В начале августа политтехнолог Станислав Белковский объявил о создании КПД – “Корпорации православного действия”. Белковский возглавляет Институт национальной стратегии, который, как считается, обслуживает интересы кремлевской администрации.
Декларация КПД, каковую разослали прессе, является типичным политологическим продуктом. Если кто не знает, политология – это лженаука, пришедшая на смену “историческому материализму”. Она обслуживает разные “проекты”, и отличается от истмата только в одном отношении – в резолютивной части содержится ключевая фраза: “Дайте денег”.
Декларация Белковского отвечает этим требованиям. Во-первых, в ней России предлагается “православный проект”. “Главная цель КПД – формирование новой, православной элиты России, которая в ближайшее время должна прийти на смену элите 90-х годов ХХ века – элите американского проекта”.
А теперь о главном: необходимо “создание технологии мобилизации финансовых ресурсов крупного и среднего бизнеса для реализации перечисленных проектов. Учредители Корпорации полагают, что прямое финансовое участие в проектах, связанных с Православным возрождением, может стать одной из форм легитимации крупного капитала в России”.
Если эту идею удастся быстро продать, то к 2007 году будет создан “пул православных политиков”, и наступит новая эра для России. Ведь они могут попасть в Думу, и станут “лоббировать важнейшие с точки зрения Православия государственные решения”.
Попытка “утилизировать” Православие не оригинальна. Вообще, известно, что Белковский – это ухудшенная копия Глеба Павловского. Именно Павловский еще в журнале “Пушкин” говорил об использовании Православия, а затем и прилагал к этому усилия. Об этом я писал в статье “Самый безобразный человек”. Но, извините, Павловский – это безусловный враг, а Белковский – “и не враг, а так”.
Ведь чем КПД должно соблазнять? Приходите к нам, православные, и будете люди как люди. Как выразился о. Андрей Кураев на церемонии учреждения КПД: “Не надо топить православие в социальном болоте”. И как верх мечтаний православного политика – попасть в Думу, и там лоббировать…
За этим стоит четкое ощущение: православные – маргиналы, люди ущербные по своей сути. Их бы с колен приподнять, помыть, да щеточкой почистить, тогда и в “элиту” запускать можно.
Вместо Православия, которое бесконечно выше всех дум и элит, здесь предлагается наиподлейшая идеология “социального успеха”.
Вместо христианского, приподнятого над миром, воззрения, предлагают действовать по Щедрину:
“Ты говоришь, что принес нам идеалы, а мы говорим: “Прекрасно; только ежели ты хочешь, чтобы мы восчувствовали, то действуй применительно к подлости”.
Ну?
Значит, идеалами-то не превозносись, а по нашему масштабу их сократи, да применительно и действуй. А потом, может быть, и мы, коли пользу увидим”.
Не знаю, сможет ли “пул православных политиков” успешно продать такую идею олигархам. Но продать ее православной “элите” уже удалось. В частности, о. Андрею Кураеву идея очень приглянулась. Он даже огласил во время учреждения КПД программную речь “Православным пора почувствовать вкус к карьере”.
О. Кураев, видимо, осознает, что говорит что-то не совсем приличное, поскольку предупреждает: “Пора сказать страшное слово: в молодых православных людях надо воспитывать вкус к карьере, к жизненному успеху”.
Ну почему же “страшное”? В “идеологии успеха” мы не видим ничего страшного. Гораздо хуже: мы не видим в ней ничего христианского. Ведь совсем недавно в России была партия, называвшаяся СПС, которая на этой идеологии все и строила. Эта идеология была и остается лицемерием и обманом, а главное – прикрытием еще большей лжи.
Идеология успеха – ложь даже для тех, кто действительно добился успеха. Эти ходорковские, березовские и гусинские – люди порченые, морально сломленные. Их успех – успехом назвать язык не повернется. Или – повернется?
О. Кураев говорит о воспитании вкуса к карьере, к жизненному успеху. Он, видимо, предполагает, что этот путь в России открыт для всех, или, по крайней мере, для многих. И это говорится о вымирающей по миллиону в год России, где 40 % населения находится ниже уровня бедности.
В нашей стране в этом году отменено бесплатное образование, и как отменено! Уничтожение российского образования шло в два этапа, что называется, с особым цинизмом. Сначала в течение десяти лет разрушали содержание образования и учительский состав. А теперь за оставшееся непотребство, изволь, плати.
