“Гарри Поттер” требует жертв

Газета “Радонеж” перепечатала с сайта “Русская Линия” статью о. Алексия Плужникова “Кто ты, мальчик со шрамом” (см. №5 за 2008 год). Настоятель Петропавловского прихода Волгограда предпринял наиболее грубую из известных до сих пор попытку оправдать сочинение Джоан Роулинг.

О. Плужникову нравится в “Гарри Поттере” буквально все. Он не находит никаких темных или хотя бы ущербных сторон в многотомном сочинении. Роулинг – не А. С. Пушкин? Прекрасно! “Поттер” – не “Евгений Онегин”? И это отлично.

Смешаны добро и зло? То-то и хорошо, во всяком случае не скучно. Что же касается смешения моральных принципов добра и зла в поведении и сердцах героев – так это одна из главных удач Ролинг,- утверждает о. Плужников.- Именно замечательное понимание юношеской психики сделало такими популярными её книги. Её герои получились живые, нестандартные, настоящие подростки, со всеми присущими им сложностями внутренней жизни. Сказки, где добрые герои абсолютно положительны, а злые – абсолютно отрицательны, могут удовлетворить только детей до трёх лет, а более старших отвратят своей скукой.

Но нескучное смешение добра и зла еще не последнее из достоинств, обнаруживаемых о. Алексием в Гаррипоттере. Это смешение кажется священнику верным отражением действительности. Живая жизнь, так сказать.

Когда критики говорят, что герои книги внеморальны: обманывают, подсматривают, не слушаются учителей и родителей, делают, что хотят – то хочется спросить этих критиков: видели ли они вообще когда-нибудь детей, включая своих собственных? Мало того, что такое поведение совершенно обычно для любого ребёнка и подростка, так ещё и в книге такое поведение почти всегда оправдано благой целью,- пишет о. Алексий Плужников.

Реализм – это прекрасно, но именно из любви к реализму надо помнить, что зло и грех всегда оправдываются благой целью. В этом и состоит сатанинский обман, что в любом грехе усматривается польза, которую принимают за благо. Представлять этот обман как норму жизни, и рекомендовать его детям для ознакомления – христианин, мы уверены, ни за что не согласится, даже во имя верного отражения жизни.

Свое слепое обожание “Поттера” о. Плужников прикрывает слабейшими аргументами, вроде того, что не могут же дети ошибаться, что дети не полюбили бы плохую книгу… Он пишет: неужели дети во всём мире любят колдовство, зло, жестокость, ненависть… Вы с этим согласны?! Положа руку на сердце, скажите честно – вы можете в это поверить? Дети, которых Христос выдвигает в качестве евангельского идеала, любят читать сатанинские книги, восхищаются ими? Неужели это возможно в принципе?

Возможно, и именно в принципе, согласно которому человек удобопреклонен ко злу, и ребенок здесь не исключение. За примерами ходить не далеко: русские дети очень полюбили детский порнографический журнал “Молоток”, да так, что сами тайком от родителей покупали его и покупают. И вовсе не всех детей Господь предложил христианам в качестве идеала. По святоотеческому толкованию, Господь показывает Апостолам через скромное дитя путь смирения (блж. Феофилакт).

Даже “перехлесты” Роулинг, как выражается о. Плужников, в чем-то ему симпатичны. В сравнении с главной идеей книги всё отходит на второй план, все недочёты можно понять и простить. Да, есть некоторые перехлёсты в изображении жестокостей, да, много “инфернального” (трупов, оборотней, чудовищ, призраков) – так ведь никто и не говорит, что современная сказка – это трактат о непрестанной молитве. Вообще любая волшебная сказка полна этим – и Иванушку-царевича на куски рубили не раз, и Змеюшка Горыныч народа поел почём зря.

Мы готовы оценить намек о. Алексия: ему что Горыныч, что “Гарриныч” – все одно.

Жаль только, что о. Алексий не объясняет, при чем здесь волшебная сказка. Ведь всем образованным людям известно, что эти сказки в русских деревнях рассказывались не детям, а взрослым. (Всем, конечно, кроме дьякона Андрея Кураева, как свидетельствует его статья “Что за прелесть эти сказки”). Почему в оригинальных записях сказок и встречается много непристойностей. В волшебных сказках священники представлены неизменно в отрицательном и чаще всего похабном виде. И Пушкин-то воскликнул: Что за прелесть эти сказки, будучи уже 25-ти лет отроду. А в детстве он изучал… смотрите программу Царскосельского лицея.

Но не будем впадать в ошибку: главный смысл статьи – не в оправдании Поттера. О. Плужников не столько за Поттера, сколько против православных представлений о добре и зле, и против общих всем представлений о красоте и уродстве. Как верно отмечает сам автор, и дьякон Кураев скорее не на стороне “поттеровцев”, а против вопиющей лжи и демагогии некоторых критиков.

