Модернизм являет нам грубый утилитаризм в своем отношении к Святыне.
Так, общим местом во множестве книг, лекций и популярных бесед о Православном Богослужении, о молитве – стало чуждое Православию утверждение, что Богослужение «нужно нам, а не Богу», что «умная молитва – метод лечения» человеческих немощей и страстей, а Православие можно рассматривать «как медицинскую науку» (митр. Иерофей Влахос).
Эти модернистские клише резко контрастируют с православным учением о молитве и Богослужении.
Молитва есть возношение ума и сердца к Богу (Катехизис).
Богослужение есть обязанность человека в отношении к Богу (Иван Дмитриевский. Историческое, догматическое и таинственное объяснение на Божественную Литургию).
Действительно!
Господь обязал Христиан служить Ему. Это императив, приказ и Заповедь.
Такова Его воля.
Вот и вся мотивация Богослужения. Мы служим Ему не потому что «пришли к этому по жизни», не потому что это «вытекает» из наших размышлений и опыта, не потому что это следствие каких бы то ни было наших психических или ментальных причин. Нет! Никаких оснований для Богослужения кроме веры в Заповедь – нет. Мы служим Ему, потому что это Ему угодно, потому что нам так приказано.
Господу Богу твоему покланяйся и Ему единому служи (Мф. 4:10). Покланяющиеся Ему, Духом и истиною должны покланяться (Ин. 4:24).
В противность этому ясному учению, мы читаем и слышим со всех сторон примерно следующее:
Церковная служба нужна не Ему — нам. Естественно, что мы просим прощения за то, что огорчаем Его своими грехами, благодарим Его, воспеваем Ему хвалу. Все это — наша естественная потребность, именно наша, это нужно нам. И это есть служение Богу, так как, устрояя свою духовную жизнь правильно, имея с Богом правильные отношения, мы являем миру факт правильного устроения жизни, т.е. проповедуем это устроение, а это — богоугодное дело, следовательно, мы Ему тем самым служим.
Нет смысла персонализировать авторство этого текста – это общий голос современных «популяризаторов» и «апологетов» православного богослужения перед лицом неверующего мира. И это ошибка! Причем ошибка миссионерская.
Миссионер боится просто признаться в вере и призвать к вере аудиторию. Он боится сказать: «это – повеление Божие». Он думает «объяснить» веру, тогда как его обязанностью является лишь засвидетельствовать ее и призвать к ней, дать же ее может лишь Сам Бог.
Нет. Мы служим Богу не тем, что удовлетворяем свою «естественную потребность» и не тем, что являем миру свое устроение жизни. И не потому что церковная служба, якобы, «нужна не Ему а нам»!
Мы служим Богу по той единственной причине, что это Ему угодно.
Это необъяснимо. Это сверхъестественно. Это принимается на веру. Это узнается из Откровения.
Служба Богу предписана Самим Богом. Сие творите в Мое воспоминание.
Мы творим, совершаем, служим – в силу веры в Его слово и подчинения Ему. Других причин нет.
Вразрез с этим, потребительский, органический и чуждый Веры взгляд на молитву, на пост, на нравственность, на целомудрие, на брак, на чадородие, на всякую Святыню и Заповедь Божию, как на «средство», «метод» и «материал» для достижения земных задач и целей сделался весьма распространенным в наше время – время подмены веры в сверхъестественное Божественное Откровение «верой» в экзистенциальный земной опыт человека.
Собственно в этом и состоит церковный модернизм.
Интересно наблюдать, как эти общие места, эти духовные штампы христианского модернизма переходят из собственно церковной среды в среду общественно- церковную, оставаясь при этом четко узнаваемыми артефактами, специфическими продуктами модернистского сознания.
Анатолий Степанов, «Русская Линия»:
События нашей истории и исторические персоналии издавна вызывают в русском обществе ожесточенные споры. Один острослов даже заметил, у России всегда непредсказуемое прошлое. Шутка отдает русофобией, но в ней уловлена существенная черта нашего национального характера, – для русского человека прошлое – это не что-то ушедшее в небытие, и уж тем паче не какой-то исторический анекдот. Русский человек, даже порвавший с церковной традицией, понимает, что в России грань между историей и вечностью очень тонка. Поэтому русские споры о прошлом – это споры о настоящем и будущем. Поэтому они такие ожесточенные.
И в центре этих споров обречены быть события трагического и героического ХХ века, – века, в котором произошла страшная национальная революционная катастрофа 1917 года, повлекшая ожесточенную братоубийственную войну и великая русская Победа 1945 года, увенчавшая кровопролитную Великую Отечественную войну. Наполненный преступлениями, изменами, кровью и героизмом XX век обречен быть предметом споров сегодня. Ведь от понимания того, что мы пережили в ХХ веке, от извлечения уроков из трагического и героического национального опыта зависит наш путь в будущее. Объединится ли русский народ, восстановит ли Великую державу, которая только и сможет уберечь от соблазнов и напастей нашу Церковь? Или мы на радость нашим врагам продолжим вновь делиться на «белых» и «красных», что завершится новой междоусобицей? Это фундаментальный выбор. Потому и споры о нашем прошлом такие ожесточенные.
