Против каждой ереси Господь давал Церкви для обнаружения ее словесный индикатор, вызывающий у врага «положительную реакцию»: воспаление.
Для арианства – Единосущный.
Для несторианства – Богородица.
Для ереси ересей – модернизма, занимающегося внутри Христианства подменой Небесного – земным, веры – опытом, сверхъестественного – естественным, при сохранении общей церковной лексики есть, однако, некоторые специфические выражения, которые модернизм на дух не переносит.
И этим разоблачает себя: свой патогенез и свою клинику. Свою несовместимость с Апостольским и Святоотеческим Православием.
Назовем некоторые.
Угодить Богу. Жить для Богоугождения. Подражать Угодникам Божиим.
Славить Бога.
Искать награды от Бога.
Бояться Бога. Бояться, что Бог накажет.
Быть боголюбивым. Иметь Боголюбие.
Быть религиозным.
Исполнять долг Христианский. Исполнить долг религиозный.
Получить от Бога награду.
Ходить к Обедне.
Слушать Обедню (Божественную Литургию).
Трепетать Суда Божия.
Почитать Праздники.
Хранить посты.
Творить тайную милостыню.
Верить, что грех есть преступление.
Исповедовать вместе со всею Материю Церковью Православной утверждение Катехизиса, что вольные страдания Спасителя и Крестная смерть Его за нас, будучи бесконечной цены и достоинства, как смерть Безгрешного и Богочеловека, есть и совершенное удовлетворение правосудию Божию, осудившему нас за грех на смерть, и безмерная заслуга, приобретшая Ему право, без оскорбления правосудия, подавать нам, грешным, прощение грехов и благодать для победы над грехом и смертью.
Это последнее, основанное на Откровении Священного Писания и Предания, утверждение, является подлинно миссионерским, заключающим в себе силу обращать к вере в нашего Искупителя и Победителя нашей смерти – всякого разумного человека, имеющего по Богом данному естеству, по памяти Рая в совести и нравственном чувстве, глубокую и неутолимую, неподвластную миру жажду правды: не человеческой, но Божественной справедливости. Веровати подобает приходящему к Богу, яко есть, и взыскающим Его мздовоздатель бывает (Евр. 11:6).
Модернизм же, напротив, апеллирует в своей миссии к «нормам» падшего естества: безнаказанности зла, толерантности и терпимости к лжи и бессмыслице.
Непредвзятому и неразвращенному человеку близки понятия «страх Божий», «наказание», «награда от Бога». Эти люди предполагают в Церкви святость и с готовностью ожидают от Нее неотмирных оценок.
Модернисты же, напротив, отказывают внешним в чувстве благоговения, в поиске святости, в жажде правды, которую удовлетворил Наказанный за нас Невинный.
Они, модернисты, предполагают в неверующих и невоцерковленных людях самые низкие моральные основы. И чтобы их миссия была успешной, думают, разделив эту мнимую основу, легализовав ее, добиться от них благосклонности и внимания в качестве тактической победы.
Но это принципиальное предательство и полное поражение прежде всякого сражения. Дело в том, что основа у всех одна. Она основана на Божественном Праве и памяти о Нем, Источнике этого Права, Свете Истинном, просвещающем всякого человека, грядущего в мир.
Никакой гуманитарной схоластикой они не могут опровергнуть Богом данную систему нравственных координат, делающую безответным перед Богом всякого человека (Рим. 1: 18 – 20). Писанием и Отцами эта система не опровергается, но утверждается.
Всякий человек, сотворенный Богом от единыя крове жити по всему лицу земному с целью взыскати Господа, да понеже осяжут Его и обрящут (дабы искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли) (Деян. 17: 26-27), имеет эту нравственную основу, благодаря которой милость и прощение – для него не более «органические» вещи, чем правда и истина. И объект миссии, «простой человек» – хорошо знает это.
И именно потому, что в Господе Распятом милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастеся, миссия Отца, обращенная к алчущим и жаждущим правды, бывает успешна в Сыне.
Поэтому, точно так, как Арий для «опровержения» единосущия Отца и Сына привлекал аппарат языческой философии и гнозиса с их учением о демиурге, так модернисты для опровержения истинно правового сознания и основанного на нем благочестия, привлекают аппарат современной атеистической философии, в частности – экзистенциализма с его учением об абсолютном праве падшего человека.
Экзистенциалист не может славить Бога, любить Бога, бояться Бога.
Ему приходит на помощь модернист и говорит: Бог – это ты и есть. Бог в тебе, просто ты не знаешь. Оставайся таким как есть, и знай, что Бог – в тебе. Ты Его увидишь и ощутишь, Он станет твоим опытом.
