Недочеловек как мера всех вещей

Когда мы изучаем А.И. Осипова, оо. Кочеткова, Кураева и им подобных, то исследуем нового человека, как политический тип.

Мы изучаем модерниста как человека эпохи Отступления. И мы видим, что это политическое существо творит беспорядок вокруг себя, так как беспорядок царит в его душе. В этом смысле модернист не совсем человек, потому что отклоняется от меры, вложенной Богом в человека.

Перед нами человек, больной болезнями гностической цивилизации. Это человек мира сего и весь мир – на его стороне. По этой причине он не заслуживает жалости и снисхождения как больной, а заслуживает ненависти и презрения как гонитель истины.

Модернист мыслит

Нас не должно отвлекать то, что наиболее заметные модернисты занимаются еще и интеллектуальной деятельностью.

Да, у модерниста есть некоторые соображения о Церкви, о Христе. Эти мысли служат оправданием для сотен и сотен деятелей, которые, каждый на своем месте, уже без особых размышлений разрушают Церковь.

И все же, как дела тиранов отличны от дел царей, так и мысли модернистов отличны от догматов, от понимания заповедей и канонов. Они отличны по целям, по форме и по лицу, мыслящему эти мысли. Нам нужно обнаружить эти отличия, сделать их заметными для всех.

Делать жизнь с кого…

Нетрудно заметить, что все разбираемые нами модернисты в той или иной мере соответствуют некоторому образцу: типу нового человека.

Эта мера является не естественной и сотворенной, а социальной и вымышленной. Это не мешает ей фигурировать в качестве «церковной» нормы и насильственно навязываться в виде таких типажей, как профессор А.И. Осипов, Антоний (Блум) и другие.

Такому образцу подражают, на него просто любуются, его ставят в пример, учат быть таким, как он. Сравнительно с ним становится понятно, кто входит в гностическую элиту, кому и чего не хватает по сравнению с ним. Мера недочеловека стоит в центре гностического образования, она необходима для достижения успеха, в том числе иерархического.

Свойства без человека

Посмотрим, как модернисты очерчивают эту меру, и для этого рассмотрим отзывы о «великих» модернистах.

Отметем сразу бессмысленные похвалы, которых в льстивой речи всегда достаточно. Конечно, никаким образом невозможно понять, почему и в каком смысле митр. Тихон с братией и прихожанами Сретенского монастыря называет А.И. Осипова «учеником Христовым». Или зачем в ответ на обвинения в ереси тот же митр. Тихон хвалит Осипова за то, что он гостеприимный хозяин, а о. Ткачев – за то, что он профессор…

Пропуская болтовню, мы обнаруживаем следующие существенные стороны образца всех модернистов.

Примерный модернист деятелен. Его деятельность многообразна и неустанна.

Его деятельности сопутствует успех, и успех немалый. Иными словами, он обладает достаточной жизненной силой, чтобы создать вокруг себя беспорядок того же рода, какой царит в его собственной душе.

Если он писатель, то автор бестселлеров или во всяком случае автор необычно плодовитый. Если церковный деятель, то он митрополит или начальник Синодального отдела. Если богослов, то ректор, основатель школы модернистского богословия и т.д.

Он творит новое и в то же время пребывает внутри традиции. Он защищен со всех сторон. Он новатор, и это приятно развлекает. Но он же и традиционалист, а это создает ощущение безопасности. Он внушает доверие. За ним хочется следовать, даже если не совсем понимаешь, куда он ведет.

Если он вредит, то по-крупному. Он оставляет после себя совсем другую Церковь, то есть производит существенные опустошения в ее порядке. Он разрушил все, что хотел и считал нужным разрушить, и это тоже своего рода успех.

Он ученый, и его ученость социально признана: он профессор или в крайнем случае самородок-мудрец-самоучка. Профессор – это всегда хорошо: «Раз человек профессор, значит он уже что-то за душой имеет» (о. Ткачев).

