Христианский суд и неосуждение
Как ни странно, но неосуждение предстает перед нами как тоже суждение, но не прямое, а такое, которое можно привести к любому удобному выводу. Учитывая статус говорящего («раб» он или «господин»), одни и те же слова можно толковать как суждение или не суждение.
Никто ведь не скажет, что прот. А. Шмеман или митр. Антоний (Блум) впадали в грех осуждения. Почему? Потому что им позволено судить, иногда очень грубо и несправедливо.
Или возьмем, например, о. Петра (Мещеринова), прославившегося год назад тем, что он написал ругательство на машине сторонника спецоперации России на Украине. Но если вы думаете, что это было осуждение, то вы глубоко ошиблись. О. Петр – один из принципиальных борцов с «осуждением»:
Осуждая кого бы то ни было, мы не можем пребыть в общении со Христом, Который Сам не осуждает никого в этой жизни, и нам велит ни в коем случае не делать этого.
Отступление
Могу заметить в скобках, что диалектика неосуждения – это всего лишь одна из разновидностей патологического способа рассуждать, не рассуждая.
С этой точки зрения, меня всегда удивляли обвинения в рационализме, которые выдвигают в адрес модернистов некоторые их оппоненты. Да, рассуждения Кураева или о. Георгия Кочеткова, митр. Антония (Блума) или о. Александра Шмемана выглядят холодными и рассудочными. Но это вовсе не потому, что в них есть логика или доказательство. В них сквозит неверие в Бога, неверие в благодать, в святость, во что-либо священное в прямом, а не светском политическом и поэтическом смысле.
Рационализм идеологов и модернистов есть лишь маска, удовлетворяющая запросам людей, невзыскательных в интеллектуальном отношении. Например, благодаря журналу «Благодатный огонь», давно стали известны рассуждения митр. Антония об абортах.
Есть еще одна область, более сложная, это область детей, которые родятся ущербленными: то есть физически изуродованными или психически неполноценными. Вот тут вопрос очень сложный… Честно говоря, я не знаю, как к нему подойти. Я думаю, что это тот случай, когда лучше бы ребенку не родиться на свет, чем родиться в таком страшно изуродованном, психически и физически, состоянии… И вот тут, я думаю, можно медицински рассматривать вопрос о том, что да, в данном случае законно было бы совершить аборт.
Ну, и где здесь рационализм?
Здесь, скорее, видна иррациональная ненависть к человеку. Но если нужно, то же самое людоедское рассуждение может предстать и как гуманное, идущее из глубины сердечной. «Я думаю», «мне кажется», «честно говоря», «я не знаю», – все эти знаменитые словечки митр. Антония настраивают на исповедальный лад. С какой искренностью он открывает перед вами глубину своего неверия, своей ожесточенной души, для которой нет ничего святого!
Итак, наш вывод относительно идеологических разговоров вообще будет тот, что это нечеловеческие речи, в которых не сыщешь ни разума, ни сердца, потому что за ними стоит не человек, а новый человек. И занимающая нас сейчас диалектика «неосуждения» тоже вызвана к жизни холодным, хотя и ошибочным расчетом, а не любовью к ближнему.
Неосуждение – это осуждение
Разрубая диалектический клубок «неосуждения», скажем прямо, что неосуждение есть осуждение.
Смотрите сами: тот, кто действительно никого не осуждает, не станет рассуждать о неосуждении. Ведь в самих этих разговорах содержится осуждение осуждающих. Это же известный парадокс: чтобы о чем-либо конкретном не думать, надо об этом сначала подумать. Чтобы о чем-то не судить, надо об этом сначала рассудить.
Диалектика противоречива, переходит в свою противоположность и обратно. Но нам, разумеется, нет нужды терять равновесие от этих головокружительных превращений. К тому же парадокс разрешается очень просто: на самом деле модернисты судят и осуждают не реже, чем любой другой человек.
Осуждение – это неправильное суждение
Почему диалектика неосуждения так неустойчива и непряма? Почему она ничего не проясняет? Потому что в этой диалектике измеряют человека мерой человека.
Это мера, где измеряющий и измеряемое все время меняются местами, так что непонятно, что для чего является мерой. В результате суд будет всегда неверным, и поэтому всегда будет осуждением, а воздержание от суда всегда будет обманом. Раз в «неосуждении» скрыто неверное суждение о мере человека, то христиане просто обречены на то, чтобы не нравиться новым людям идеологий. Впрочем, новые люди ненавидят и друг друга тоже, если кого-то это утешит.
Как мы выяснили выше, грешник уклоняется не ко злу, а к благу. Зло не существует, зла нигде нет. А благо истинно существует, например, сам человек, как сотворенный Богом. Следовательно, грешник уклоняется не ко злу, а к благу своей природы, но уклонение его – злое.
