Египетская мудрость на службе модернизма

Насколько известно, сборник статей о. Владимира Цветкова “Беседы о православном мировоззрении” (сост. Л. А. Ильюнина. СПб.: Русская Классика, 2009) не вызвал больших споров и не привлек к себе внимания. А жаль.

О. Владимир Цветков, руководитель общества православной культуры им. Святителя Игнатия Брянчанинова, духовник Свято-Софрониевой Нижегородской Пустыни и “Евразийского движения” А. Дугина, предлагает, пожалуй, самый необычный вариант модернизма. Он прямо называет своим учителем о. П. Флоренского, и это, к сожалению, соответствует действительности. Вслед за о. П. Флоренским о. Цветков усвоил оккультное герметическое мировоззрение, которое излагает вполне открыто, прежде всего, в статье о “золотом сечении”.

Герметизм – это оккультное учение, содержащееся в позднеэллинистических трактатах, приписываемых Гермесу Трисмегисту, отождествленному с египетским богом Тотом, и содержащих, будто бы, древнейшую тайную египетскую мудрость. Как указывает А. Ф. Лосев, в герметизме создавалась противоестественная, но исторически необходимая спайка язычества и христианства. Герметизм пережил возрождение в кон. XV – нач. XVII вв. в сочинениях Марсилио Фичино, Джордано Бруно, английского оккультиста Фладда, и через оккультную традицию влился в религиозную философию “Серебряного века” (см. А. Ф. Лосев. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. Кн. I; также: Эстетика Возрождения).

О. В. Цветков, похоже, принимает это учение за истинное: Мы сейчас должны сказать прежде всего о титаническом, подвижническом труде и попытках символически осмыслить мир древнеегипетской цивилизации, которая, к сожалению, для нас является загадкой. Мы можем иметь представления о ней только по каким-то внешним признакам, по тем остаткам материальной культуры, которые сохранились, ибо богословские, философские тексты практически не дошли до нашего времени. Эта полная неизвестность отнюдь не мешает автору подробно излагать положения египетской “мудрости”, впрочем, до удивления совпадающие с герметизмом Дж. Бруно, Фладда, о. П. Флоренского и других.

Согласно объяснениям о. В. Цветкова, именно египетская мудрость легла в основу греческой философии и культуры. Христианская же культура, якобы, зародилась в недрах древнегреческой. О. Цветков особо отмечает египетскую магию, породившую греческие мистерии, причем, не непосредственно, а через святых отцов, через христианскую культуру! Этот опыт общения с бесами в мистериях, а также греческая философия, в свою очередь послужили материалом для построения целостного, православного, христианского мировоззрения, утверждает проповедник.

Он пишет буквально следующее: Лишь греческая культура, благодаря ее взаимодействию с позднеегипетской, наследовала, пусть не во всей полноте, сокровища культуры древнеегипетской, причем, наследницей она была не непосредственно, а через святых отцов, через христианскую культуру, которая зародилась в недрах древнегреческой культуры. Все то, что было воспринято (даже без понимания того, что это воспринято из древнеегипетской культуры) — греческая философия и греческая мистика, греческие мистерии — все это святые отцы вычленили, увидели и воспользовались этим опытом для построения целостного, православного, христианского мировоззрения (С. 439-440). Из путаных объяснений явствует, что о. В. Цветков считает, что египтяне получили первоначальное откровение, а греки и Христианская Церковь лишь через египетское посредство.

О. Цветков чрезвычайно высоко оценивает древнеегипетскую культуру, хотя и признает, что о ней никому ничего не известно: Научный уровень древнеегипетской культуры был очень высоким, но, увы, он не сохранился до нашего времени не только во всей полноте, но даже в каких-то отблесках, каких-то основных направлениях (С. 441).

Из всего сказанного о. Цветковым о египетской “мудрости” и культуре достоверно только то, что об этой мудрости мы действительно знаем очень мало, но совсем не потому, что от нее мало сохранилось, и не потому, что эта мудрость как-то особенно глубока и непостижима для современного человека. Прямо напротив: науке известно весьма многое о египетской культуре и религии. До нас сохранились многочисленные религиозные тексты, и именно на их основании ученые делают вывод о “загадочности” египетского миросозерцания в смысле крайней противоречивости и неясности его для самих древних египтян.

