Модернист как единичный факт

У модернистов есть нечто общее, что их объединяет. Это общее можно обнаружить методами истории, лингвистики и истории идей. В результате мы приходим к двум взаимосвязанным выводам, что модернизм есть социальное явление и его надо изучать как явление светское.

Такой подход вызывает возражения со стороны как антимодернистов, так и, более естественно, модернистов.

Возражения антимодернистов

Некоторые антимодернисты считают наши исследовательские приемы светскими, бездуховными. Они считают, что мы не рассматриваем модернизм в свете христианского вероучения и как явление Апостасии в Церкви. Тогда как, «модернизм, когда он приносит свои плоды на церковной почве, он уже апостасия и ересь, суть которой видна отчётливо – подготовка почвы для прихода антихриста», – пишет нам один из комментаторов.

Все эти вопросы с разных сторон и много раз были рассмотрены на нашем сайте. Невозможно даже перечислить материалы, посвященные этим проблемам: список получится слишком большим для одной статьи. Поэтому скажу кратко: наш сайт целиком посвящен христианскому рассмотрению модернизма как явления Отступления.

Да, модернист по-видимости существует в Церкви, хотя по сути ей совершенно чужд. Надо сказать, что эта видимость существует только в глазах православных, так как сами модернисты не знают, что такое Церковь и где она находится. Экуменизм является ярким свидетельством этой дезориентации.

Модернизм – это явление чисто светское, и в то же время мы признаем, что модернист духовно болен. Его духовная болезнь в том и состоит, что он полностью мирской, а не духовный человек. Поэтому никак нельзя сказать, что сайт «Антимодернизм» не рассматривает модернизм как явление Церковное, духовное и часть Апостасии.

Мы говорим, что модернизм – это обмирщение Церкви. Значит, мы обвиняем модернистов в том, что они мыслят и действуют в Церкви по-мирски, не духовно и не по-христиански.

Модернисты дружат с миром по мирским мотивам, и вносят в Церковь мирское. Проникнув в Церковь, мирские мысли, слова и дела не меняют своего знака. Они не становятся чем-то смешанным «церковно-мирским», они не приобретают ничего от христианской жизни по духу.

Мирские мысли и дела совершенно одни и те же внутри и вне Церкви. Иначе бы у нас получалось, что Отступление и вообще ложная духовность есть явление только Церковное.

Нет, Отступление не знает границ между Церковью и миром, духовным и не духовным, и в этом состоит его сущность. Верно, что мирские развлечения в храме есть Апостасия, но только потому, что эти развлечения есть Апостасия и вне Церкви. Собчак и Богомолов, например, ничуть духовно не изменились, когда вошли в церковь Большого Вознесения в Москве.

Но всегда ли существовала такая ситуация? Вовсе нет. Еще совсем недавно Церковная власть и христианское государство охраняли светское и церковное от смешения. Тогда, столетие назад, можно было рассуждать о том, что вне Церкви и что внутри.

Антимодернисты – это люди по определению церковные, и они должны знать лучше всех, что сегодня Церковная власть не сопротивляется проникновению светского (то есть не духовного) в Церковь. Любой трезвый наблюдатель знает, что сегодня эта власть производит принудительное обмирщение Церкви.

И именно антимодернисты – они же: догматисты, канонисты и юридисты – должны вникнуть в то, насколько радикально это меняет всю ситуацию. Сдвинулись вековые границы между Церковью и миром. А точнее, не сами сдвинулись, а были сдвинуты конкретными лицами: никодимами, афинагорами и т.п., и притом с совершенно определенными – потому что мирскими, прагматическими – целями. С целями большего удобства.

Наконец, ответим и на вопрос: что именно вносят в Церковь модернисты? Они вносят все, что попало, любые случайно понравившиеся идеи и предметы: от монизма до пантеизма, от рэпа до паркура. Приносят, поиграют и бросят как дети, которым надоела старая игрушка.

Именно поэтому модернизм нужно называть особым именем, независимо от тех потешек, которыми они развлекают себя и других. Назовите модернизм «обмирщением Церкви», «апостасией в Церкви», любым иным подходящим словом или выражением. Важно только, чтобы со сменой имени мы не потеряли из виду этот самый уникальный и интересующий нас социальный предмет, который называется «модернист».

Возражения модернистов

Наш анализ вызывает возражения и со стороны его предмета, то есть модернистов.

У нас есть достоверные и точные сведения о модернизме, его сущности, границах, о гностической иерархии внутри модернизма. Несмотря на это, модернисты утверждают, что никакого модернизма нет, а это антимодернисты записывают их в модернисты.