Будущий педагог должен заплатить по полторы тысячи долларов за семестр обучения. А потом, в школе, он станет получать полторы тысячи долларов В ГОД.
С будущего года, похоже, окончательно прикрывается и бесплатное медицинское обслуживание.
Успеха не хотите ли?
О. Кураев обещает карьеру не всем, конечно. “Делегировать в государственные и общественные элиты наших бабушек уже несколько поздно. Туда можно стартовать только молодых. А чтобы они согласились идти этим путем карьерного роста (а как еще попасть в элиту?), их духовники должны привить им соответствующую мотивацию”.
Но перед стартом было бы честно предупредить молодежь о том, что до финиша добегут не все. Причем не в смысле карьеры, а в смысле дожить. Протянуть до пенсионного возраста – почти неразрешимая задача. Средняя продолжительность жизни у российских мужчин – 58-59 лет. И чем моложе человек, тем меньше у него шансов дожить до этого возраста.
Так что преуспевайте, молодые люди, если успеете.
О. Андрей как-то странно выражается: “В отличие от светских организаций, Церковь больше дорожит стариками, а не молодежью. Ведь задача Церкви – готовить людей к последнему переходу. Финиш важнее старта. «В чем застану – в том и сужу». И если бы в наших храмах было много молодежи и не было бы бабуль – вот это было бы для религиозного сознания катастрофой (кстати, половина этой катастрофы уже налицо: у нас много бабушек и почти нет дедушек, т.е половина русских людей «финиширует» вне Церкви)”.
К сведению о. Андрея, дедушек уже по большей части нет в живых, они уже в Церкви Небесной, как мы хотели бы надеяться. А статистика показывает, что именно молодежи до 30-ти лет надо очень и очень задуматься о своем возможном скором “финише”. Россия занимает первое место в мире по абсолютному количеству подростковых самоубийств среди детей в возрасте от 15 до 19 лет. В России ежегодно добровольно расстаются с жизнью около 2 тысяч 500 несовершеннолетних.
Но вернемся к одной фразе: “Делегировать в государственные и общественные элиты наших бабушек уже несколько поздно”. А, собственно, почему? Неужели они хуже распорядятся властью и деньгами, чем 25-летние мальчики-мажоры?
Вот, извините за выражение, Зурабов так преуспел, возглавляя банк Менатеп, что только долги и иски остались. А теперь этому же Зурабову доверены пенсии и льготы. Льготы он уже отменил, посмотрим, что останется от Пенсионного фонда. Может быть, бабушка на его месте лучше справилась бы?
Если бабушки так решительно отметаются, то аудитория рок-группы “Алиса” – ничем не лучше будет. Я, например, нахожу очень много старушечьего в молодежи, а у бабушек – подлинно молодежного задора. Хевиметаллическая атрибутика мне всегда напоминала вышитые гарусом жилетки и плюшевые кофточки прабабушек, все эти шляпки со спицами и бисерные кошельки и т.п. И сравните с этим антиквариатом то, как скромно и стильно одеваются наши бабушки.
Но если говорить по существу, то совершенно безразлично, кого соблазнять “идеологией успеха”: бабушек-старушек или малолетних фанатов. Это в любом случае обман. Странно другое: как о. Андрей не решился пообещать карьерный рост престарелым людям. Это хотя бы парадокс, особенно на фоне правительственной расправы.
А обманывать молодых людей – негоже. Подло это. Они-то – поверят, они-то пойдут в адище делать карьеру.
О. Андрей, видимо, понимает, что в его словах есть какая-то неувязка. Но, как говорится: “языком нашим пересилим, уста наши с нами; кто нам господин?” Он поэтому предлагает порцию диалектики: успех делится на “профессиональный” и на “социальный”.
О первом сказано так: “Таково необходимое требование к любому патриоту России, к любому православному человеку: хочешь помочь России и Церкви – стань профессионалом. Не в смысле “профессиональным патриотом”, а в смысле профессионалом в своей светской работе”.
Эту тривиальную мысль о. Кураев использует просто как ширму для не столь обычного для Православия содержания. В самом деле, неужели православные – непременно плохие профессионалы, а дети их – троечники, и необходимо особо решительное воззвание со стороны о. Андрея, чтобы исправить положение?