Крупнейший русский историк Древнего Востока Б. Тураев пишет, что египетская религия поражает исследователя прежде всего той видной ролью, какую в ней играл фетишизм во все периоды ее истории… Египтяне олицетворяли и одухотворяли всё; всем неодушевленным предметам они давали имена, во всех их видели присутствие каких-то сил, и нередко видимо выражали это… Они считали носителями духов и деревья, и животных, и светила, и горы, и воды, и камни. Различного рода странные фетиши, смысл и происхождение которых неизвестны, пользовались их поклонением в различных центрах. Наряду с ними поклонялись животным, которых впоследствии объявили живыми подобиями божеств, душами их.

Если правдой является то, что египтяне могли отчасти повлиять на греческое язычество, то полной нелепостью является утверждение о влиянии этого примитивного и бездуховного мировоззрения на греческую философию. На кого мог повлиять этот фетишизм? На Сократа, на Платона, на Аристотеля?

Вообще все, что нам известно о Древнем Египте, не вяжется с широковещательным заявлением о. В. Цветкова о том, что в древнеегипетской культуре отмечается колоссальная духовная жажда и колоссальное духовное стремление (С. 440). Священное Писание иначе описывает устремления египтян и их наказания от Бога за эти “устремления”: За неразумные помышления их неправды, по которым они в заблуждении служили бессловесным пресмыкающимся и презренным чудовищам, Ты в наказание наслал на них множество бессловесных животных, чтобы они познали, что, чем кто согрешает, тем и наказывается (Прем. Сол. 11:16-17).

О сокровищах древнеегипетской культуры, созданных идолопоклонниками и идолотворителями, Писание говорит: Будучи смертным, он делает нечестивыми руками мертвое… Притом они почитают животных самых отвратительных, которые по бессмыслию сравнительно хуже всех. Они даже некрасивы по виду, как другие животные, чтобы могли привлекать к себе, но лишены и одобрения Божия и благословения Его (Прем. Сол. 15:17-19).

И потому о. В. Цветков далее всего от истины, когда говорит о том, что египтяне, чуть ли не как православные, верили в воскресение мертвых. Он утверждает: Основной парадигмой древнеегипетской культуры была вера в воскресение мертвых, которая оформилась как “древнеегипетская ученость”… Вера в то, что человек бессмертен, и не просто бессмертен по душе, как это понималось и на Востоке, а бессмертен по плоти, бессмертен в том естестве телесном, в котором он жил, в котором он умер. Важность человеческого естества физически и технологически засвидетельствована древнеегипетской цивилизацией. Пример тому — пирамида Хеопса, которая является одним из семи чудес света, и которая будет, по-видимому, стоять до конца времен, до второго Пришествия, взывая к небу о воскресении (С. 441-442).

Египтяне действительно учили о воскресении мертвых в смысле продолжения материального бытия за гробом, и усиленно готовились к нему. Как пишет Б. Тураев, можно сказать, что в этой жизни египтянин главным образом готовился к тому, чтобы не умереть несмотря на смерть… Впрочем, представления об участи покойников и вообще о царстве мертвых были у египтян спутаны и противоречивы. Причина этому – развитие и наслоение, не вытеснившие старых взглядов. Египтяне вообще были народом консервативным и мало логичным: то, что они получали вновь путем культурного развития, не заставляло их отбрасывать старого, более примитивного достояния… Отсюда в течение веков образовалась такая путаница, что наука в настоящее время не всегда оказывается в состоянии разобраться.

Итак, египтяне никогда не забывали первобытных представлений, что умершие не чужды земных потребностей и нуждаются в кормлении. Царские гробницы представляют собой настоящие магазины заупокойных даров. И частные лица справляли поминки по своим усопшим, принося жертвы из быков, гусей, вина, елея, молока, хлеба и т.п. В противном случае покойник должен был довольствоваться нечистотами или бросаться на живых.

