Ненасилие и общественный мир как гностические фантазии

В пылу политических баталий ноября-декабря 2011 г. вспомнили даже о Мохандасе Ганди и Мартине Лютере Кинге. Во всяком случае, модернистский сайт «Православие и мир» представляет эти культовые фигуры в качестве христианской альтернативы и правящему режиму, и радикальной оппозиции.

Разумеется, перед нами абсурд, и даже отчасти комический, но в нем есть своя система. Мысль модернистов продолжает развиваться в русле светского мистицизма и в направлении очередной «политической религии». Идеи ненасилия, общественного мира и т.п. непрактичной ерунды возникают здесь совершенно не случайно, почему мы считаем полезным привести анализ гандизма, сделанный американским философом Эрихом Фогеленом:

Необходимо сказать еще несколько слов о явлении, тесно связанном с анархизмом: о движении ненасилия в английской политике. К концу XIX столетия на Западе оказалось весьма сильным влияние русской анархистской литературы, и особенно трудов Толстого. В результате возникла идея гражданского неповиновения, как политического орудия в борьбе с государством. В начале XX в. в Англии начались инциденты с суфражистками, которые проводили кампанию неповиновения и голодовки, пока наконец Ганди (1869-1948) не включил эти методы в свой политический арсенал. Последнее привело к серьезным последствиями. Метод неповиновения впервые был применен Ганди в Трансваале в 1907 г. в качестве протеста против антииндийского законодательства Трансвааля. После Первой Мировой войны Ганди продолжил свою борьбу уже в Индии в виде кампании гражданского несотрудничества и столкнулся с теми же проблемами, которые предвидел и Толстой. Ганди настаивал на ненасильственных действиях, и результатом стали теракты и крестьянские восстания 1921 г. Перед лицом беспорядков, начавшихся в результате его пропаганды ненасилия, Ганди начал крайне резко осуждать всякое насилие, что привело к ужасным событиям 1922 г. в Чаури-Чаура, когда крестьяне атаковали полицейский участок и сожгли там 23 полицейских. Это вынудило Ганди немедленно прекратить гражданское неповиновение и несотрудничество. Та же картина повторилась во время Второй кампании гражданского неповиновения в 1930 г.

Ганди придерживался, в сущности, тех же взглядов, что и Толстой: эсхатологическая этика вводилась в качестве политического орудия в мирской борьбе. Не составляет большой разницы, что у Толстого анархизм «базировался» на Евангелии, а Ганди успешно приобрел ореол восточного «святого» (From Enlightenment to Revolution. Duke University Press, 1975. PP. 221-222).

Действительно, более знакомый нам анархизм Толстого предлагает действовать в мире реальном так, как будто он является вымышленным. В вымышленном мире нет никаких проблем, мучающих мир реальный, да и вообще никаких проблем морального или интеллектуального плана.

Ненасилие – безумная социальная мечта

Недеяние у Толстого, Ганди, Мартина Лютера Кинга носит не пассивный мироотрицающий смысл, как в буддизме, а служит целям преобразования общества, государства и семьи. Это безумная мечта, но мечта не о личной своей участи, а мечта социальная, то есть идеология. Человек должен менять окружающий мир, применяя к делу свое мировоззрение, считает гностик.

Как пишет Э. Фогелен:

В мире гностической мечты непризнание реальности есть первейший закон. В результате, поступки, которые в реальном мире считаются морально безумными из-за их реально пагубных результатов, в мире мечты будут считаться нравственными, поскольку в вымышленном мире они должны были привести к совершенно иным результатам. Разрыв между мечтательным намерением и реальным эффектом гностицизм приписывает не своей аморальности игнорирования реальности, а аморальности личности или общества, которые ведут себя не так, как должны бы вести себя в вымышленном гностическом мире (The New Science of Politics. The University of Chicago Press, 1952. PP. 169-170).

Итак, звучащие в эти дни призывы к гражданскому миру, ненасильственной борьбе с режимом, утверждения о равной допустимости любых политических убеждений для христиан – все это признаки гностической горячки, охватывающей наше общество.

Все это вынуждает нас более серьезно отнестись к современному моменту. Если уж речь пошла о согласии несогласных, о примирении вне истины и ненасильственном свержении власти, следует ждать беды. Большой беды.

Роман Вершилло