«Юрьев день» церковной геополитики

Создание Константинополем «Параллельной Церкви Украины» (ПЦУ), на первый взгляд, может показаться исключительно русско-греческим конфликтом за сферы влияния в православном мире. Более внимательное рассмотрение проблемы обнаруживает прецеденты подобных действий Фанара на территории и других юрисдикций. В частности, сообщается, что «Константинопольский патриархат начал создание параллельной юрисдикции в Чехии, на канонической территории Православной Церкви Чешских земель и Словакии (ПЦЧзС) и зарегистрировал подчиненный себе “монастырь”» (Фанар начал рейдерский захват Церкви Чешских земель и Словакии?). Но и это не дает еще полной картины происходящего. Для этого также необходимо вспомнить осуждение Константинопольским синедрионом 1993 г. (под председательством того же патриарха Варфоломея) Иерусалимского Патриарха Диодора (под предлогом, опять же, территориального спора за подворья Австралийской архиепископии, но, в первую очередь, конечно, в качестве «кары небесной» за антиэкуменическую позицию патриарха). Наиболее же ярко демонстрируют основную стратегию Фанара, конечно, принятые документы Всеправославного (Критского) собора 2016 г., где парадоксальным образом сочетается всяческая «открытость» модернизированного «православия» «остальному христианскому миру» (и вообще «миру»), с одной стороны, и авторитарная идеология того, что уже назвали «восточным папизмом», – с другой. И это уже совсем иначе расставляет акценты церковной геополитики, истинные мотивы и главные цели ее идеологов и стратегов.

Если ортодоксы (как патр. Диодор) в новой политике «вселенского центра» подвергаются репрессиям за непослушание «церкви-мачехе», то «инославные» и раскольники всех мастей, наоборот, переживают просто какой-то золотой век «материнского» отношения к себе с ее стороны. Отсюда основной принцип церковных образований нового («параллельного») типа, а именно, строгое подчинение единому центру (Вселенскому, или – по-гречески – Экуменическому, патриархату), с одной стороны, и радикальная каноническая икономия, или самый широкий либерализм на местах – с другой, когда дверь в новые церковные структуры оказывается открытой всем желающим, не только раскольническим образованиям (как УПЦ КП), но и «самосвятам» (как УАПЦ). «Духовенство» и тех, и других принимается под «экуменический омофор» «в сущем сане», то есть легализации подвергается не только раскол, но и практически любая квазицерковная самодеятельность протестантского типа. Возникающие в результате такой политики новые расколы (то есть, конфликты с каноническими Поместными Церквями, естественным образом противящимися столь грубому вмешательству в свои внутренние дела) воспринимаются «вселенскими миротворцами» как допустимые издержки, необходимые затраты в большом деле, которые окупятся сторицей в будущем, дадут «сверхприбыль» тотального «восстановления единства», – так «диалектически» широко там смотрят на вещи, так «творчески» мыслят… В итоге  и получается, что в новой идеологии «открытости и плюрализма», которую Константинополь продавливает в масштабе Вселенского Православия, на неограниченную по лимиту «терпимость» могут рассчитывать все конфессии и религии мира, кроме… самого Православия.

Это можно сравнить с «черной пятницей» в торговых сетях, то есть с массовой предпраздничной распродажей. Словно приближается какой-то Новый «эон» («эпоха Водолея») «по григорианскому календарю», и по инсайдерским (закрытым для непосвященных) астральным связям оповещенное руководство «гипермаркета церковных услуг» проводит акцию небывалых «скидок» на свой «продукт». В результате происходит стирание границ между каноническим и неканоническим, ортодоксальным и неортодоксальным, традиционным и «альтернативным», естественным и противоестественным, святым и греховным…

Потому что входящие в каноническую Церковь, распахнувшую вдруг свои двери всем без разбору, представители церковно-нелегальных образований входят туда не только «в сущем сане», но и во всей прочей своей «ветхой» сущности, не прикладывая никаких усилий по своему изменению, не переосмысливая свое прошлое, то есть, не принося покаяние в своей греховной деятельности, потому что никто от них этого и не требует. «Фанар зарегистрировал на территории Чехии “ставропигиальный монастырь”, в который могут принимать духовенство из любых юрисдикций, прежде всего из ПЦЧЗС. В составе этой Церкви есть один архиерей, который поддерживает эти неканонические действия Фанара – это викарный епископ Шумперкский Исайя (Сланинка). Главой “ставропигиального монастыря” стал (!) митрополит Австрийский Арсений (Константиноп. патриархат), а заместителем – епископ Исайя. Такой вот себе “троянский (=фанарский) конь” в ПЦЧЗС. Известно, что он давно симпатизировал нашим раскольникам и будучи архимандритом, встречался с Филаретом ещё до всех историй с Томосом» (протоиерей Николай Данилевич, заместитель председателя Отдела внешних церковных связей УПЦ МП).

«Симпатия» фанариота украинским раскольникам еще до того, как они вошли в «параллельную церковь», как раз и говорит о том, что соединение всех и вся в единой юрисдикции носит принцип протестантско-масонского религиозного синкретизма. Не случайно, первая партия «томосов», подобных украинскому (в частности, «автономным церквям» Эстонии, Финляндии и той же Чехии), была выдана патр. Мелетием (Метаксакисом) одновременно с началом им революционной на тот момент обновленческо-экуменической деятельности. По сути своей, Константинополь делает в православном мире то же самое, что идеологи «Всемирного Совета Церквей» – среди «инославных». Как видно невооруженным глазом, аналогичную деятельность все более активно разворачивает и Ватикан. Только Папа Римский, как и положено Верховному Жрецу мира сего, продвинулся в этом направлении дальше своих младших восточных братьев, то есть шире всех распахнул церковные врата, так что представители всех религий мира (включая самих православных) могут теперь рассчитывать на сомоление с духовенством РКЦ «единому Богу» и т.д. И Критский собор в этом отношении лишь повторяет основную стратегему II Ватиканского собора: ваше признание нашего примата в обмен на наше признание вашей веры (то есть ереси или раскола); у нас «полнота истины», у всех остальных – ее отдельные «лучи» (с той лишь «небольшой» поправкой, что восточный «центр» сам оказывается одной из периферий в западной модели «всеединства»).

В целом, старается не отставать от нового тренда и руководство Русской Православной Церкви, а если случаются у Москвы разногласия с Константинополем в этом едином процессе (опять же, на парадоксальном фоне их одновременного сближения с Римом), то исключительно в плане своей роли в нем, но никак не принципиального характера. В частности, только расхождение в вопросе диптиха (или того же дележа властных полномочий) вынудило Русскую Православную Церковь отказаться от участия в Критском соборе, в подготовке основного пакета документов которого (то есть догматизации своих полувековых «отношений с инославным миром») она шла рук об руку с Фанаром все это время. В частности, Москва промолчала, когда судили неугодного им Иерусалимского Патриарха Диодора.

Поэтому, как поется в одной из «песен о Боге» Бориса Гребенщикова (дававшего с нею даже гастроль в МДА): «Скоро Юрьев День, радость моя! И мы отправимся вверх – вверх по теченью…» То есть, в одном «ковчеге» общечеловеческой религии, где, как в библейском, будет «каждой твари по паре»… И нынешний «мораторий» Москвы на евхаристическое общение с греками – это только шаг назад ради совместного решающего прыжка вперед в будущем.

Александр Буздалов