти призывают слова. Этому трудно возразить. Но если все словесные определения размыты – то как очертить грань православности? Ведь эта грань чертилась словесным способов в виде высказываний-постановлений Соборов. Говоря, что высказывания не однозначно ясны, можно попытаться вплести в православие и нечто чужеродное, внешне схожее с православием, как бледная поганка иногда походит на шампиньон.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.