Умерший мог есть и пить. Он также мог ходить, куда ему угодно, мог видеть и говорить. Все это достигалось особыми церемониями, которые проделывались над мумией, а также рисунками дверей на гробнице, изображением глаз на гробе.

Иными словами, египтяне не только верили в воскресение тела, но и “воскресение” земных наслаждений для этого тела, считающихся Христианством греховными и ведущими в погибель. Весьма много текстов говорит о пропитании покойного, для которого “мерзость голод и жажда”. Еда и более грубые развлечения составляют едва ли не единственное занятие; жадность покойного везде подчеркивается. Обеспечить это благоденствие за гробом должны были магические формулы и надписи, которые в изобилии сохранились до нашего времени.

О. В. Цветков учит о том, что египтянам было известно даже понятие “богосыновства”: То, что человек является отображением Бога, засвидетельствовано в вере древних египтян в то, что фараон — сын Бога. Понятие о Богосыновстве входило в древнеегипетскую культуру (С. 443). Скажем даже больше того: египтяне не то, что усыновляли, а прямо отождествляли любого покойника с Осирисом. Это отождествление достигалось через прочтение над трупом и надписание на гробнице магических формул. В каком же смысле о. Цветков усыновление Осирису именует Богосыновством?

Если бы даже египтяне учили совершенно православно о воскресении мертвых, не веруя при этом во Христа, то и в этом случае это был бы чудовищный Апокалипсис без Христа. Да, они ожидали воскресения, но воскресения мертвых духовно, веровали в воскресение в смерть и стремились к тому, чтобы не умереть несмотря на смерть. Таким образом, это учение максимально далеко от Христианского учения о воскресении мертвых. Вся религия язычников сосредотачивается вокруг культа мертвых,- говорит блж. Августин, но это свидетельствует не о близости язычества к Христианству, а совсем напротив.

В остальном о.В. Цветков вполне вразумительно излагает положения герметизма, обнаруженные им у о.П. Флоренского и других модернистов, правда, называя все это безобразие “православным мировоззрением”.

Прежде всего, о. Цветков возвещает о некоем необычайном величии человека. Человек это не “прах и пепел”, как праотец Авраам. О нет, он велик, глубок и таинственен! Таинственна сущность человека. Таинственность эта осталась и в нашем падшем состоянии, совершенно непостижим каждый человек (С. 9). После этого не удивляешься утверждению о том, что материнство и девство – это явления космические: Дева и мать — это космические, онтологические, духовные понятия и состояния (С. 180). Богоматери также кощунственно приписывается вселенское, космическое, можно сказать, абсолютное материнство (С. 185).

Во-вторых, о. Цветков четко следует герметизму и в объяснении того, почему же человек так “велик” и в его падшем состоянии. Человек, оказывается, наделен сверхъестественным значением и силами, потому что находится в центре всех вещей. Человек – это “малый мир”, микрокосм: Человек находится в центре мира, и все, что создано в этом мире, создано для человека. Весь мир — это не что иное, как развертка человеческого естества, как бы спектр такой, который брошен на окружающий мир, и в этом мире нет ничего, чего нет в человеке.

Человек – это такое сокровище, которое может спастись: Человек — это микрокосмос. Микрокосмос по небольшому количеству вещества, которое потребовалось для его создания, но макрокосмос по глубине замысла, и достоинству, и предназначению, потому что каждый из нас сотворен так, чтобы он мог спастись, войти в вечную жизнь. Из небольшого количества вещества создано некое сокровище, которое может войти в вечную жизнь — это человек (С. 22).

То есть, если по учению Христианства, человек не мог спасти себя, и для его спасения нужна была Жертва принесенная Богочеловеком на Кресте, и теперь необходимо усвоение плодов этой Жертвы в Таинствах, то здесь человек именно сам способен спастись, может войти в вечную жизнь. Для человека нет ничего невозможного. Но это, конечно, не чудо, потому что человек способен творить невероятное.

