Иезуитская патологическая речь

Мы перечислили приемы иезуитов и разобрали их основную стратегию: управление сознанием.

Для чисто ментальных упражнений нужна речь, хотя бы внутренняя. Язык необходим для расчета и «направления намерения», для казуистики и «ментальной резервации» и др.

У иезуитов была своя теория патологической речи. Теория и опыт лжи вместе образуют иезуитское искусство чтения.

Иезуитская речь важна для нас как самый ранний опыт системы идеологической лжи. Но почему нужен особый тип речи: речь патологическая? Простая человеческая речь не точна и не ясна, многозначна и говорит иносказаниями. Она сама по себе сгодится для обмана.

И все же обычная речь может быть понята. Как правило, ее неточности мы понимаем точно, а иносказания – прямо. Ради этих превращений мы и используем человеческую речь.

Система иезуитской лжи

В новые времена новые государства и новая Церковь пытаются создать систему тотальной лжи, которая полностью закроет от человека подлинную действительность. Ложное сознание может существовать только в таких условиях. Оно переходит от одной системы лжи к другой, не сталкиваясь с реальностью, как она есть.

Вот для этого и нужна патологическая речь, которая сравнительно с речью человеческой вообще не речь и не сообщение.

Возьмем такой пример. Успех иезуитской миссии основывается на расчете, переодевании и обмане. На разумном языке успех такой проповеди не может быть измерен, как нельзя измерить химеру или кентавра. Он находится вне шкалы «истинно – ложно», и его описывает только патологическая речь.

Речь нечестная

В другом месте мы много говорили о свойствах патологической речи. Здесь мы рассудим о нечестности речи иезуитов.

Нечестная речь лжива в нескольких отношениях:

1. Она скрывает истинные мысли, истинное лицо говорящего.
2. Она сообщает ложь, то есть то, чего на самом деле нет.
3. И она сообщает открытую ложь, когда иезуиты называют свою доктрину Христианством, и с этим не спорит Церковь и государство.

Иначе говоря, ложь сочетает в себе тайное и явное, где и тайное – не тайна, и явное – непостижимо. Здесь можно различить диалектику эзотеризма и экзотеризма, встречавшуюся уже в древнем гнозисе.

Скрытая открытость служит основанием «малого порядка» в обществе и в Церкви. Теперь идеолог пропагандирует ложь, убийственную для общественного порядка, но уже не может быть разоблачен как враг Церкви и общества.

Он исполняет роль миссионера, обращает своих адептов. Каждому из них ложь открывается в доступной ему мере. От лжеучителя не требуется здесь особая проницательность: в новом обществе каждый посвящает себя сам на ту степень, которая ему доступна.

Частного человека больше никто специально не обманывает. Если он не понимает скрытого смысла пропаганды, то обманывает сам себя. Ведь все говорится открыто, как, скажем, проповедь атеизма проф. А.И. Осиповым.

Кетман

Тут стоит вспомнить кетман, или «благородное искусство лжи»:

По мнению людей на мусульманском Востоке, «обладатель истины не должен подвергать свою личность, свое имущество и свое достоинство опасности со стороны ослепленных, безумных и злобных, которых Богу было угодно ввести в заблуждение и в заблуждении оставить». Нужно, стало быть, молчать о своих подлинных убеждениях, если это возможно.

«Однако, — говорит Гобино, — бывают случаи, когда молчать недостаточно, когда молчание выглядит признанием. Тогда не следует колебаться. Нужно не только публично отречься от своих взглядов, но рекомендуется использовать любые хитрости, лишь бы обмануть противника. Исповедовать любую веру, какая может ему понравиться, совершать любые обряды, которые считаешь нелепейшими, фальсифицировать собственные книги, применять любые средства, чтобы обмануть, таким образом ты получаешь большое удовлетворение, и твоя заслуга в том, что ты сохранил и себя и своих, что не подверг драгоценную веру омерзительному контакту с неверным и, наконец, что, обманывая этого неверного и утверждая его в его заблуждении, ты вовлек его в позор и в духовную нищету, которых он заслуживает» (Милош, Чеслав. Порабощенный разум).

Иезуитская речь открывает ложь и скрывает истину

Так, у патологической речи две стороны: она открыто сообщает ложь, а от непосвященных скрывает, что ложь есть ложь.

Паскаль исследует этот вопрос. Он приводит следующее правило о. Бони:

Разрешается прямо, primo et per se искать ближайшего случая ко греху ради духовного или временного блага нашего или ближнего нашего.

Этот аморальный совет обсуждали и иезуиты. Одни из них осуждали Бони, другие поддерживали. Но как они это делали!