Этим продвинутым «развитием» недоразвитого экзистенциалиста подменяется вера в Бога. Этой лжемиссией – миссией атеизма, миссией «органической», «естественной» духовности подменяется миссия сверхъестественной Христовой веры, миссия благодати.
На каждое из упомянутых выше выражений – индикаторов Православия у модернистов имеются как немедленная реакция – штампы – маркеры модернизма, не выдерживающие критики в свете Писания и Святых Отцов. Не будем приводить их здесь, ибо они не в состоянии преодолеть воздействие индикатора. Эти штампы бездейственны, так как не имеют специфически Христианского обоснования.
Протоиерей Владимир Переслегин
45 Responses
Разве термины “религия” и “религиозный” не являются модернистскими?
Разумеется, не являются. Они взяты из латыни, и, например, в творениях св. Киприана Карфагенского на русский обычно переводятся как “благочестие”, “благочестивый”.
В современном сознании вследствии широкого употребления модернистами терминов “религия” и “религиозный”, они не соотносятся с благочестием. Какое можно найти благочестие в “традиционных религиях” вне Православной Церкви?
В том то и дело, что называя неосновательно “религиями” ложные веры, модернизим отказывает в названии “религия” Православию!
Тогда как только Православие и является единственной религией, то есть “связью”, “воссоединением” по Лактанцию и Блаженному Августину.
Они отметают с негодованием религиозность, то есть – “связь на дистанции”, считая, что “Бог у них в душе”, что они “и так всегда с Богом” и что “Бог всегда в них и с ними”.
Можете себе представить хоть на минуту, чтобы о. Петр Мещеринов сказал, что он – религиозный человек? Или что о. А. Шмеман написал бы в своем дневнике: я – человек религиозный? Никогда.
Или вот, пожалуйста: “христианство нельзя считать религией” – пишет митрополит Иерофей (Влахос) в своей книге “Православная психотерапия”. “Мы, православные, – пишет он – уже сейчас переживаем то, чему предстоит произойти в грядущей после Второго Пришествия жизни”. То есть, вопреки учению Церкви, заменяет веру в невидимое и непостижимое, в то, чего око не видело и ухо не слышало, что приготовил Бог любящим Его, – экзистенциальным “переживанием”.
Это стало “общим местом” модернизма.
Вот, например, “Катехизис”, составленный Е. Г. Птицыной на основе Пестова, Семенова-Тянь-Шанского и Давыденкова, издание Сретенского монастыря, 2010. Определение веры(!): “Вера – это личный опыт богообщения”(с. 6). Комментарии излишни.
Они ненавидят слово “религия” в его прямом смысле: связь с невидимым, так как такая связь дается лишь верой, которая и есть уверенность в невидимом. И любят называть этим высоким термином те “земные веры”, где эта связь отсутствует.
Св. Киприан Карфагенский (III век), Лактанций (III-IV век), Блаженный Августин (IV-V век) жили и писали до папской ереси, которую поздние Святые отцы именуют ещё “латинством”.
Не вижу необходимости именовать благочестие, благоговение, совестливость, веру, богообщение, богопочитание, богослужение – латинским термином “religio”.
Веру мы, милостью Божией, приняли не от латинян. Господь основал Церковь, а не религию (θρησκεία). Иерархия, богослужение и богословие – принадлежность именно Церкви. Вне Церкви может быть только видимость этого, с приставкой “лже-“.
Спаси Вас Христос, отче!!!
У нас в Болгарии модернисты действуют таким образом. Основные черты религии это что у нее есть вероучение, нравственое учение и култовые действия. И верующий народ организован в церковь есть священная иерархия и т. н. Модернистам все эти вещи совсем не по вкусу и они выдвигают постулат: Православие это не религия, а что-то гораздо больше и выше. Подоплека ясная. Важно что-бы была разрушена всякая веровая, нравственная и организационная определенность и модернисты получили свободу експериментировать. Обычно это сопровождается с общепринятым модернистким трюком, что мол термин “религия” встречается предимно на запад и вот ловушка размещена.
Есть ещё один термин и понятие,который несовместим с модернизмом,но всегда был неотъемлемым в личностном сознании благочестивых христиан, их словесным исповедничеством и характеристикой. Это термин “раб Божий”.
Да, еще, кстати, в модернистской среде людей, оберегающих Православие, любящих Православие, называют “кондовыми”, в смысле, дубовыми, тупыми.
Выражение “канонизовать святого” – также из арсенала модернистов.
В Православной Церкви (в отличие от папской ереси) прославляют в лике Святых.