Человек,- по учению о. Цветкова,- есть средоточие, центр и мера всех вещей… Человек является малой Вселенной, он соразмерен окружающему нас миру, и мир, несмотря на его величие, есть лишь меньшая часть человеческого естества (С. 443). Человек – мера всех вещей, и это значит, что в нем заложена способность познавать Бога. То есть чудесен сам падший человек, а Богообщение уже не становится чудесным, а напротив, естественным: Человек — это мера всех вещей. Человек имеет право измерять собой все. Все человекоподобно, антропоморфно в этом мире. Все является только проекцией человеческого существа, человеческого существования. И это позволяет человеку — образу и подобию Бога — общаться с Богом, познавать Бога. Познавать Бога можно только Богом же, но благодаря тому, что вложено уже в человека (С. 23).

Итак, всё в мире человекоподобно, и это, по извращенной логике о. Цветкова, позволяет человеку общаться с Богом. Понятно, что это возможно только при принятии языческого и герметического положения о внутреннем родстве человека с Богом по существу: Мировоззрение православное символично по существу и онтологично (выд. нами.- В.Р.) по целям, и требует в начале веры, доверия. Доверия Богу. И не только Богу. Оно требует от нас раскрытия нашего сердца для свободного отклика на все то, что нас окружает, для принятия мира, ближних, себя самого, того принятия, которое в высшем своем выражении зовется любовью (С. 123).

После этого, разумеется, уже нет речи о непостижимости Бога и о вере в Бога. И, наоборот, открывается возможность языческого гнозиса, познания Бога через общение по естеству.

Человек,- учит о. Цветков,– частица Божества, и поэтому достоин того, чтобы в него воплотился Бог: Сам Христос пришел для того, чтобы спасти человека, для того чтобы, взяв на Себя человеческое естество, став одним из нас, еще раз утвердить достоинство человеческое, человеческой реальности, человеческого существования (С. 22). То есть никакого истощания в подвиге Христа не было, а было лишь вполне естественное утверждение “исконного богоподобного достоинства” человека.

Поэтому в человека можно только верить, и утрата такой гуманистически-оккультной веры осуждается как греховная: Мы перестаем верить в человека. После того как мы теряем веру в Бога, мы теряем веру в человека (С. 11).

Но как же человек творит столь “великие” дела? Не через государство, общество или науку, не через вложенные в него Богом разум и силы, а через особое оккультное символическое познание мира. Иными словами, для оо. Флоренского и Цветкова человек в полном смысле слова – это белый маг, управляющий миром посредством “отношений”.

Вводимое понятие микрокосма и нужно для того, чтобы объяснить, как падший человек – это жалкое и ничтожное существо – влияет на мироздание изнутри своей “таинственности”. Человек посредством символов управляет своим внутренним миром, и тем самым управляет и миром большим, поскольку весь мир — это не что иное, как развертка человеческого естества… и в этом мире нет ничего, чего нет в человеке. Мир внутри человека и мир вне него совпадают, связаны непосредственно, и поэтому, меняя себя, человек необходимо меняет внешний мир. То есть все орудия для оккультного управления миром находятся внутри сознания и человек может сохранять гармонию мира и разрушать ее через свою внутреннюю жизнь. Это учение является четким доказательством герметического и оккультного происхождения мировоззрения о. Цветкова.

Он учит: Символическое понимание мира, символическое мышление направлено на овладение миром внутри самого себя, овладение миром духовным. Такое понимание возможно лишь при наличии вертикали, которая соединяет человека и Бога. Вертикаль, идущая от Бога, проходит через сердце человеческое, и затем касается реальностей окружающего мира, которые являются не предметами аналитического исследования, а символами горнего… Символы ставят человека в центр Вселенной, и человек осознает себя существом, которое должно отвечать за гармонию всего мира, за то, чтобы мир подчинялся Богу, чтобы мир соответствовал своему предназначению; с тем, чтобы каждая овца могла спасаться, преображаться и приходить в ту гармонию, из которой она выпала по нашей вине, из-за нашего грехопадения (С. 438).

Учение о человеке как микрокосме несовместимо с Христианской нравственностью. Везде, как можно заметить, речь идет о сверхъестественной значимости человека в его падшем состоянии, а не о святом человеке.

