Искусство чтения
Мы говорили о власти автора в романе и в классицизме. А какова в них роль читателя? Полностью ли он безвластен? Что требуется от жителя Касталии, если он отказался от творчества?
Житель Касталии должен владеть искусством чтения.
Опишем еще раз картину мира, которая разворачивается перед классицистом и читателем романа Гессе.
В Церкви, государстве, науке и искусствах есть незыблемые и немногочисленные авторитеты. Абсолютная власть истины расположила в порядке подчиненные уровни: истин много, и они разного порядка. Благодаря всему этому в мире царит порядок и спокойствие. Результатом такого общественного и духовного порядка стало превосходное овладение искусством чтения.
Касталийцы – знающие читатели, слушатели par exellence. Касталия, если посмотреть на нее с этой стороны, предстает как идеальный читальный зал, открытый для знающих читателей. И не только знающих, но и соревнующихся в знании, то есть в наибольшем подчинении авторитету того, что они читают.
В этом Касталия представляет собой прямую аналогию с классицизмом XVII-XVIII веков, который был отмечен удивительным единством автора и читателя. Здесь, как и у Гессе, автор, знающий, что и как он делает, отражается в знающем читателе, и обратно.
В эпоху классицизма писатель впервые нашел равных себе слушателей, зрителей, ценителей, в том числе среди верховных правителей: императоров, царей и цариц. И этикет, и ясный язык, и присущая классицистам афористичность, – все это говорит о том, что был найден общий язык, которого не было ни до, ни после.
Классицист, часто объединяющий поэта и критика в своем лице, судит о себе и о других не со своей индивидуальной точки зрения. Он, как истинный житель Касталии, «не присутствует в своих произведениях как личность. Его стихотворения (творения, понятия. – В. Р.) соотнесены не с его индивидуальностью, а с идеей жанра, идеей истины в рационалистическом ее толковании и в ее разделенности в пределах жанровых схем. В стихотворении раскрывается не душа поэта, а над ним парящая, надиндивидуальная истина понятия».1
Для XVII века такое взаимопонимание – символ нового единства общества, которое вызывает не только радость, но и беспокойство. Оно предвещает общество массовое, современное нам.
Нам даже трудно представить себе это единство писателя и читателя. И тот и другой помнил, что истина одинаково открыта всем и во все времена, а не только узкому кругу гуманистов Средневековья и Возрождения или идеологов, воспитателей человечества. Истину вещей можно понять и правильным образом ее высказать. И обратно: разумную речь можно правильно понять и усвоить.
Из этого необходимо вытекает, что правильно судить об искусстве способен каждый. Художественный вкус у всех людей один и тот же, если он не испорчен. О вкусах не спорят, потому что вкусы у всех разумных и воспитанных людей одинаковы. Спорить тут не о чем.
В Касталии взаимопонимание формализовано в виде игры в бисер с ее правилами, явными и ясными без объяснений. Здесь все авторы и все – читатели, все властвуют и все подчиняются, потому что искусство чтения всех одинаково возводит от единичного к универсальному, от внешнего к внутреннему. Из этого мы видим, что Гессе нащупывает пути к иному возможному варианту массового общества, где единство есть продукт общего понимания, общего движения от слова к мысли и от мысли к слову.2
Законы классицизма
Искусный и знающий читатель опирается на истину, общую для всех, и на подчиненные истине правила, которые установлены в обществе и в искусстве.
Классицизм (classicisme) обозначает литературу, следующую теоретически обоснованным правилам. Эти правила требуют от автора спокойного и разумного знания природы как порядка, развитого чувства прекрасного (хорошего вкуса), а от произведения искусства – правдоподобия, чистоты стиля и т. п.
Свои правила классицисты сознают с полной ясностью, формулируют самым определенным образом, защищают и навязывают всем вокруг себя со властью. Отсюда важная роль классицистов-критиков таких, как Буало. Критика и теория искусства занимают значительное место у крупнейших представителей классицизма: у Корнеля, Мольера, Поупа, Ломоносова, Сумарокова и других. В соответствии с этим и Гессе уделяет большое внимание теории игры в бисер, подробно рассказывает о разумных основаниях Касталии.