С другой стороны, это такой ученый, который не задается своей ученостью, говорит понятные, то есть безграмотные и глупые вещи. Его знания не собственно знание какого-либо предмета. Нет, в этом смысле он неграмотен. Его знания опытные, а не заученные из Катехизиса или из Аристотеля.

Он «прост как правда», и поэтому его знания вызывают скорее любовь, чем уважение. Каждый мог бы стать таким «профессором», но почему-то не всем удается. Его успех – это своего рода чудо.

Он современен. Он отвечает на вопросы современности, и отвечает на простом, патологическом языке.

Его слово авторитетное, а это означает, что его нельзя судить по его словам, то есть нельзя судить никак.

Он умеренно аморален в социальном плане. Он всегда ищет компромисса с любой могущественной силой и умеет его находить. Он вообще-то циник, но не злобный. Его цинизм – «здоровый».

Он умеренно радикален, но и бескомпромиссен тоже в меру. Как это прекрасно описывает о. Кураев: А.И. Осипов «может позволить себе без вреда для своего духовного здоровья и своего церковного статуса говорить достаточно критические вещи о тех или иных моментах церковной истории, или церковной жизни».

Он свободен, то есть говорит и делает с Церковью, что хочет.

Уговоры на него не действуют и пристыдить его не удается. Например, митр. Антоний (Блум) на авторитетное возражение отвечает:

«Но это просто невежливо! Я делюсь с Вами своей мыслью, а Вы мне возражаете: А вот Игнатий Брянчанинов… Так нельзя беседовать. Невежливо!»

Наконец, образцовый модернист не одиночка, а «человек Церкви», то есть коллективист и создатель коллективов:

«Как «человек Церкви» Сергей Сергеевич всегда, и задолго до своего крещения, самим своим присутствием создавал широко вокруг себя общительность и тем самым общину в самом чистом значении» (Бибихин об Аверинцеве).

Недочеловек. Итог

На этом мы можем завершить портрет, в котором попытались соединить в один образ мысли, слова и дела модерниста.

Мы видим, что на картине изображено не какое-то чудовище. В недочеловеке все уравновешено: он искренний циник, радикал-конформист, свободный коллективист. Он полностью погружен в жизнь своего коллектива, и благодаря этому его эффективно разрушает.

На нашем портрете можно различить, что центром такой личности является деятельность, рождающаяся из иррациональной воли и приводящая к свершениям. Такой человек буквально создан для достижения успеха. Он сам сделал себя таким.

Все остальное: вера, истина, нравственность, – значения не имеют. Даже если они каким-либо образом еще существуют в таком человеке, то в вывернутом, обессмысленном виде.

Не совсем человек, он безумно радикален в своих планах, но должен быть конформистом, чтобы их осуществить. Если он разрушает, то намеренно и в большом масштабе, а это у определенного круга лиц способно вызвать восхищение.

Душа нового человека

В нашем описании, сколь бы точным оно не было, есть один пробел. Мы не можем заключить от мыслей и свойств недочеловека к его душе. Мы заведомо знаем, что душа у него есть, но, честное слово, внешне это совершенно незаметно. Он ведет себя как человек без свойств или как набор свойств без одушевляющей их души.

Отмеченные нами противоречия его личности носят революционно-примиряющий характер, и не будь в них этого примиряющего элемента, то и разрушение порядка было бы гораздо меньшим.

В самом деле, революционер не может придти в Церковь и заявить, что хочет ее разрушить и создать вместо нее новую. Он должен сначала стать своим в Церкви, полностью в нее погрузиться, прибавить к своей душе некоторое свойство «церковности».

«А.И. Осипов всю свою жизнь живет в Церкви и служит Ей», – по словам о. Кураева. И это страшно.

Новый человек весь организован (дезорганизован) так, что его духовные болезни делают его негодным для духовного и общественного порядка. Но он пригождается и становится всесильным в обществе, если оно больно теми же болезнями.

Хотя это не сразу заметно, но новый человек, процветая в Церкви, заменяет здесь собой Христа.

Роман Вершилло