Микрокосм используется в герметизме и в качестве орудия против Христианского учения о спасении души в жизнь вечную. Попечение о собственном спасении отходит далеко на задний план, а главной задачей становится космическое спасение, искупление всего мира, творение новой вселенной.

О. Цветков подводит базис под модернистское учение о синергии. Новый спасенный мир строится “совместным творчеством Бога и человека”. Он говорит: Новая, третья вселенная будет строиться и уже строится путем синергии, совместным творчеством Бога и человека, это будет уже богочеловеческое творение, требующее нашего творчества, наших усилий, нашего понуждения себя на борьбу, без которой наше спасение невозможно (С. 471).

Разумеется, так понятый человек творит великие дела в мире и за его пределами, например, “спасая мир”: Все, что окружает нас, все творение смотрит на нас с надеждой, что мы, очистившись от греха, освободившись от зависимости от падших духов, спасем и окружающий мир (С. 26).

При таком “величии” человека не может быть речи о страхе Божием. Согласно о.В. Цветкову, страх Божий – это боязнь собственного всемогущества, боязнь разрушить “структуру мира”. О. Цветков извлекает такой оккультный урок из Евангелия: Христовы притчи учат нас внимательности, благоговению в отношениях, в операциях с предметами мира, потому что человек верующий прежде всего свидетельствуется страхом Божиим: “Начало премудрости — страх Господень”. Что это за страх?… Это страх благоговения, страх разрушить структуру мира, страх не понять чего-то, страх сделать что-то не так; этот страх — в присутствии величия Божия. Сущность этого страха не только в памяти о непосредственном присутствии Бога, но и присутствии Его во всех предметах окружающего мира, во всех обстоятельствах нашей жизни и в нашем собственном существе, имеющем определенное предназначение, определенные задачи, которые необходимо нам осуществить здесь, на земле (С. 448).

В герметизме сознание человека символично, символично его мировоззрение и метод познания. Авторитетом в этом вопросе у о. В. Цветкова является все тот же о. П. Флоренский: Мы читали у отца Павла Флоренского, что подлинное и истинное познание мира не есть аналитическое его познание, но познание символическое (С. 437).

Этого мало: и сам мир также имеет символическую структуру. Так символы в душе человека вступают в контакт с символами мира, поскольку символический язык прекрасно отвечает символическому (мифологическому) устройству сознания: Есть структура сознания символическая или мифологическая, и есть структура сознания научная (С. 447). Или так: Иное мышление — мифологическое, когда миф понимается не как сказка или сказание о чем-то не существующем, а именно как личное отношение к реальности этого мира, к собственной реальности (С. 447). И вообще в герметизме мы вращаемся только в области символики – внутри себя и вовне.

Если Святые отцы отличали символы и образы от реальности, утверждая, что они лишь по имени сходны с духовными первообразами, то здесь, у о. Цветкова, миф равен реальности, это одно и то же: Символическое, мифическое мышление — это не значит иллюзорное, фантастическое (С. 460). А какое же, если не иллюзорное?

С одной стороны, это общепризнанный модернистами догмат о символичности всякой речи о Боге. В этом согласны и А.И. Осипов, и о. Григорий (Круг), и о. П. Флоренский. Однако есть некоторое различие: как мы видим, для о.П. Флоренского и его школы символична, то есть магична, вся вселенная, и она нуждается в расколдовывании ее символов со стороны мага. То есть символичен язык, символично познание, структура сознания человека и вселенная – также символичны. Наконец, и в Боге познаются символы.

Вместо познания слов истины и здравого смысла, в которых изложено Божественное Откровение Нового и Ветхого Завета, предлагается познание оккультное, познание в символах. То есть нам вновь предлагается опустить на Откровение такое же покрывало, которое ослепляет умы иудаистов, и не позволяет им взирать на славу Господню и преображаться в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа (2 Кор. 3:13-18).

У о. В. Цветкова мы встречаем просто недостоверные утверждения, вроде следующего, якобы почерпнутого у св. Григория Паламы: Дольнее — это символ горнего, то есть весь тварный мир, вся вселенная являет нам некие откровения, некие окошечки в мир духовный (С. 135).