О. Алексий идет тем же путем. Он клевещет: Феноменальная популярность этой книги, снятые фильмы, реклама просто напугали наших православных. И критика – это реакция на испуг… Так и многие православные – как трусливые дети: они изначально уверены, что всё, что с Запада – пагубно по своей сущности. Всё зло – демократия, продукты, кинофильмы, реклама, литература («чтиво», как одним росчерком определяют наши интеллигенты), идеи, даже ненавистные белозубые улыбки американцев.

Таким образом, рассматриваемая нами публикация представляет собой дерзкое издевательство над религиозными чувствами христиан, а попутно и над всеми, кто еще предпочитает литературу макулатуре. Автор заканчивает призывом: И ещё просьба ко всем читателям: не читайте критику, не прочитав саму книгу и не обдумав её своим умом. И не верьте докторским степеням критиков, их православности и духовности. Может, они оборотного зелья напились?

Почему не читать? Откуда такое беспардонное шельмование всех критиков Гаррипоттера?

И столь же безапелляционно о. Плужников повелевает детям и родителям читать Гарри Поттера: Пусть дети читают «Гарри Поттера» – это не смертельно. И вы, родители, почитайте все семь томов и вам будет, что обсудить с детьми, и дети увидят в вас любящих и замечательных родителей, а не дементоров из Азкабан.

Почему читать? О. Плужников не знает и сам.

Однако в этих бессмысленных приказах – вся суть интересного мировоззрения, которое проявилось в статье о. Плужникова. Произвольные повеления: “Читай!” “Не читай!”, – являются характерными признаками массовой культуры.

И как ни горько это сознавать, о. Плужников – неяркий представитель масс-культуры, который судит об искусстве, науке и образовании на уровне примитивных обществ. Например, его восхищает понятность Гаррипоттера, и он призывает на этом основании перестроить образование. Правы критики,- пишет он,- что дети наши читают толстенные тома “Поттера” и не могут прочитать “Капитанскую дочку”. Вот только дети ли в этом виноваты? Может в этом виновато наше образование, наша школа? На мой взгляд, нет более издевательского над детьми школьного предмета, чем литература. Весь школьный курс литературы призван убить в детях любовь к книге. Вы представьте: в 12 лет – “Капитанская дочка”, в 14 – “Онегин”, в 15 – “Мёртвые души”, в 16 – “Война и мир” и “Преступление и наказание” – это ли не издевательство?

О. Алексий признается:

Мне и сейчас нелегко читать эти произведения, а понять их глубину ещё сложней, что же говорить про детей, которые из этой муки могут вынести лишь одно – литература создана для пыток! И вдруг дети получают книгу, которая написана для них, да и ту пытаются отобрать. Ролинг смогла донести идеи победы любви и дружбы над злом до миллионов детей, а вот глубина и красота «Маленького принца» Сент-Экзюпери доступна очень немногим. Если бы в школе предлагали читать Андерсена, Вальтера Скотта, Жюль Верна, Алана Милна, Астрид Линдгрен, Клайва Льюиса, Толкина, Ролинг, то наши дети учились бы любить литературу на своём, доступном им уровне, а с годами, но уже за пределами школы, могли бы взяться и за серьёзную литературу.

При современном уровне варварства, отечественного и общеевропейского “болонского” процесса, это предложение о. Плужникова имеет все шансы на успех. Конечно, это будет означать прямое разрушение образования, каким его знало человечество с древнейших времен. Уже в Древней Греции и Риме в школах дети тех же 12-15 лет изучали не считалки и загадки, и даже не мифы в изложении Куна. А Гомера и Вергилия… По сравнению с “Илиадой” или “Энеидой” и “Евгений Онегин” покажется легко написанным и понятным.

Обучение детей – это обучение всего человечества. И не случайно на протяжении тысячелетий “бедным” детям предлагают в школах трудные и непонятные вещи, им еще неизвестные. Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится,- говорит Писание (Притч. 22:6). Потому что глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него (Притч. 22:15).

С древнейших времен детям предлагают для изучения только лучшие сочинения, образцовые. Это вызвано тем, что прочитанное оставляет свой отпечаток не только в памяти, но и в душе, где красота неотделима от добра, а уродство – от зла.

Книги сложны и прекрасны, потому что зовут человека в неизвестное. И вся культура, всякое подлинное знание – не говоря уже о религии! – зовет человека к тому, что выше человека. В этом ее назначение, которое создает – тут о. Плужников прав – трудности при восприятии и передачи. Преодоление этих трудностей и создает тот тысячелетний разговор, каковым является культура и наука.

Как писал советский литературовед:

Не может человек подняться один и просит людей, которые до него думали, мечтали, негодовали, упрекали; с ними говорит человек, сидя над книгой:

— Возьмите меня с собой!

— Не могу! — отвечает книга.— Спроси другую!

Не всегда по прямой дороге уносит стая белокрылых, белостраничных книг человека вдаль. От страха, от погони.

Так ввысь и в сторону унесли мечты Дон-Кихота, который до этого был только добр, а зачитавшись, стал великим мечтателем.