О. дьякон взывает: “Если православный ребенок учится на тройки – он дает повод хулить свою веру – мол, он потому и верит, что ничего не знает! Православный учитель должен быть лучшим в школе (ну хотя бы – самым добрым и улыбчивым!), а православное перо – лучшим в газете”.
По странному совпадению, я побывал во всех этих трех положениях: троечника, учителя и журналиста.
Школьные годы проиллюстрирую примером из чужой жизни. В автобиографии Г. Честертона глава об этом времени называется “Как быть болваном”, и название точно отражает содержание. Посредственные успехи не помешали выдающемуся апологету Христианства составить себе христианское мировоззрение. И понятно почему: у троечника больше свободного времени на осмысливание действительно важных вещей.
Из своей работы учителем я вынес немногое, но твердо знаю одно. В голову преподавателя не может даже придти мысль о том, чтобы стать лучше другого учителя. Да и в каком смысле учитель химии может стать лучше учителя русского языка? Более того, учитель не имеет возможности радикально “стать лучше”, для этого у него нет ни времени, ни денег.
Измеряется ведь успеваемость класса. В каком классе успеваемость лучше, там и учитель лучше. Надеюсь, все понимают условность такого измерения?
Подозреваю, что о. Андрей где-то слышал о конкурсах типа “Лучший учитель года”, но в дело не вникал. Но вот я запомнил одного “лучшего учителя” – в 1999 году им стала Мария Филиппенко, блатная “учительница” из детского порнографического журнала “Молоток”.
Что касается журналистики, то и здесь вынужден огорчить поклонников “успеха”. Единственным исключением до недавнего времени был Павел Хлебников, и его убийство подвело здесь окончательный итог.
Православный журналист никогда не будет лучшим в газете. Он не сможет лгать и мириться с ложью. Он не сможет красть информацию сам, и не сможет покупать ее у преступников. Он не сможет расплачиваться за эксклюзив ложью. И какое бы золотое перо у него ни было, этим золотом не вызолотишь нравственную нищету российской журналистики.
Все это объективно ставит православного в ложное положение: в СМИ он не соответствует профессиональной норме и не может играть по установленным правилам.
И здесь надо подвести черту: достоинства православного человека делают его негодным для очень многих профессий. Честность, принципиальность, верность слову, чувство стыда,- все это не нужно журналисту. Эти качества противопоказаны и бизнесмену, и политику…
Конечно, в России много православных журналистов, бизнесменов и даже политиков. Но в профессиональной среде их в лучшем случае терпят как безвредных недоумков, а в худшем уничтожают как врагов.
В современном обществе христианские добродетели терпимы только у людей низших степеней социальной лестницы. Нянечки, санитарки и санитары, дворники и почтальоны: вот где от человека потребуют честности. Чуть выше – и от него потребуют подлости.
Чуть приподнялся, и человек подвергается остракизму. Наряду с убийством Хлебникова я поставлю и судьбу Валентина Григорьевича Распутина, устраненного из жизни страны путем умолчания, и операцию по уничтожению С.Ю. Глазьева, каковую мы наблюдали на экранах телевизоров полгода назад. Это тоже убийство, и не менее подлое.
Рассказав о якобы ожидающем православных профессиональном успехе, о. Кураев незаметно переходит уже к социальному успеху.
“Значит, православным людям надо прививать вкус к успеху, к жизни, к творчеству, к карьере”.- пишет он,- “В молодых православных людях надо воспитывать вкус к карьере, к жизненному успеху”.
О каком социальном успехе можно говорить в постсоветской России? Был дворником – стал журналистом. Был санитаром – стал бизнесменом. Был охранником – стал депутатом.
Но что же делать, если, с христианской точки зрения, журналистика гаже и ниже, чем работа санитаром?
Дело даже не в расслоении на два социальных класса: бедных и богатых. Бедные в современной России – это не просто бедные, а богатые – не просто богатые. Это деклассированные бедные и деклассированные богатые. Учитель был в СССР средним классом, а теперь он ровня разве дворникам, да почтальонам.
И богатый журналист – совсем не журналист в обычном смысле слова. В материальном плане журналист преуспел, а в социальном как раз опустился. Он был работником идеологической сферы и служил государству, а постсоветская журналистика – это что-то вроде сферы услуг.
Вот и выходит, что профессиональный успех для христианина возможен, но ни за чем не нужен и никаким авторитетом не заповедан. А социальный успех и невозможен без утраты чего-то очень важного в Христианстве.