Непосредственным источником этой ложной мысли является все тот же о. П. Флоренский, учивший, что и в Боге следует различать “внутреннее и внешнее”. А исходное лжеучение мы находим в герметическом трактате “Поймандр”: Бестелесные отражаются в телах, а тела – в бестелесных, то есть мир чувственный отражается в мире умопостигаемом, а мир умопостигаемый – в мире чувственном. Посему почитай изваяния, о царь, ибо они также содержат в себе формы из мира сверхчувственного.

Если принять, что мир во всех своих явлениях и предметах является Откровением Божества, тогда мир приравнивается к Писанию, которое также понимается “символически”.

Например, о.В. Цветков утверждает: Господь открывает нам тайны небесной, вечной жизни… при помощи реальностей этого мира, который Он сотворил для нас как некий язык для общения с нами… Любая тварная реальность этого мира — и дождь, и облако, и камень, и елей, и лев, и всякий зверь, и всякий человек — является символом Иисуса Христа. Весь мир нам говорит об Иисусе Христе. И когда мы увидим, когда мы почувствуем это, весь мир станет для нас прозрачным — все будет говорить нам о Нем, не отменяя нашей свободы, не принуждая нас ни к чему, а лишь приоткрывая окно в мир иной, в жизнь вечную (С. 136).

Во-первых, ложно утверждение, что любая тварная реальность этого мира является символом Иисуса Христа. Во-вторых, этим открывается путь к языческому поклонение камням, львам и т.д., потому что, если это символы Христа в прямом смысле слова, то им следует поклоняться как Самому Христу.

Но, как мы понимаем, это такое мировоззрение, где ничто не понимается в прямом смысле. А если так, то “священное писание” и “откровение” можно найти везде: Мы можем только поражаться глубине символики и прозрений древних, и можно сказать, что есть несколько Ветхих Заветов. Не только наш Ветхий Завет, который мы имеем как текст; Ветхим Заветом является и древнегреческая и древнеегипетская культура. Они соизмеримы и трудно отделимы одна от другой (С. 443-444). Выше мы видели, насколько соизмеримы и трудно отделимы Христианство и египетский культ мертвецов.

Символична в этой системе и Божественная литургия, поскольку символизирует… Вселенную! Что священник выносит на дискосе? Он выносит Вселенную! В центре — Агнец, слева частица, являющая Пресвятую Богородицу, справа девять частиц, соответствующие девяти чинам святых, и ниже два ряда частиц в молитвенное поминовение православных христиан, живых и усопших. Вот и вся Вселенная — все самое ценное, самое дорогое в ней. И мы поем: “Яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа”. Священник выносит на дискосе эту Вселенную, и это совершается в храме, действующей модели Вселенной, включающей в себя и первую вселенную, являемую нам в недельном богослужебном цикле (С. 57).

О. В. Цветков предлагает, таким образом, не просто оккультное, тайное знание, а оккультное знание об этом самом оккультном знании. Объявив, что и сам он излагает учение в символах, а не прямым текстом, о. В. Цветков может говорить любые вещи, объявляя несогласным, что все это лишь образные покровы строго православной Истины.

Заметно, наконец, что весь символизм сводится к тому, что духовное приравнивается к материальному, но не наоборот. Прекрасный пример тому в кощунственном учении о. Цветкова о Духе Святом: Дух Святой — он по-еврейски женского рода, и благодатью Духа Святаго мы наполняемся той таинственной и вечной духовной женственностью, которая постепенно, по мере исполнения нами заповедей и веры нашей, делает нас матерями и девами (С. 188).

Образный, мифологический, символический язык необходим герметистам и оккультистам для прикрытия тайны, которая, действительно, содержится в этом мировоззрении. Дело в том, что эти лица отрицают веру в Бога, отрицают веру в сверхъестественную благодать Божию. Сверхъестественным (“чудесным”) объявляется все, и прежде всего естество, плоть. Герметизм является принципиально антидуховным, монистическим мировоззрением, где тело не отличается от души и духа. Как выражается о. Цветков, мировоззрение православное символично по существу и онтологично по целям (С. 123).