Уважаемый Гость, Вы ошибаетесь, полагая что модернисты заимствуют свой лексикон у латинян.
Если бы все было так просто. Нет, они гораздо охотнее пользуются в своем лексиконе выражениями восточных отцов-аскетов и созерцателей, только меняя полностью смысл: от благодатного сверъестественного к опытно-экзистенциальному.
Что касается слова религиозность, то это хорошее русское слово, несмотря на латинский корень.
Не зря безбожники вели именно антирелигиозную и запрещали именно религиозную пропаганду.
Как видите, “религия” и “религиозный” – отнюдь не запретные выражения, даже для безбожников. Они используются именно потому, что не имеют корня в родном языке. Антиблагочестивая пропаганда имела бы меньше успеха.
У нас речь о модернистах – членах Православной Церкви, а не об открытых безбожниках. Жаль, что Вы спорите. “Корень в родном языке” тут вообще не при чем. Большинство русских слов неславянского происхождения, даже слово “гость”. Подписывайтесь тогда: “корчемник”.
Слово “гость” древне-русского происхождения, и есть во всех славянских языках (болг. “гост”, сербохорв. “го̑ст”, словенск.”gȏst”, чешск. “host”, словацк. “host'”, польск. “gość”, в.-луж. “hósć”) и означает именно гостя, а не “корчемника”; а вот по латыни hostis – значит «чужеземец, враг”.
Уважаемый Гость, Вы правы: слово “гость” славянское. В этом я неправ. Но в отношении слова “религия”, увы, неправы Вы. В данном случае Вы очень ярко подтверждаете то, о чем сказал священник Божидар Главев в комментарии №3.
Слово “гость” не собственно славянское. Оно родственно готскому gasts, немецкому Gast и латинскому hostis, и означает “гость, чужестранец, приезжий купец”. См. Фасмер. Этимологический словарь русского языка.
По поводу мнения Божидара Главева я писал уже, что Господь основал Церковь (εκκλησία), а не религию (θρησκεία). Иерархия, богослужение и богословие – принадлежность именно Церкви.
Надеюсь, с этим Вы не станете спорить?
Старославянский корень «гост’» имеют многие имена, например Гостомысл (т.е. мыслящий о госте), которого сменил Рюрик. См. также “Старославянский словарь” Чешской академии наук. Впрочем, к теме обсуждения это не имеет отношения.
Хранителем чистоты русского языка был и Святой Царственный Мученик – Император Николай II. «Русский язык так богат, – говорил он, – что позволяет во всех случаях заменять иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка».
Может быть Гость сможет утверждать,что в дневниках Государя нет понятия “религия”?Что же являлось камнем преткновения к скорейшему бракосочетанию будущего Государя и принцессы Аликс?
Можно безчисленным множеством примеров подтвердить, что термины “религия” и “религиозность” используются модернистами.
Разумеется, Государь Николай II по необходимости писал и говорил на иностранных языках, но в отношении русской культуры, русского языка он последовательно проводил консервативную политику Императора Александра III.
Дневник Государь принципиально писал на русском.
Я же не утверждаю, что все, кто употреблял эти термины – модернисты.
А Государь вполне ясно выразил своё стремление: “Заменять иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка”.
Принадлежащее Церкви богословие не должно подменяться модернистской философией, в которой куда ни плюнь, встретишь “трансцендентальное сознание” или “имманентный религиозный опыт”…
Вот что пишет модернист Николай Бердяев: “Мой собственный религиозный опыт есть всегда имманентный религиозный опыт”.
?
Бердяев, Николай Александрович “Философия свободного духа” (стр. 56).
Там же он пишет: “Католические богословы говорят, что человек богоподобное и духовное существо лишь по благодати, а не по природе”.
Между тем еретики отрицают существование благодати, как нетварных Божественных энергий. В папизме отсутствует само это понятие, но есть тварная “gratia” (прелесть, очарование, обаяние, грация), “существующая не сама по себе, но лишь в сущности, в которую она влита”.
Аверинцев, Сергей Сергеевич делится своими “откровениями” на тему притчи о мытаре и фарисее: “Евангельское учение — это единственное религиозное учение, учение благочестия, которое способно увидеть, и принять, и предложить нам в назидание в этой притче ту долю истины, которая придает какую-то силу немощной хуле нечестия против благочестия”.
Уважаемые, полагаю Вы сами загнали себя в рамки условностей, тем самым оказавшись в плену терминологии. Что у модернистов запретное, так точно: Православие или смерть!
Дай Бог здоровья о. Владимиру! В данной статье подпишусь под каждым словом!