Развивая идеологию успеха, о. Кураев ссылается на протестантизм в изложении Макса Вебера. Но данная идеология гораздо более низкого происхождения, низкого в нравственном и интеллектуальном отношении. Так что до протестантизма о. Андрею еще расти и расти.
На данном примере видно то, о чем многие догадывались и ранее. Проповедь о. Кураева – не специфически христианская, и это наихудшее, что можно сказать о христианском миссионере.
Вот, например, он говорит: “Как национальную беду я расцениваю то, что в нашей массовой церковной проповеди, психологии нет вкуса к жизни. Постоянно проповедь конца, ужаса, поражения, бегства. Нет призыва активного вхождения в современную жизнь и преобразования ее”.
Здесь щедринский подход “применительно” уже реализован. Ведь если человек имеет какое-то определенное миросозерцание, то он постарается выяснить: “проповедь конца, ужаса, поражения, бегства” – это правда или ложь. Если это ложь, то так и надо сказать: церковная проповедь обманывает и искони обманывала верующих. А если это правда, то тогда лжет наш идеолог успеха.
А ведь будет конец, и он близок, при дверях. И мир, в котором мы живем, ничего кроме искреннего ужаса вызывать не может. Он “во зле лежит”, – что еще худшее можно о нем сказать? И о поражении тоже забывать не след, особенно живя в России после революции 1917 года. Да и бегство от мира христианам тоже предписано, пусть и во внутреннюю пустыню.
Есть в сочинении о. Кураева одна неувязка, которая о многом говорит.
С одной стороны, он призывает не бояться грязи, поскольку Евангельская символика будто бы “помещает святыню в грязь, надеясь на то, что грязь освятится, а не боясь того, что святыня осквернится”.
И даже так: “Нечто святое, чистое, хорошее смешивается с сором, бросается в негожее место, втаптывается в грязь. Но зато эта грязь преображается. Или хотя бы разрастается не столь стремительно”.
О. Андрей утверждает: “Слово Божие пришло к проституткам и гаишникам (так на языке сегодняшних реалий будет звучать церковнославянская и оттого слишком торжественная формула “блудники и мытари”)”.
А, с другой стороны, он настаивает на том, что “Апостолы… не шли к бомжам. Апостолы не работали с пьяницами. Есть священники, у которых талант – общаться именно с заключенными и обездоленными. Но повернуть всю Церковь к работе с маргинальными слоями – это самое страшное, что может сейчас произойти с Церковью. А именно в эту сторону нас тщательно подталкивают: идите к маргиналам и маргинализируйтесь вместе с ними”.
“Не надо топить православие в социальном болоте”,- бросает о. Кураев лозунг.
Если буквально понимать сказанное выше, то святыню никак нельзя бросать в грязь, и о. дьякон об этом знает лучше меня.
А если имеется в виду проповедь Христианства низшим социальным слоям, то получается конфуз: о. Кураев одновременно и одобряет это, и осуждает это как “маргинализацию”.
В том-то и дело, что о. Кураев подразумевает, что церковная святыня должна смешаться не с социальными маргиналами, то есть с пенсионерами и санитарками, и не с заключенными. Не с социальным, а с нравственным низом хочет сочетать Христианство о. Андрей.
Это соединение Церкви с грехом нужно о. Кураеву не из-за большой заботы о гаишниках, а для оправдания сотрудничества с преступным капиталом. Или, как говорится в декларации КПД, для “легитимации крупного капитала в России”.
О. Кураев усматривает в этом некую “симфонию”: “Центры влияния сегодня многочисленны и дискуссионны. А, значит, и Церкви, желающей быть «всем для всех», надо учиться договариваться не с одним императором, а со множеством человеческих собраний, независимых друг от друга”.
О. Андрей не ребенок и понимает, что в этих центрах влияния сидят такие монстры, что всю “симфонию” нужно срочно прикрыть покровом диалектики.
Но мы пропустили одну маленькую деталь. В перечислении: “православным людям надо прививать вкус к успеху, к жизни, к творчеству, к карьере”, – нам встретилось удивительное выражение “вкус к жизни”. И в другом месте о. Кураев подчеркивает: “Как национальную беду я расцениваю то, что в нашей массовой церковной проповеди, психологии нет вкуса к жизни”.