Паскаль демонстрирует свое превосходное искусство преследования, обличая иезуитов:

Обратим внимание на следующее: когда вы признавали правило это гнусным, вы в то же время отрицали, что оно принадлежит о. Бони, и таким образом он оказывался невинным, а когда вы сознаетесь, что оно принадлежит ему, вы в то же время утверждаете, что оно хорошо, и таким образом он опять невинен. Так как невинность этого вашего отца оказывается единственной общей мыслью обоих ваших ответов, то очевидно, что только этого одного вы и добиваетесь и что у вас одна цель – защита ваших отцов, если вы об одном и том же правиле то говорите, что оно есть в ваших книгах, то, что его там нет, что оно хорошо и что оно дурно, сообразуясь не с истиной, которая никогда не меняется, а со своим интересом, который меняется ежечасно.

Паскаль соединяет то, что иезуиты разделяют

Как мы видим, Паскаль соединяет то, что иезуиты говорят порознь и в разных случаях. Из этого он выводит заключение, сокрушающее все иезуитское создание:

Желаете ли вы говорить искренно? Нет, отцы мои, поскольку ваши ответы противоречат друг другу. Желаете ли вы держаться одной истинной веры? Нимало, поскольку вы одобряете правило, гнусное, по вашему собственному мнению.

В одном случае иезуиты говорят ложь, в другом – смешивают ее с правдой, в третьем случае говорят верно. Но нам нет нужды разбираться по отдельности с этими заявлениями. Это мелочность, разговор не на тему.

Соединив сказанное по отдельности, мы получаем противоречие. А тот, кто допускает противоречие своим словам или в своей собственной речи, не может желать истины. Иезуиты не хотят держаться одной истинной веры, потому что одобряют то, что сами осуждают.

Итак, из смеси истины и лжи мы получили простую и ясную истину об иезуитах: что они враги Христианства.

После этих общих замечаний об иезуитской ложной речи рассмотрим теорию так называемой

смешанной пропозиции

Теория «смешанной пропозиции» (oratio mixta) гласила, что речь имеет две стороны: видимую (слышимую) и невидимую (подразумеваемую). Речь – это слово и мысль. По отдельности они не составляют высказывания (пропозиции), а только вместе могут оцениваться как ложная или истинная речь.

Если слово противоречит мысли, то высказывание все равно будет истинным, если мысль истинна.

Теоретиком “смешанной пропозиции” выступил Наварр, о котором мы уже говорили.

Он рассматривает гипотетический случай, когда Н. объявляет некоей женщине, что желает взять ее в жены. На самом деле, Н. твердо намерен этого не делать.

– Лжет ли он? – спрашивает Наварр, и отвечает:

– Нет, Н. не грешит ни пред Богом, ни перед людьми. Его речь состоит из произнесенного и мыслимого. Мыслимое им – верно, соответствует его намерениям. Значит, вся его речь не обман и не ложь.

На эту замечательную теорию можно возразить, что «смешанная пропозиция» – это вообще не человеческая речь. Ведь речь есть слово, выражающее мысль, а не что-либо еще.

Популярный и в наши дни прием умолчания мы видели, когда иезуиты говорили о составных частях греха, но не называли грех по имени.

Иносказания, иезуитская двусмысленная речь

Еще одним известным приемом иезуитов стало иносказание, двусмысленная речь.

Двусмысленная речь состоит в употреблении многозначных слов и выражений. Как и другие приемы иезуитов, двусмысленная речь нужна для сохранения жизни в новом обществе и вообще для личной и общественной пользы.

Иезуит рассказывает Паскалю

об облегчениях, введенных нами для избежания грехов в разговорах и в светских интригах. Самое затруднительное тут – избежать лжи, особенно, когда желаешь заставить верить в то, что ложно. Удивительно этому помогает наше учение о двусмысленностях, которое «разрешает пользоваться двусмысленными выражениями, заставляя понимать их не в том смысле, как думаешь сам», как говорит Санчес (Opera mor., ч. 2, к. 3, г. 6, № 13).

Двусмысленная речь похожа на ментальную резервацию. Иносказательные слова и выражения имеют два смысла: один для слушателя, а для говорящего – другой. В ментальной же резервации к слову добавляется невысказанная оговорка, которая делает высказывание истинным.

Новая иезуитская терминология

Для своих целей иезуиты создали новую терминологию и навязали ее католической Церкви.

Паскаль пишет:

Вы нарочно подбираете подобные словечки: «божественное право», «положительное право», «естественное право», «внутренний и внешний суд», «случаи, указанные в законе», «внешняя вероятность» и другие малоизвестные, для того, чтобы в этом тумане ускользнуть и скрыть из вида ваши заблуждения.

Он предупреждает иезуитов:

Вы однако не ускользнете, отцы мои, благодаря своим пустым тонкостям: я ведь поставлю вам вопросы, настолько простые, что они не будут подлежать Distinguo (то есть иезуитским “различениям”).

Действительно, простота была главным орудием Паскаля.

На этом мы заканчиваем наш рассказ о Блезе Паскале. Нам остается сделать краткие выводы из сказанного о нем. После это мы сможем перейти к рассказу о современном православном антимодернизме, о месте антимодерниста в мире и в Церкви, о преследовании лжи и об искусстве преследования.

Роман Вершилло