Search

Иван Шмелев. Пути небесные. Соблазн по благословению

Беда в том, что для сознательного христианина все это выглядит гораздо хуже Сони Мармеладовой и развратной прозы Набокова, а между тем, православные литературоведы продолжают называть это "попыткой духовного романа", "итогом духовных исканий Шмелева", "духовным реализмом".
Иван Шмелев. Пути небесные
Иван Шмелев. Пути небесные

Последний роман И.С. Шмелева “Пути небесные” с 2000 года многократно выходил к читателю, например, в издательствах “Паломник”, “Белый город” и “Даръ” (Издательский Совет Русской Православной Церкви), в аудио-формате – в издательстве «Лепта». Его можно приобрести в магазинах православной литературы, книжных лавках храмов и монастырей. Книга встречает широкий отклик и пользуется спросом, являясь примером того проникновения массовой культуры в Церковь, о котором писал Протоиерей Владимир Переслегин в статье “Печальные мысли“.

От знакомства с современными критическими разборами мысли, действительно, становятся все печальнее и печальнее… Среди исследователей романа И. Шмелева: Дунаев М.М. (Творчество И.С. Шмелева (1873-1950) // Православие и русская литература. Ч.5. М.,1999), Любомудров А.М. (К проблеме воцерковления героя // Христианство и русская литература. Сб. статей. СПб.,1994); Осьминина Е. (Пути земные и пути небесные // Москва. №1. 1995).

Никто из критиков не скрывает, что в центре повествования история изверившегося субъекта, инженера Виктора Вейденгаммера, который в состоянии душевного кризиса знакомится с 17-летней Дарьей Королевой, девушкой-ребенком, сиротой, ищущей защиты у стен Страстного монастыря в ранний утренний час. С этого дня, одержимый желанием “просто иметь эту беззащитную”, “юницу воистину непорочную”, Вейденгаммер начинает наведываться в монастырь. Через год, когда умирает монахиня, взявшая Дарью под свое покровительство, девушка покидает обитель и становится сожительницей Вейденгаммера. Даринька проходит через все мирские соблазны и удовольствия: она влюбляется в гусарского офицера Вагаева, ее соблазняют богатства, слава и успех в свете, она чуть не становится добычей старого развратника барона Ритлингера.

В книге приводятся подробные описания похотливых ощущений и действий инженера-механика зрелого возраста в отношении 17-летней девицы, детскость и незрелость которой всячески смакуется автором.

Главный герой Шмелева даже спустя годы не испытывает угрызений совести, даже когда открыл свою душу старцу – ничего не чувствовал, и продолжает настаивать на том, что во всей последовательности событий присутствовал некий Божественный план, а проще говоря, что ему инженеру-механику, утратившему веру до желания кощунствовать, было необходимо и “предначертано” для поправки духовного здоровья растлить сироту.

Раскрыв окно и “повенчавшись навеки перед небом”, герои вступают на долгий, извилистый путь в Оптину, ибо Шмелев опирался на реальную биографию малоизвестного оптинского инока Виктора Вейденгаммера. Там, где-то в третьем томе, герои должны были бы преодолеть качание от Содома к Мадонне. Будут теперь стр-рашные падения, богохульства, кощунства, надрывы и взрывы, до “сапогом в икону”, – и чудеса, много чудесов. И – страдания. Цитата здесь приводится нами в шмелевской орфографии и надо признать, что чудесов в романе действительно много. Много и других “духовных явлений”, постоянно посещающих совращенную героиню.

…Ей выпало искушение. С ней случилось, как говорят подвижники, “помрачение”: ее душа уснула. Это было как бы попущение, “во испытание”. – И это было нужно. Страстное увлечение народ метко определяет – “души не слышать”. Подвижники именуют жестче: “озлобление плоти” или – “распаление страстей”. Даринька говорила: “я ужасалась – и бежала навстречу прелести”, “вся я была изъята, как в страстном сне”. Тут – явное искушение. Иначе нельзя понять. Как она, целомудренная, смиренная… – в ней ни на мизинчик не было ничего от “вакханки”! – могла до того забыться, что сама бежала навстречу прелести (1,5,192).

Желание жарко молиться ночью, возжигать лампадки, ходить ко всенощной, кушать просфору не покидает героиню ни при каких обстоятельствах, как и стремление непременно воцерковить своего товарища по “темному счастью” и зажечь в нем огонек веры. Все это, по мысли писателя, должно было бы возникнуть много лет спустя в Оптиной, под руководством старца, но к великому облегчению для русской литературы роман так и не был завершен. И дело вовсе не в аллюзиях и реминисценциях, мелькании образов уже виденного в мире русской классики, который так неудачно пытался дополнить Шмелев.

Беда в том, что для сознательного христианина все это выглядит гораздо хуже Сони Мармеладовой и развратной прозы Набокова, а между тем, православные литературоведы продолжают называть это “попыткой духовного романа”, “итогом духовных исканий Шмелева”, “духовным реализмом”.