Разве правда о прошлом нужна нам уже не ради самой правды как таковой? И разве сама правда не является наградой алчущим и жаждущим ее? Разве не надежда насыщения ею в чистом виде, без функций и производных, без различных конструкций с ее использованием «в настоящем и будущем» подвигает душу к непредвзятому исследованию? Неужели хотя бы некоторое, в общих чертах, понимание тайны Отречения Государя от Престола Государства Российского, без идеологии и конспирологии, не утешает душу русского, мучительно не находившего объяснения этой трагедии – и успокоившегося, наконец, на принятии на веру объяснения самого Императора, данного им в Акте Отречения, как единственного и исчерпывающего?
Разве любовь к Истине не является величайшим даром и наградой от Бога?
И разве сама эта любовь не несет в себе великую награду, несравненную ни с какими «выгодами» от познания Истины?
И познаете истину, и истина свободит вы,– глаголет Господь (Ин. 8:32).
Но этой свободы от лжи, доставляемой Истиной – мало меркантильным душам, душам людей, для которых истина – не самодовлеющая цель, а средство в решении любых, в том числе и самых «высоких» задач.
Ведь от понимания того, что мы пережили в ХХ веке, от извлечения уроков из трагического и героического национального опыта зависит наш путь в будущее.
Нет! От нашего понимания ничего не зависит, кроме самого понимания.
Думать так есть чистый гнозис.
Наше будущее, история страны, история мира – зависит только от Бога. Выучить бы этот урок.
Само по себе наше понимание или наше непонимание, наши грехи или наши добродетели – не протягивают «ниточку» ни к каким событиям. Никакой связи вне Бога между грехом и наказанием, между добродетелью и наградой – нет.
Дети не наследуют грехи родителей помимо Суда Божия.
Праведник не пожинает мир и благоденствие от своей правды, сама по себе она не плодоносит.
Это штамп современной массовой культуры, не больше.
Штамп нравственного монизма: и наказание и награда уже заключены в тех или иных действиях или мыслях – и являются лишь их «раскрытием».
Для меня Царь – Мученик Николай Александрович и Иосиф Виссарионович Сталин – звенья одной цепи. Цепи нашей русской истории.
Но где тогда Суд Божий?
Если история – «цепь», если святость и грех – ее «звенья», то такой детерминизм земных событий не оставляет места Промыслу Божию, действующему в каждую секунду истории. Нет, история – не цепь, а люди – не звенья. Это все то же органическое богословие А. И. Осипова, полагающее, что первородный грех– не личная вина каждого из нас в Адаме, как учит Церковь, а органическое заражение естества, «цепная реакция».
Да, у некоторых конкретных земных событий есть конкретная причинно–следственная связь, которую можно доказать. Можно сказать вслед за следователем Соколовым, что следствием беззаконного ареста Государя 8/21 марта 1917 года явился его злодейский расстрел вместе с Августейшей Семьей 4/17 июля 1918 года. Эта земная цепь имела место: была попущена Богом. Русский народ мог разорвать эту цепь, но не стал.
Никаких других цепей и связей: «исторических предпосылок и исторических условий», предопределяющих те или иные события, нет: все в руках Божиих. «Цепь истории» – атеистический миф ХХ века, такой же, как теория эволюции Дарвина, классовая борьба Маркса, комплексы Фрейда и архетипы Юнга. Есть воля Божия, независимая ни от каких земных обстоятельств. Все нити – от Него и к Нему. Но Он – не звено в этих «цепочках», а Творец, Судья, Автор и Хозяин всех судеб исторических и личных. Поэтому Царь и Сталин – не звенья одной цепи. Такой цепи не существует нигде, кроме как в воображении А. Степанова и других гностиков.
Но такие «цепи» со всех сторон окружили нас!
Не ради верности Богу, давшему Заповедь, не ради спасения душ, а ради решения демографической проблемы призываются православные вступать в брак.
Не правда ли, нам приходилось слышать этот трюизм из самых разных модернистских уст?
Вместо чистого и бескорыстного служения Истине ради исполнения Заповеди и насыщения Самой Истиной – низкая потребительская мотивация. Утилитаризм.
Вместо простой веры в «не укради»: «Не хищничать – чтобы не нарушать баланс в природе».
Вместо простой веры в «не прелюбодействуй»: «Не изменять жене – чтобы не разрушать семью, не травмировать детей».
По Степанову, правда об Отречении «хороша» тем, что объединяет сторонников Царя и Сталина. Государь вынужденно уступил революционерам – Сталин расправился с революционерами. Неправда же об Отречении «плоха» тем, что вооружает врагов России основанием для территориальных претензий.
На самом же деле, правда хороша сама по себе. Искать от нее исторической выгоды – грех симонии, так как правда свята.
А неправда плоха сама по себе, так как является ложью. Обвинять ложь в том, что она вооружает врага – значит предоставлять ей презумпцию собственной невиновности, тогда как всякая неправда есть грех (1 Ин. 5:17).
Им Правда и Истина нужны не Сами по Себе – а в связи с удовлетворением потребностей, в связи с необходимостью решения важных проблем и задач: исторических, педагогических, терапевтических, психологических, социальных, экологических.
В этом весь модернизм – глубочайшая и в то же время кричащая и бьющая в самое сердце подмена веры в Бога и любви к Богу – занятостью собой и миром с «привлечением» Бога.
В этой дерзкой и бессильной попытке человеческого духа эксплуатировать Святыню, вместо того чтобы служить ей, заключается обреченность модернизма на провал и уничтожение: Истина никогда не позволит эксплуатировать Себя.
Протоиерей Владимир Переслегин