Благодарю Вас!
Комментарии показывают, что далеко не все посетители данного ресурса понимают, что такое модернизм.
Статья не об этом. Всего лишь обсуждается субъективное мнение, будто модернисты “на дух не переносят” именование себя религиозными, употребляя соответствующие выражения.
Уважаемый Гость!Рассуждая о в модернистском ключе о различных религиях модернист не может употребить выражение “быть религиозным” в отношении определённой личности,так как это понятие у сознательного христианина означает:признавать себя чадом Церкви,жить по заповедям Божиим и быть уязвленным любовью к Богу,Возражения Ваши странны,иногда несколько противоречат одно другому,а иногда вовсе не расходятся с тем,что большинство знает(относительно политики Государя).Так же весьма греет душу стремление некоторых филологов ввести в современный обиход язык Ломоносова,который сейчас можно читать не иначе как со словарём.
Я бы уточнил: не могут именовать себя воцерколёнными. Наберите в поисковой системе “русский религиозный мыслитель”, и найдёте весь перечень модернистов.
Дай Бог здоровья и сил в отстаивании чистоты Православной веры о. Владимиру Переслегину и о. Александру Шаргунову!
Как вижу, статья не академического характера, а благочестивого. А тут копья ломают по букве.
Гостю. Вы написали: “Статья не об этом. Всего лишь обсуждается субъективное мнение, будто модернисты “на дух не переносят” именование себя религиозными, употребляя соответствующие выражения”. Вздор. Неправда.
Нет, статья об этом! О модернизме. О его индикаторах, указующих на опаснейший диагноз! И это не мое “субъективное мнение”, а саморазоблачение модернизма.
Еще раз подчеркиваю: я не говорил, что модернисты не дают себя называть религиозными философами. Я не говорил, что модернисты не употребляют слова религия. Потрудитесь прочесть что написано в тексте, а потом высказывайтесь.
Там написано: “быть религиозным”. И: “исполнить долг религиозный”. То есть когда не кто-нибудь внешний, не словарь, не энциклопедия, а сам модернист скажет о себе: “я – религиозен. Я – человек религиозный. Надо быть религиозным.” И говорит это без издевки, без иронии, серьезно. Или: “чтобы спастись, надо исполнить свой религиозный долг”. Я настаиваю, что ни один модернист из числа “религиозных философов” Парижской школы, ни один модернист из числа нравственных монистов сам о себе так не говорил и сам этого не проповедовал. Что говорили о них другие – для нас неважно. Важно их собственное исповедание, ибо “от словес своих осудишься и от словес своих оправдаешься”.
Если Вы можете привести именно такую цитату из м. Антония Сурожского, о. А. Шмемана, “неопатристов”, А. И. Осипова, если найдете ее в проповеди кого-либо, кто перечислен на данном ресурсе в числе модернистов – я признаю свою неправоту и уберу это из статьи.
Жду. Или Вы докажете свою правоту точной, корректной цитатой – или Ваши высказывания – греховная демагогия. Тема данной статьи слишком серьезна – и не только для меня – чтобы допустить на эту тему пристрастные и необоснованные оценки.
Не стоит что-либо убирать из Вашей статьи. Некоторые примеры здесь (всё это говорится серьёзно, в модернистском ключе):
Соловьев Владимир Сергеевич: «Мой отец — сам человек глубоко религиозный, но чуждый исключительности, подарил мне на именины, вместе с “Житиями святых”, книгу о древнегреческих богах, обильно украшенную их изображениями. Эти образы сразу пленили мое воображение, расширили и смягчили мою крайнюю религиозность».
Бердяев Николай Александрович : “Мой собственный религиозный опыт есть всегда имманентный религиозный опыт”. “Я также никогда не любил церковнославянского языка. Эстетически я даже предпочитал церковную латынь, и мне больше нравилась католическая служба. Всю мою жизнь, когда я входил в готический храм на католическую мессу, меня охватывало странное чувство воспоминания о чем-то очень далеком, как бы происходившем в другом воплощений… В самых первоначальных формах моей религиозности элемент сакраментально-литургический был сравнительно слабо выражен. Мои религиозные переживания носили иной характер”.
И.А. Ильин: “О субъективности религиозного опыта”.
о. Павел Флоренский: “Живой религиозный опыт как единственный законный способ познания догматов”.
о. Александр Мень: “Думается, что наш религиозный долг гораздо больше заключается в поисках истины, нежели в том, чтобы любой ценой сохранить старые представления”.