И, в самом деле, нет. О. Андрей прав. Но кому он адресует этот упрек? Ни много ни мало – самой Христианской религии. Наша возвышенная вера никогда даже не соприкасалась с такой низостью как пепсикольный “вкус к жизни”.
Раз вслед за мыслью о. Кураева мы вышли за пределы собственно Христианства, вспомним о нехристианской философии.
Платон в своем государстве не считает нужным предписывать законы ремесленникам и купцам. Они отпущены на вольную волю преуспевать, как им угодно, следуя единственной добродетели: “просветленной сдержанности” (sophrosyne).
Об успехе Платон учит так: “Человеческие дела не заслуживают особых забот; но все же необходимо о них заботиться, хотя счастья в этом и нет”. Аристотель подтверждает: “В том, чтобы отдавать приказания, касающиеся житейских надобностей, нет ничего общего с прекрасным”. Так что никакой судорожной погони за карьерой и социальным или профессиональным успехом мы в древней мудрости не находим.
Человек призван действовать в отпущенных ему пределах: “Счастье предполагает именно деятельность, причем деятельность справедливых и воздержных людей заключает в своей конечной цели много прекрасного”. Но не только практическую деятельность здесь имеет в виду Аристотель: “Еще большее значение имеют те теории и размышления, цель которых в них самих и которые существуют ради себя”. Еще большее значение – для жизни государства.
Именно поэтому христианское непрактичное и “маргинальное” любомудрие – является более прекрасной деятельностью, чем попечение об успехах и карьере.
Китайская мудрость, как известно, предписывает управлять, не управляя и не вмешиваясь насильно в повседневные дела. Платоновский современник Шэнь Бу хай учил: “Разумный правитель, управляя миром, не выказывает себя. Не выказывая себя, он действует. Поэтому он может одним истинным словом водворить в мире порядок и одним неистинным словом ввергнуть мир в смуту”.
Мудрость древних заботилась о правителях, о войске, и, прежде всего – об их нравственном состоянии. Так было не потому, что философам были безразличны крестьяне и купцы. Они заботились о главном: о порядке в государстве, а он в основном зависит от правителей.
Какой же порядок устанавливали древние? Чтобы лучшие были наверху, а худшие внизу. Причем лучшие и худшие не по успеху и карьерному положению, а в нравственном смысле.
Христианство предлагает несравненно более высокую философию, чем философия Платона, и оно также не заботится о том, как и какую карьеру сделает купец или чиновник. Оно не дает предписаний, когда земледельцу сеять и когда собирать урожай. Христианство оставляет это на произвол человека, чтобы заняться более важным – нравственным порядком в обществе.
Для этого нужна скромная и нешумная деятельность на своем месте, не более того. Как говорит Апостол: “Мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем” (1 Тим. 6:7-8).
В самом деле, Апостол Павел был по ремеслу делатель палаток и трудился в этом качестве в Коринфе. Но ни из чего не видно, что Апостол был лучшим делателем палаток в городе, или хотя бы стремился быть им.
Христианство обращало внимание не на социальную мобильность, а на сохранение общественного порядка. Если он извращен, то в таком государстве все неправильно.
Вот эта забота о порядке и нужна сегодня обезумевшей нашей стране. Для того и мобилизуют “элиту”, чтобы отвлечь от ясной и понятной христианину мысли: я живу в послереволюционной России, где порядок извращен коренным образом. В России худшие пришли к власти и уничтожают и развращают тех, кто лучше их. Слышите вы это, идеологи успеха?
Христиан пришли успехом соблазнять! В какой стране и в какой момент: в самый день принятия Государственной Думой убийственного закона об отмене льгот!
Надо осознать: в какой мере Христианство печется о нравственном порядке, в такой же степени враги Христианства заботятся о том, чтобы искоренить всякую мысль о порядке. Именно на утверждение нравственного хаоса и направлена идеология успеха, провозглашенная на заседании “Корпорации православного действия”.
Эта проповедь не только направляет верующих по ложному пути, но и стремится отрезать все другие пути к действительной социальной активности православных.
В оправдание КПД можно сказать лишь одно. И все, что там говорилось, было сказано в глубоком сне. И все, что там писалось, написано во сне.
Ужасна российская жизнь.
И сны России снятся дурные. Бредовые.
Роман Вершилло
август 2004 г.
