Антимодернизм с внешней стороны может выглядеть как еще одно движение внутри Православия. В этом не было бы ничего особенного. Таких движений сегодня в Русской Православной Церкви очень много, причем эти движения: архаизирующие и обновленческие, культурные и антикультурные вроде проекта «Новый Херсонес», идут в направлениях противоположных, так что не остается никакого центра, не остается ничего не поврежденного, ничего старого.
Вот на таком фоне появляется еще одно течение: «антимодернизм», которое заявляет о том, что намерено ввести Церковь в противостояние с
- идеологиями: православным коммунизмом, православным социализмом, православным либерализмом и анархизмом, православным национализмом;
- массовой культурой развлечений в Церкви;
- и, наконец, с самой массовой религией типа той, что предлагают о. Павел Островский, Береговой или о. Андрей Ткачев.
Итак, антимодернизм заявляет, что он несовместим со всеми прочими движениями. Тем самым, антимодернизм намеревается внести конфликт в саму Церковь: устроить в ней «противостояние» между модернистами и антимодернистами. Но так ли это?
Что-то в этом изложении так, а кое-что совсем не так.
На все эти обвинения и ложные представления можно ответить со всей основательностью: такое противостояние с идеологиями, массовой культурой и массовой религией и так уже существует. Церковь Апостольская, Церковь св. Иоанна Златоуста и св. Филарета Московского противостоит и всему миру идеологий, как во зле лежащему, и модернистам, как народу будущего Антихриста, тайно собирающемуся внутри Церкви.
Миру, во зле лежащему, Церковь противостоит без всяких антимодернистов. Церковь это делала с самого своего основания, тогда, когда никакой современности еще не было. Поэтому нет никакой нужды вносить в Церковь разделение на модернистов и православных. Такое разделение, и разделение самое непримиримое, уже есть с тех пор, как в Церковь более ста лет назад вошли модернисты. Потом они воспользовались падением Царской власти, и с тех пор процветают в условиях безвластия советского и постсоветского.
Для слуха звучит неприятно, когда антимодернизм призывает отличать в Церкви агентов обмирщения от православных. Однако, если вдуматься, то такое различение – самое естественное и обычное, самое не революционное. Антимодернизм исключает все, кроме того неподвижного и привычного для Русской Церкви, что остается неизменным со времени Крещения Руси.
Я обращаю ваше внимание на то, что антимодернизм возможен только как духовная позиция. Поэтому антимодернист не занимается тем, что называется «церковной деятельностью», ничего в Церкви ни в какую сторону не меняет. А не меняет он, потому что не имеет права менять. Он не восхищает власти, которая ему не принадлежит.
Вот почему в самом существенном смысле антимодернист ничего не делает, то есть не участвует в войне всех против всех. Это самое полное недеяние, какое можно себе вообразить.
С другой стороны, антимодернист что-то делает. Своими методами (вернее, не своими, а обычными) он занимается теоретическим исследованием того, что происходит, то есть попросту говоря: видит то, чего нельзя не видеть. Антимодернист безвластный, но честный наблюдатель.
Действительно, чем мы занимаемся на сайте «Антимодернизм» и на сайте «Два града»? Мы занимаемся политической философией на своем неакадемическом, научно-популярном уровне, то есть вопросами критики современности, критики модернизма и экуменизма, Нового мирового порядка, политики в свете Священного Писания и Предания.
Правду сказать, этот уровень, я считаю, в целом выше, чем в современной российской научной среде, политологической и религиоведческой. И уж совсем очевидно, что мы рассматриваем духовные вопросы глубже, чем, например, ПСТГУ или Московская духовная академия и Санкт-Петербургская. То есть мы вообще рассматриваем эти вопросы, тогда как эти высшие учебные заведения исследуют софиологический, персоналистский и другой модернистский бред и с этой своей бредовой и аморальной позиции рассматривают вопросы богословия, нравственности, истории и т.п.
У этих учебных заведений есть все, что необходимо, чтобы ставить и изучать духовные вопросы, но они ими вообще не занимаются. Они должны были бы заниматься, но обходят их за версту.
Итак, антимодернизм есть прежде всего и по преимуществу точная оценка того, что уже есть в мире и в Церкви. А это лишний раз подчеркивает созерцательную, исследующую природу антимодернизма.
Мы исследуем модернизм, исследуем идеологии и их производные: массовую культуру, например,. Поднимаемся мы и выше, до уровня Идеологии с большой буквы и в единственном числе, то есть новой религии самоспасения, которая в качестве религии непримиримо враждует с Христианской Церковью.
Исследование этих острых вопросов не сопровождается у меня желанием что-либо изменить. Может быть, оно когда-то у возникало, но теперь чаще всего нет. Но если оно даже у меня и возникает, то я с ним борюсь. Почему я так поступаю? Не потому, чтобы мне нравилась ситуация в Церкви или в России, или в мире. Просто первейшим предварительным условием понимания является желание не изменять предмет, который ты познаешь.
Вспомним, в завершение разговора, с чего, собственно, началось все это помешательство, в конце которого мы получили православное модернистское псевдобогословие.
Как объяснял Маркс в своих «Тезисах о Фейербахе», философы раньше только объясняли мир. Перед собой Маркс видит задачу мир изменить. Вот точные слова Маркса:
Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его.1
Опуская всякие тонкие замечания, скажем, что уже здесь мы видим принципиальный отказ от понимания в пользу бездумного действия. Переворот, в самом деле, революционный и очень значительный: с головы на ноги, по позднейшему выражению самого Маркса.
И с тех пор мы всюду наблюдаем отказ от понимания в пользу практической деятельности: и в философии, и в естественных и гуманитарных науках.
Ведь что делают модернисты, в том числе, в перечисленных выше учебных заведениях? Они познают Церковь только для того, чтобы ее изменить. Конечно, надо сделать осторожную оговорку: если они вообще познают Церковь. Я, например, сомневаюсь, что униат Роберт Тафт, которого постоянно цитируют литургические реформаторы, хотел что-либо понять, и даже был способен что-либо понять.
И все-таки, если модернисты что-то понимают (а некоторые из них все-таки что-то знают о Церкви), то ровно настолько и только для того, чтобы познанное изменить, то есть разрушить. Тем самым, модернисты, даже что-то понимая, показывают наивысшую степень непонимания, то есть глупости совершенно непроходимой. И я бы никому не посоветовал прилагаться такой глупости.
Вот почему все усилия антимодернистов направлены на то, чтобы по возможности все понимать и ничего не менять, то есть ничего не создавать в Церкви: ни внутри, ни рядом с Церковью, ни помимо Церкви, ни против Церкви.
- Маркс, Карл. Тезисы о Фейербахе // Карл Маркс, Фридрих Энгельс: Сочинения. М.: Издательство политической литературы, 1955. Т. 3. С. 4. ↩︎