Поэтому и о.П. Флоренский и о. В. Цветков везде учат не о благодати, а о сущности. Хотя тот же о. П. Флоренский много говорит об энергиях Божиих, то есть о благодати, энергия Божества понимается о. Флоренским лишь как существование Бога ad extra, во вне. Такое учение о двух сторонах Божественного существа является четким признаком именно оккультного учения о Боге.

В этом мировоззрении общение с Богом принимается только как общение по естеству, а не по благодати. Как мы видели выше, человек вступает в общение с Богом не по незаслуженному им дару, а потому что способен общаться. Человек близок к Богу, не потому что Бог его спас, искупив на Кресте Кровию Сына Единородного, а потому что в природе человека заложено онтологическое основание для его обожения.

Оккультное онтологическое мировоззрение ставит своей целью перемену сущности человека – с тварной на Божественную – через восхождение по лестнице существ.

Для начала о. Цветков сообщает о якобы присущем православному пониманию онтологизме взгляда. Православие якобы учит, как оккультизм, о наличии вертикали и некой онтологической мерности: больше или меньше (С. 488). Это, разумеется, не имеет отношения к Православию. Напротив, сущность, по учению Церкви, не может быть больше и меньше.

Как пишет св. Григорий Нисский, иронизируя над арианином: В какой мудрости почерпнул он познание о большем и меньшем относительно к сущности? Какая причина установила такую разность, что какая-нибудь сущность больше другой сущности, по самому, разумею, значению сего слова: сущность? Ибо пусть не представляет нам тех разностей в качествах, или в отличительных свойствах, какие по закону мышления понимаем как принадлежности сущности, составляющие нечто иное с подлежащим. Ибо не разности… чего-либо… предлагается теперь исследовать; но разумею само подлежащее, чему в собственном смысле придается наименование “сущность”; о сем спрашивается: точно ли какая-либо сущность имеет с другой разность в большей мере бытия? Но доныне еще не слышали мы, чтобы у двух существ, признаваемых имеющими бытие, пока оба существуют, в одном бытие было в большей, а в другом в меньшей мере, потому что и то, и другое равно имеет бытие, пока пребывает тем, что оно есть.

Св. Кирилл Александрийский подтверждает: Бытия одинаковой сущности и природы отнюдь не могут иметь по отношению к самим себе большее, то есть в рассуждении образа бытия.

И вообще какая бы то ни было перемена сущности невозможна: Каждая созданная вещь по роду, в собственной сущности своей, какой сотворена, такой есть и пребывает (св. Афанасий Великий). О том же еретике св. Григорий Нисский замечает: борется с самим законом естества, говоря, что от одного происходит другое.

Если возможно возрастание или перемена сущности, то мы покидаем область Православия и переносимся в область теософии и магии. Именно это и происходит с нашим автором и его учителем.

Например, о.В. Цветков учит: Святые отцы говорят о духовном либо на языке символическом (что неправда.- В.Р.), либо прибегают к молитве, дающей их ученикам, по милости Божией, войти в единение и общение с Божеством, с Господом Иисусом Христом. Этот второй путь благодатного общения с Богом о.В. Цветков считает непосредственно онтологическим (С. 144), то есть, по естеству.

Спасение превращается в оккультную перемену сущности, или, как выражается о.В. Цветков, в “сущностный трансцензус”: Обращение, покаяние, затем воцерковление и обожение — вот основные ступеньки, без осмысления которых нельзя понять, что такое человек. И это признание возможности онтологического возрастания, или сущностного трансценсуса, то есть перехода в другое существование, обретения другой сущности, и есть первое отличие православной психологии от психологии секулярной (С. 488-489).

В другом месте о.В. Цветков уточняет: Воскресшее естество Христово, о котором говорит Евангелие, являет нам то, куда мы должны трансцендировать, куда мы должны идти (С. 492).