Правила не бывают без исключений, с этим классицисты не спорят. Однако отступления от правил дозволены не всем, а только авторам, имеющим на это власть. У этого тоже есть рациональное обоснование: великие писатели преступают правила, но никогда не отступают от художественной цели. Собственно, то же самое Кнехт пытался доказать высокопоставленным касталийцам: что, нарушая правила Ордена, он не отступает от его цели. Заметим, что, тем самым, он претендует на высшую власть, и поступает законно, так как он – верховный магистр игры.
Как же в романе «Игра в бисер» отразились некоторые правила классицизма? Перечислим кратко.
- Предметом описания в классицизме должен быть значительный предмет из достаточно отдаленной древности и никогда из современности. У Гессе тоже события перенесены в прошлое (в классическую эпоху как образец) и в будущее. Здесь важно, что современность ни при каком условии не может быть авторитетной для классициста.
- В классицистической трагедии конфликт разрешается через кризис, который раскрывает истинный характер главного героя.3 Это мы видим и в истории Кнехта с ее печальным и неожиданным концом.
- Ровность и серьезность тона.
- Ясность интриги, экономия средств, прозрачность языка произведения.
- Нарочитая бедность действия. В романе, можно сказать, почти ничего не происходит, кроме как в завершении.
- В романе заметно отсутствие колоризма.4 Нет здесь пространного описания яств, одежд, всего особенного и частного. Это также свойственно классицизму.
- Отказ от экзотики. Нет никаких описаний местных обычаев. Интерес к неевропейским культурам трактуется с некоторой иронией.
- Бледные описания природы, города. В конце романа Кнехту становится просто нехорошо, когда он наконец соприкасается с природой.
- В романе почти не описывается внешность героев.
- Небольшое число действующих лиц. Для такого большого романа, как «Игра в бисер», число персонажей в нем незначительно.
- Классицизму присуща рационалистичность, внеисторичность и абстрактность действующих лиц. Подобные оценки вполне могут быть приложены к роману Гессе.
- Пространные монологи и мнимые диалоги.5 Диалоги в «Игре в бисер» – это отдельные статьи, внутренние размышления Кнехта, разложенные на реплики.
- Как и в классицистической драматургии, лица в романе делятся на героев и «наперсников»: Кнехт и Тегуларий, мастер музыки и Петр.
- В классицистическом произведении должна быть ясна авторская позиция. Понятно, на чьей он стороне, кого из героев одобряет, а кого нет. Конечно, в «Игре в бисер» авторская позиция совершенно ясна, а где нужно, то заявлена прямым текстом.
- Значащие имена: Кнехт, по-немецки, значит «слуга», Десиньори (по итальянски «из благородных»).
- Мотив соревнования, игры. Благодаря тому, что всем участникам известны классические образцы, соревнование позволяет установить достоинство каждого из действующих лиц и расположить их на иерархической лестнице по степени близости к образцу.
Напрашиваются и другие, более тонкие аналогии «Игры в бисер» с классицизмом, но их можно оставить на будущее, за одним исключением: классицизм полемичен в своем существе. Он атакует испорченную, негодную современность во имя образца.
Следующая глава: Полемичность классицизма
- Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. Москва: Художественная литература, 1965. С. 135. ↩︎
- Sowerby R. Introduction // Alexander Pope. Selected poetry and prose. Hoboken: Taylor and Francis; Routledge, 1988. P. 12. ↩︎
- По выражению Гете, «французская трагедия есть кризис» (Secrétan D. Classicism. Paris: Metuen & Co Ltd, 1973. P. 34.). ↩︎
- Для сравнения см.: Пумпянский Л. В. Ломоносов и немецкая школа разума // XVIII век. Сборник 14. Русская литература XVIII – начала XIX века в общественно-культурном контексте / А. М. Панченко. Ленинград: Наука, 1983. С. 16, 35. ↩︎
- Федоров В. И. История русской литературы XVIII века. Москва: Просвещение, 1982. С. 44. ↩︎