Таким образом, у неосуждения есть, казалось бы, мощный аргумент в свою защиту: человек благ по своей природе. Но только неграмотность и неумение умозаключать позволяют делать из этого тот вывод, что человека нельзя осуждать. Напротив, благая природа человека сильнее всего осуждает его злые уклонения.
Сама диалектика неосуждения предстает перед нами как одно из таких злых уклонений. Человек судит по самому себе только потому, что не зол по природе, несмотря на то, что он подвержен непрестанным изменениям в беспорядочном мире. Это и есть типичное злое уклонение к благу.
Осуждение природы в модернизме
Мы с самого начала согласились, что было бы глубокой ересью осудить совершенную и благую природу человека, от чего нас предупреждают свв. Отцы-подвижники, в частности, св. Авва Дорофей. Но никто из православных, насколько я знаю, этого и не делает.
Осуждать благое творение в его существе и отрицать Благость и Всесовершенство Творца – это удел древних и новых гностиков, в том числе православных модернистов. Например, любой эволюционист отрицает совершенство творения, потому что в эволюции нуждается только то, что недостаточно хорошо. Как мы заметили на примере митр. Антония, неосуждение прекрасно сочетается и с апологией зла.
Но это еще не все. Сущность всего сотворенного нам известна, и нам известно, что эта сущность благая. Так зачем бы человеку уклоняться от суждения о сущности? Если он уклоняется от суждения о сущности, значит он отрицает ее благость.
Неосуждение – это несуждение
Не скроем мы и того, что в одной из своих диалектических фаз «неосуждение» предстает как чистое «эпохэ» (ἐποχή), то есть воздержание от суждения. «Не думать» – добродетель явно не христианская, а, скорее, скептическая или стоическая.
Мы сказали, что суд над мыслями других – тот же самый, что суд над своими мыслями. А суд над сущностью – суд над собой, как бессмертной сущностью, душой. Верно и обратное: если не судим других, то не судим и себя, и надеемся уйти от Божьего суда:
Перед Богом я скажу: «Да, Господи, были у меня грехи, но мои грехи – это не весь я!»
А. Кураев
Человек отказывается от разума, который судит все, что постигает, и отказывает в этом судящем разуме всем остальным.
Понятно, что даже самому закаленному идеологу приходят в голову всякие мысли о самом себе: «Правильно ли я поступаю?», «Что я здесь делаю?», «Кто я такой?», «Кто меня создал?». Но есть и сила воли, которая позволяет отгонять беспокоящие мысли. То, что нас судит Бог, судит всегда и в любое мгновение, сама эта неизменная человеческая ситуация усилием выводится за скобки, чтобы человек мог плотнее примкнуть к реальности жизненного опыта.
В духовно больном обществе воздержание от суждения становится нормой. Разумный диалог эффективно предотвращен, и тогда в частных и общественных разговорах, в образовании и в политической дискуссии перестает происходить прибавление ума. Люди толкут воду в ступе, не открывая ничего нового. Но неосуждение и не ищет нового. Оно ищет 1) душевного мира и 2) подтверждения того, что оно уже знает, то есть идеально подходит для руководства со стороны правящей идеологии.
Социальная магия
За разговорами о неосуждении стоит одна основная ошибка. На самом деле, человеку не дано властвовать над своим сознанием: истина принудительна для ума, судит его. Тем более человеку не предоставлена власть изменять природу вещей и свою собственную.
Значит, тот, кто думает диалектически управлять своим суждением, связывается с реальностью магически. Он теперь деятель, причастный (мнимому) всемогуществу, а не тварь, раб и сын Божий по благодати. Это уже не просто человек, а новый человек, который считает себя оператором-волшебником, а мир – околдованным его волшебством. В Новое время «человек изменился, и он уже не только благочестиво созерцает чудеса Божия творения, не только поклоняется Богу высшему творения, но он становится человеком-деятелем, человеком стремящимся использовать силы божественного и естественного порядка».1
Перед нами претензия на такую власть над своими мыслями, какой не бывает и быть не должно. И она не может найти никакой опоры в иной реальности, кроме реальности социальной, причем не здоровой, а околдованной тем же идеологом. Это вера политическая, социальная вера в силу социума обманывать и обманываться.
Итоги
Итак, подведем итоги.
«Неосуждение» – это попытка найти покой в мире, которого в мире нет, потому что жизнь ужасна. Идеологи предпочитают не ждать утешения от Бога, а стяжать его своими усилиями, интеллектуальными и словесными фокусами.
Неосуждение позволяет приобрести весь мир ценой своей души (Лк. 9:25).
Следующая глава Причины. Жизнь ужасна
- Yates F. A. Giordano Bruno and the Hermetic Tradition. London: Routledge & Kegan Paul Ltd, 1964. P. 144. ↩︎