Чудо “сущностного трансцензуса” состоит в том, что человек теряет свою падшую природу и приобретает новую, не падшую. То есть никакой благодати, ничего в собственном смысле чудесного: сущность “возрастает”, пока, наконец, не происходит перемена сущности на более высокую.

О Воскресении Христовом мы также не встречаем у о. Цветкова Православного учения. Он учит, что в Воскресении Господь получил новое естество: Плащаницу Он тоже прошел насквозь, и все оплевания и кровь — все это осталось на плащанице с внутренней стороны, поскольку все это не принадлежало уже Ему, но естеству, которое Он брал на Себя на земле и которое приняло страдания. Потому что воскрес Он уже в ином естестве — естестве воскресшего Христа (С. 144-145).

Христос делится о. Цветковым и по сущности, и психологически, и по телу, и по Личности: Психология сверхъестественного состояния — это психология Христа по воскресении,- различает он,- а Церкви — это Христа в падшем мире, когда Он здесь в падшем естестве жил и проповедовал (С. 493).

Наконец, безблагодатное учение о сущностях сводится о. Цветковым к удивительному по своей грубости пантеистическому учению о целом и частях. Он утверждает в духе Спинозы и В.С. Соловьева, что целое – это всеединство, а всеединство есть Бог. Этот пантеистический принцип утверждается совершенно открыто: Всякий здравомыслящий человек может понять, что это значит: сказать прямо: “я в Бога верую” или “я верую во всеединство мира” — разницы здесь никакой нет (С. 452-453).

Всеединство находится в гармонических отношениях со своими частями. Эта пифагорейская гармония именуется нашим автором принципом “золотого сечения”. Принцип “золотого сечения” — достаточно простой. Он говорит нам об отношении целого и его частей. Целое так относится к его большей части, как большая часть относится к меньшей части (С. 449).

Соответственно, люди и предметы суть части Бога, как целого. Бог — это целое, человек— это большая часть, мир — это меньшая часть. И Бог так относится к человеку, как человек относится к миру. То есть отношения Бога с человеком должны гармонировать с отношением человека к миру (С. 452).

Учение о Христе также сводится к соотношению целого и частей. Об Искуплении Жертвой Христовой говорится, что Господь воплощается и восстанавливает в Себе Самом ту гармонию отношений Бога и Человека, которая была утеряна в раю Адамом… Уничижает Себя до рабьего зрака для того, чтобы привести в гармонию в Своем лице все человечество (С. 458). Это совершенно не соответствует истине. Господь не принял в Боговоплощении новую Личность. Следовательно, Господь в Себе не восстанавливал гармонию, поскольку Ипостась Сына Божия единосущна Богу Отцу и Богу Духу. Также о. Цветков в духе New Age пишет о какой-то гармонии всего человечества с Богом. Где же она? Ее не было и нет.

Учение о Церкви – также подвергается опошлению в духе учения о целом и частях: Целое — Церковь — есть тело Христово, где главой, то есть большей частью является Христос, а мы являемся частицами, частями тела. То есть каждый из нас является частью по отношению как ко Христу, так и к целому, то есть к Церкви. Причем, необходимо входить в гармоничные отношения и со Христом, и с Целым (С. 453).

Из своего пошлейшего учения о “сечении” о.В. Цветков извлекает даже уроки “нравственности”, правда, также пантеистической: Меньшей нашей частью являются, по свидетельству Святых Отцов, не только ближние, окружающие нас, но и вся Вселенная, и самое телесное естество наше. Это тоже младший наш брат, младшая, меньшая наша часть, потому что в нашем понимании человеческого естества дух является большей частью, а тело меньшей частью. Поэтому как наш, человеческий дух относится к своему телу, как он хранит, бережет, любит, лелеет, пропитывает благодатью, молитвой, постом, целомудрием, так и Бог — целое — относится к нашей духовной части, к нашему духу (С. 463).

Даже беглый обзор мировоззрения о. Цветкова показывает, что перед нами грубый обман, отвратительный маскарад, когда под небрежной наклейкой “Православие”, “общества православной культуры им. Святителя Игнатия Брянчанинова” распространяется вариант популярного оккультизма.

Роман Вершилло