Протесты модернистов ярко окрашены их неразумием. Они и сами толком не знают, почему им неприятно быть модернистами в глазах православных. Они не хотят, чтобы их сосчитали, потому что им вообще противны мера и число и вес (Прем. Сол. 11:21).

Они не желают становиться предметом исследования, и этим проявляют свою нескромность. Но им также не нравится, что наше описание модернизма неконкретно. Кажется, куда как конкретно! Ведь мы утверждаем, что модернизм это конкретные исчисляемые лица.

В этих протестах нет ничего уникального. Никакому живому существу не нравится, если его рассматривают в бинокль или под микроскопом, отслеживают реакции, проводят над ним разные опыты. С такого же рода возражениями сталкиваются не только зоологи, но и исследователи Нью-Эйджа, например. Да ни один сектант не признается, что он сектант! Он всегда будет настаивать на том, что он христианин, и христианин апостольский.

Самооткровение личности модерниста

У модернистов есть веские причины скрываться от анализа.

Во-первых, они сегодня везде, ими заняты командные высоты. Модернисты растворились в Церкви и в мире: в Церкви их принимают за православных, в миру – за мирских.

Модернизм всюду, хотя и в разных концентрациях, и совсем не желает быть видимым в своем подлинном обличьи. Ему выгоднее «представлять» из себя Церковь, как ее долгие годы «представлял» о. Всеволод Чаплин, а теперь изображает В. Легойда.

Есть у них не только корпоративные, но и личные, если так можно выразиться, мотивы.

Модернисты высказывают взгляды несерьезные, неосновательные, нечестные и абсурдные. Эти взгляды не имеют ничего общего с Библией и Священным Преданием, и модернисты принципиально отказываются нести за них ответственность.

Эти взгляды не просуществовали бы ни мгновения, если бы на них упал свет истины. Любой разумный диалог разоблачит их. Лишь только обрати внимание на то, что говорит гностик, и ты уже опроверг его, увидел все его безумие. Но мы встречаемся с модернистами вовсе не перед лицом истины. Мы сталкиваемся с ними в реальности, в которой они властвуют.

Победа модернизма есть объективный социальный факт. И наши диалоги с модернистами происходят на фоне этого несомненного факта.

Оттого мы и получаем на сайте такие интересные вопросы:

Каким образом и с каким основанием ваш портал может критиковать или не критиковать основы Православия как таковые и современную концепцию деятельности Русской Православной Церкви, в том числе, и социальную?

И это действительно вопрос. Если беззаконники захватили верховную власть, то протестовать против беззакония будет беззаконием, не правда ли?

Как мы видим, модернисты хотят сделать свое беззаконие безвыходным для православных. А сами в нем удобно устроились, одеяшася неправдою и нечестием своим (Пс. 72:6).

Модернизм есть часть реальности

Еще с тех времен, когда модернисты обитали в подполье и до власти им было далеко, и до наших дней они ведут теоретическую и практическую атаку против теории и веры в их существе. Они полагают, что учение и догматы нужно заменить практикой, жизнью, опытным познанием и т.п.

И тут нам надо правильно понять их. Конечно, все, что они говорят, это чушь: все эти разговоры про непостижимость Православия и неизвестность того, кто будет спасен и т.п. Но за чепухой скрывается серьезное и по-настоящему дурное желание выпасть в реальность и овладеть ею.

По существу внутренняя жизнь модерниста нам, то есть православным, не интересна. Проникновение в нее вызывает нездоровую фасцинацию там, где нужна разумная поверхностность. Радикальную внешность (а это собственно все, что есть за душой у нового гностика) и нужно исследовать совне. По этой причине светское мы изучаем как светское, а духовно больное – как нездоровое.

Мы не пытаемся вообразить, что мы бы чувствовали на месте модерниста. Благодаря этой поверхностности мы знаем нечто существенное о душе модерниста.

В этой душе – ад.

Злой готов на любое зло.

Следовательно, спор православных с модернистами – это не разумное согласование интересов модернизма и Православия. Это борьба не на жизнь, а на смерть. Дружеский или даже враждебный диалог с врагом Церкви создает ряд неразрешимых противоречий. Ситуация становится по-человечески безвыходной.

Модернизм есть часть реальности, как любой факт убийства и насилия. Вот по этой причине гностики так ненавидят тех, кто принадлежит к области истины, той самой Истины, которая судит реальность.

Да, да! Модернисты ненавидят не понятие о Православии, которого у них нет. Они испытывают ненависть к самим православным, как живым, созданным Богом существам. Они хотят укрыться от Бога в созданной Им реальности, и этим, можно сказать, дополняют меру отцов своих.

Роман Вершилло