Чего стоит, например заявление одного из них: Творческий метод, которым пользуется Шмелев, невозможно воспринимать по привычным критериям реализма, отвергая духовный смысл отображаемой жизни. “Пути небесные” нельзя рассматривать как жизненную правдоподобную историю. У Шмелева – реальность духовных исканий, а не обыденное правдоподобие.

Вот это действительно новость: где “духовные искания”, там – правдоподобия не жди.

О. Владимир Переслегин пишет о модернистском желании “совместить несовместимое”. И это шизофреническое “совмещение несовместимого” охватило не только покойного автора “Путей Небесных”, но и ныне здравствующих критиков, и восторженных читателей, в церковной лавке приобретающих книгу.

На наших глазах творится настоящий соблазн от имени Церкви, так как все издания снабжены благословениями архиереев, оформлены изображениями храмов и фотографиями старцев Амвросия Оптинского и Варнавы Гефсиманского. Разоруженного таким антуражем читателя ждет нож – сочувственное описание растления, и – оправдание смертного греха действием Промысла и перспективой дальнейших “страданий” и “постижений”, что является уже богохульством. От лица Церкви конкретным христианам, “купленным дорогою ценою”, предлагается пренебречь словами Спасителя всякий, кто смотрит на женщину с вожделением уже прелюбодействовал с нею в сердце своем, пренебречь заповедью “не блуди”.

Очевидно, что участники этого не несут ответственности за литературные неудачи писателей, но отвечают по всей строгости за соблазн, творимый по церковному благословению.

Ольга Вершилло

Помочь проекту

СБЕРБАНК
2202 2036 4595 0645
YOOMONEY
41001410883310

Поделиться

По разделам

10 Responses

  1. Чуть раньше бы прочитать!
    Своего “учителя” в некотором роде, видимо, он превзошел.
    Придется опять отправляться на природу :(

    Спаси Господь за статью!

  2. У Шмелева перечисление блюд меня насторожило- целые страницы! ( В духовной-то литературе) Еще что-то… Снова подтверждение Евангельским словам (от дерева худого не бывает плода доброго…) Спаси вас и укрепи Господь! Слава Богу, что кроме (лето Господне) не читал других его книг

    1. Василий, а почему книги Ивана Шмелёва относятся к духовной литературе?
      Это официально принятое кем-то решение?
      Я всегда считала И. Шмелёва прекрасным русским писателем, а его “Лето Господне” – замечательным описанием быта православной купеческой семьи.
      Более никак не относилась к художественной прозе Шмелева.

  3. Прочитала пятое приложение (Льюис К. Нравственность в области пола) в распространяемой сейчас книге Зорина К.В. http://www.idrp.ru/buy/show_item.php?cat=1319
    “Христианское правило целомудрия не следует путать с общественными правилами скромности, приличия или благопристойности. Общественные правила приличия устанавливают, до какого предела допустимо обнажать человеческое тело, каких тем прилично касаться в разговоре и какие выражения употреблять в соответствии с обычаями данного социального круга. Таким образом, нормы целомудрия одни и те же для всех христиан, а правила приличия меняются”.
    “Когда люди нарушают правила пристойности, принятые в их обществе, чтобы разжечь страсть в себе или других, они совершают преступление против нравственности. Но если они нарушают эти правила по небрежности или невежеству, то повинны лишь в плохих манерах”.
    “Я не думаю, чтобы чрезмерно высокие и строгие нормы приличия служили доказательством целомудрия или помогали ему; и потому значительное упрощение и облегчение этих норм в наши дни рассматриваю как явление положительное”.
    Дальше и вспоминать не хочется, и читать саму книгу.

  4. Совершенно справедливая статья. А есть у него и еще хуже и страшнее рОман- Неупиваемая Чаша, там тоже: не просто богохульство, а апофеоз мистического сладострастия. Причем автор совершенно искренне умиляется и художественно оправдывает этих педофилов!.. А жертвы растления – “святые” и “непорочные”. Мрак.

  5. Помимо Шмелёва Православные издатели активно пропагандируют творчество другого писателя Лескова Н.С. По идее, Лесков является классиком и никакого отношения к духовной литературе не имеет, однако покупала сборники его рассказов, изданных Сретенским монастырём и Санкт-Петербургским приходом Святителя Игнатия (Брянчанинова). Помимо этого можно найти издания “Николина дня”, “Никеи” и иных. Очень и очень сомнительные с Православной точки зрения произведения.

      1. Я считаю ваше мнение о писателе Н. Лескове неправильным. Вы исходите из того, что он писал о пороках священников. Так не думаете ли вы, что от боли писал, что хотел, чтобы православия не касалась никакая грязь и пороки. Лично я думаю, что, показывая пороки в священнической среде, он хотел их искоренения. Я убеждена, что талантливый писатель может только тогда высмеивать, когда любит о чем пишет.

        1. Нет, не думаю, что от боли. Тут скорее декандентская мораль сыграла свою роль. Если он любил Церковь, то почему так тщательно избегал ее?

  6. Шмелёв мало того, что модернист, так ещё и гитлеропоклонник. И внешние соблазняются, когда о Шмелёве говорят как о “православном” писателе.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.