о. Георгий Кочетков : “Надо было искать новые пути передачи религиозного опыта…”
Простите,но “быть религиозным человеком” значит не абсолютизировать “свой собственный религиозный опыт” и”свою крайнюю религиозность”.Об этом всё время и говориться и в статье тоже.
Благодарю Вас! Прекрасные цитаты! Я бы сам и не нашел таких!
Ильин, Флоренский, Бердяев и Кочетков говорят об одном и том же: передаче религиозного опыта, живом религиозном опыте, имманентном религиозном опыте, субъективном религиозном опыте. Это чистый модернизм, вера в “здесь”, земная вера. Никто из них не говорит: я – религиозен. Сейчас религиозен. Они говорят лишь о своей былой, детской религиозности – как о том, из чего они “выросли”. Соловьев: они смягчили мою кайнюю религиозность. То есть он осуждает, критически относится к ней. Так точно и о. А. Шмеман в “Дневнике” снисходительно, “с теплотой” пересматривает свои юношеские записи, в которых выписки из о. Иоанна Кронштадского! Это для них – милые воспоминания о их детском мышлении, детском несовершенстве.
Итак, никто из них не смеет сказать: я – религиозен. Не “был религиозен”, но: религиозен.
Если бы выражение “религиозный опыт” было бы индикатором модернизма, я бы его поставил в статье. Но там стоит другое: быть религиозным. Это – то выражение, на которое у модернистов реакция отторжения! А выражение: религиозный опыт – наоборот – модернистский штамп, маркер модернизма.
Таперь о вырадении “исполнить долг религиозный”.
Такого выражения Вы не нашли нигде у модернистов, а лишь привели из о. А. Меня: “наш религиозный долг заключается в поисках истины”. Я не буду комментировать это возмутительное заявление о. Меня. Разве он сказал: мы должны исполноить свой долг религиозный? Нет, и никто из них так не сказал и не скажет. Потому, что в этих словах заключается смирение перед Церковными установлениями. Долг религиозный для немодерниста – умереть с Христианским напутствием, например. Или: раз в год быть на Исповеди. Вот это и вызывает ярость модернистов: нет никакого личного религиозного долга! Есть жизнь с Богом!
Итак, ни “быть религиозным”, ни “исполнить долг религиозный” Вы у модернистов не нашли. И не найдете. В личном и настоящем значении – не найдете. В спекулятивном – можете много найти, но – зачем? Зачем вы наводите тень на плетень, подыскивая про детскую религиозность Соловьева или имманетный религиозный опыт Бердяева или наш религиозный долг Меня?
****Итак, ни “быть религиозным”, ни “исполнить долг религиозный” Вы у модернистов не нашли. И не найдете. В личном и настоящем значении – не найдете****
Спасибо о.Владимиру за разъяснения…
Уважаемый о. Владимир, религиозность в модернистском сознании не связана с воцерковленностью, это самое главное. А спекулятивных штампов гораздо больше, чем мне удалось найти, например: религиозная философия, религиозное познание, религиозный экстаз, новая религиозность, живое религиозное чувство, религиозное переживание, религиозное сознание и т.д. Святые же отцы (кроме писавших на латыни) почти не используют термины “религия”, “религиозность” и т.п.. Вы не найдёте их у Св. Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Григория Паламы, Прп. Симеона Нового Богослова и безчисленного мн. др. У святоотеческого богословия иной язык, вполне отличный от языка “просвещенных” ложным знанием религиозных философов. Мытарь, взывавший: “Боже, милостив буди мне, грешному!”, – вряд ли думал, что исполняет свой религиозный долг; в отличие от фарисея, который мнил, что его исполнил. Только это уже совсем о другом.
Зато в православном сознании – связана, причем накрепко!
Призываю Вас проявить благоразумие и признать что Вы ошиблись. Помоги Вам Господь.
Если гость внимательно, неторопливо, вдумчиво и еще на несколько раз перечитает то что написал о. Владимир, то сможет понять о чем говорит батюшка. Видно что он неглупый человек, но пишет не в тему.
Спаси Господи! Тема статьи: “Модернизм. запретные выражения“; на мой взгляд, это не в последнюю очередь связано с языком. А обсуждение идёт о понятиях, с которыми я не спорю. Жаль, что незамеченным осталось признание Н.А.Бердяева: “Я также никогда не любил церковнославянского языка. Эстетически я даже предпочитал церковную латынь”.
Спаси, Господи, отец Владимир!
Прошу прощения, если не по теме. Как вы думаете, допустимы в речи православного человека такие слова и выражения, как “спасибо” и “филькина грамота”?
Евгений, позвольте мне перенести свой ответ в раздел: “вопрос – ответ”.