Так уносили книги людей из бедных квартир, из изб, из тюрем…

Человек думает не один, он думает словами, которые создавались, когда еще стадами сходились мамонты и олени, кочуя от лесов к степи, подходили к Черному морю. Исчезли звери, изменились слова, но великая кибернетическая машина человеческого самосознания думает, раскачивает небо многими крыльями, и к ней подключается человек.

Читать трудно, и должно быть трудно. Здесь пролегает граница между литературой и масс-культурой, между обществом и примитивным племенем. Массовая культура никуда не зовет, это вечное “сегодня”, потому что масс-культ, как разновидность язычества, неразрывно связан с самообожествлением.

Это вечное детство ума и совести, которое продолжается для язычника в любом возрасте. Такими детьми, со шрамами и без шрамов, с кольцами в ушах, бровях, носах – наполнены сегодня улицы, притоны и стадионы. Не вырастая и не старясь, они умирают, не живя.

Если в этом есть счастье, то счастье одичавшего человека. Только не надо путать это с детством в обычном смысле, которое вполне совместимо с совершеннолетием ума. Ибо не в долговечности честная старость, и не числом лет измеряется: мудрость есть седина для людей, и беспорочная жизнь – возраст старости (Прем. Сол. 4:8-9).

Мы понимаем, в какую ловушку попадают защитники и покровители “Гарри Поттера”. Мы понимаем, почему они готовы принести в жертву ум и совесть своих и чужих детей.

Между масс-культурой и Христианством есть большое сходство, это так. Но одновременно между ними отсутствует какое бы то ни было сродство.

Как мне доводилось писать, массовая культура не похожа на великую культуру прошлого. Но, вот ужас! она очень похожа на христианскую культуру. И, прежде всего, тем, что у масс-культуры всего две темы: мораль и религия.

Как и христианская культура, современная массовая культура решает только вопросы добра и зла, “можно или нельзя”, но решает прямо противоположным образом. Гарри Поттер не задумывается над вопросом: “быть или не быть”. Здесь поп-культура, как и Христианство, не знает колебаний, хотя и отвечает не задумываясь: “не быть”.

Великая литература XIX века не давала простых ответов, рисуя объективную картину мира, а христианская литература не знакома с такими сложностями. Достаточно взять Диккенса, одного из последних христианских писателей Запада. У диккенсовского злодея сразу на лбу написано, что он злодей. Если в человеке происходит изменение, то происходит сразу, без психологической мотивировки. Если Диккенсу что-то не нравилось: английский парламент, выборы, Соединенные Штаты Америки, – то он писал об этом резко и прямо.

Массовая культура поттера, пэрис хилтон, димы белана, обращена ко всем людям, и поэтому и называется “массовой”. И Христианство тоже обращено ко всем, и потому называется соборным – кафолическим.

Массовое тоталитарное общество – сегодня это все, полнота, исчерпывающая собой обитаемый мир. И Христианская Церковь – Все, полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1:23).

Но сходство здесь на уровне звучания слов. Это разное всё, это разная массовость, и разный призыв.

Религиозный модернизм неслучайно льнет к массовой и контр-культуре. Их объединяет принципиальный подход. Модернизм стремится сделать Церковь такой же массовой, как средства информации и поп-культура. В лице своих представителей, таких, как о. Кураев, о. Плужников и многих других, модернизм смешивает несмешиваемое, поддавшись соблазну тотальности. Они путают призыв приходить всем на концерт, и призыв: кто жаждет, иди ко Мне и пей (Ин. 7:37).

Господь наш Иисус Христос обращается к жаждущим, слышащим, ищущим. Он открывает тем, кто стучит в двери Церкви.

Масс-культура представляет собой апокалиптическое явление именно потому, что зовет и привечает нежаждущих, сытых, заткнувших глаза, уши и нос. Масс-культ открывает свои двери тем, кто никуда не идет, он делится своими “богатствами” с теми, кто не ищет Истины.

На этом можно было бы закончить, но мы, кажется, говорили о литературе, или, по крайней мере, письменности?

Велика ли беда, что Гарри Поттер плохо написан? Ведь это все равно приобщает детей к чтению. Сейчас читают плохое, а потом перейдут к лучшему. Или, как пишет о. Плужников: Наши дети учились бы любить литературу на своём, доступном им уровне, а с годами, но уже за пределами школы, могли бы взяться и за серьёзную литературу.

В том-то и дело, что от этого плохого – от Толкиена и Роулинг – нет хода к чему-либо значительному.

Но эта беда меркнет перед другой, гораздо более ужасной. Точно так же и религиозный модернизм не открывает никаких сложных и трудных путей. И поэтому не может быть терпим даже как предварительная “миссионерская” ступень.

Начав с рабского преклонения – не перед Западом! – а перед массовой культурой без роду и племени, никогда не придти к высочайшим, и прямо даже недоступным, истинам православного Христианства.

Роман Вершилло

2008 г.