Понять можно только понятное. Это банальная мысль, но она требует некоторого раскрытия.
Что значит «понять»? Что мы понимаем?
Мы понимаем понятия, а не факты, ощущения или личности. Понятия – вот, что понятно, и более ничего.
В.Н. Лосский
Таким образом, когда мы хотим понять, например, сочинения известного православного модерниста и псевдофилософа Владимира Лосского, то мы хотим понять понятия.
В таком случае мы сталкиваемся с некоторыми затруднениями. У Владимира Лосского мы не обнаруживаем истинных и точных понятий. Больше того, в основании его системы мы не обнаруживаем понятий как таковых.
Вместо понятий, необходимых для веры в Бога, для мысли о мире и человеке, мы обнаруживаем у Лосского мнимые понятия, «концепты», коллективные представления. Например:
- «личность»,
- «апофатика»,
- «существование» (в экзистенциализме),
- «архаическая ересь»,
- «иррационализм»,
- «антиномическая мистика»,
- «опытное познание» и, в частности, «мистический опыт»,
- «синергия» и др.
Мы встречаем у В.Н. Лосского концепты-методы («различие – тождество»), а также мыслеформы «Нет ничего случайного» и «У Святых отцов нет».
Вдобавок к этому Лосский еще и теоретик патологического сознания: его понятия непонятные, и нравятся ему именно такими. Метод апофатики, деконцептуализации понятий у него – это уже сразу и результат применения метода. То есть это вообще не мысль, и не метод познания, а пропаганда и стоящая за ней воля к власти.
В этом отношении его творчество – это, скорее, род графоманской литературы. Он что-то нехудожественно и пространно нам описывает, разводит руками, делает округлые жесты. То есть это в большей мере русские сезоны в Париже, нежели разумный текст.
Значит ли это, что Лосский изъят из рода человеческого, что он стал недоступен человеческому суду? В существенном смысле это так. Как каторжник, разбивший кандалы, он свободно бродит по тайге или плавает по Волге как Стенька Разин, прибивается к шайке таких же, как он, бунтовщиков. С другой, и тоже существенной, стороны он остается подсуден, потому что над ним тяготеет законно вынесенный приговор.
“Концепты”
То, что у Владимира Лосского нет понятий, а есть концепты, ясно говорит, что перед нами человек с патологическим сознанием. Вот он, суд и приговор: мы мыслим понятие «патологическое сознание» и благодаря изучению Лосского уточняем, наполняем, исправляем это наше понятие.
От этого сам Лосский нам не становится более понятен. Мы по-прежнему не понимаем, почему надо было бунтовать, а потом бежать из-под стражи. Это нам непонятно, но понятно, что такое бунт, преступление, приговор, наказание. И пока мы гонимся за каторжником, мы все лучше понимаем эти понятия.
Таким образом, сочинения Лосского отчасти понятны и отчасти непонятны. Они непонятны, потому что излагают не понятия. И они понятны в той мере, в какой мы сами понимаем истинные понятия.
Возьмем у Честертона, пусть и не самый удачный пример. Один из его героев говорит в разговоре с анархистом:
Всякий раз, когда поезд приходит к станции, я чувствую, что он прорвал засаду, победил в битве с хаосом.
Человек смотрит на поезд и уточняет свое понятие о порядке. Методически это верно.
Глупость
Приступив к тщательному анализу сочинений Лосского, мы устанавливаем, что он говорит глупости, и поэтому его сочинения говорят нам о таком понятии как «глупость».
Мы устанавливаем, что Лосский – глупец, узнаем, что это значит, уточняем благодаря изучению Лосского социальную роль глупца (идеолога) в современном обществе, в Церкви.
Мы видим, что эта глупость совершенно определенного рода и играет свою социальную роль. Одну роль его сочинения играли в эмиграции, другую – в СССР, третью в постсоветской России, четвертую в современном европейском православии.
Глупость эта исторически обусловлена. Ее не выдумал Лосский, она ему не принадлежит. Его глупость встроена в историю новой философии, парижского богословия, православного модернизма, модернизма интерконфессионального, а также в историю европейского оккультного возрождения конца XIX – начала XX века.
Можно зафиксировать, что в сочинениях Лосского глупость изложена на специальном языке (во французском оригинале) и переведена тоже не на русский язык, а на особый и очень влиятельный жаргон. Благодаря этим наблюдениям мы уточняем свое понятие о патологической речи. Мы убеждаемся в той истине, что патологическое сознание необходимо связано с патологической речью, и видим сродные свойства иррациональность и аморализм в мысли и языке Лосского.
Таким образом, мы не можем углубиться в мысль Лосского. Она отсутствует. Мы не можем сопоставить его мысли с учением Святых отцов, потому что нет общей меры, то есть понятия.
Стоит ли об этом сокрушаться?
Если мы хотели узнать глупость, то мы потерпели неудачу. Но я лично к этому совсем не стремлюсь. Мне хватает своей глупости и недосуг разбирать чужую, да еще в таком несусветном количестве как у Лосского.
Напротив, я хочу уточнить понятия, какие у меня есть, и для этого пользуюсь всем, что вижу вокруг. Я проверяю свои понятия, понимаю, как они связаны, каким понятиям подчинены и какие подчинены им самим. Вот для этого стоит исследовать модернизм, для этого стоит смотреть на мир и на события вокруг нас.
