Христианство враждует с язычеством и ни в чем с ним не сходится. Это же следует сказать и об учении о естестве Божием и свойствах Божественного естества.
Язычники почитали силу, красоту, мужество, справедливость. Но справедлив и Перикл, и Александр Македонский мужествен, а Антиной красив. А значит и они, по языческим понятиям,- боги. Да и весь мир им кажется богом, потому что в нем видны красота и порядок.
В последние сто с лишним лет, усилиями нескольких русских писателей и богословов, воскресло языческое почитание отдельных свойств Божественной природы: Любви, Красоты и так далее. Особенно развращающим оказалось влияние Федора Достоевского. Примером такого же олицетворения одного из свойств Божиих была “софиология”. В том же духе мыслил и митр. Антоний (Храповицкий), когда учил о том, что Искупление было действием сострадательной любви Христовой.
Такой взгляд ведет к смешению понятий о Боге и человеке.
Христианство же учит поклоняться Богу, а не красоте, порядку, любви, началам и так далее.
Есть Бог. Это первоначальная и самая высшая истина, открытая Богом человеку. На этой основе строится учение о свойствах Божественного естества. Это чрезвычайно существенное положение Христианского учения: что не из качеств мы узнаем, что Бог есть, но в точности наоборот.
Вера в то, что Бог истинно существует,- это корень, из которого вырастает древо христианского учения о Боге.
Бог есть, и Бог есть Существо не состоящее из частей, простое. Поэтому для постижения истины о том, что Бог есть, требуется вера. А знание человеческое для этого – не подходящее орудие. Потому что верой мы познаем простое, не состоящее из частей, а знание говорит нам: из чего состоит или из чего произошло, или как произошло то, что состоит из каких-либо частей.
При исследовании многообразного видимого мира и его совершенства ум всякого человека естественно приходит к мысли о Причине всего существующего. Это знание доступно каждому человеку, однако мысль о том, что Творец есть, удерживается в нас уже верой, а не знанием.
Бог Един, и недопустимо представлять себе Бога, как “собрание” совершенных качеств. Непозволительно думать, что Бог “состоит” из Добра, Красоты, Правды, Любви и проч. Но о Боге не только нельзя думать, как о “сложенном” из свойств, Он не есть и какое-либо из этих свойств.
Неужели и бессмертие, и непорочность, и неизменяемость составляют сущность Божию? Но если так, то в Боге сущностей много, а не одна, или Божество сложено из них, потому что не без сложения они в Боге, если только составляют сущности Его. Но этого не называют сущностью Божией, потому что оно бывает принадлежностью и других существ. Сущность же Божия есть то, что одному Богу принадлежит и Ему свойственно (Григорий Богослов св. 1994b, 420).
Христиане знают, что есть Бог – простое, абсолютное, то есть независящее от человека и мира, непознаваемое Высочайшее Существо. И это христианское знание издавна подвергалось насмешкам, как нечто маловажное.
Непостижимым же называю не то, что Бог существует, но то, чтó Он такое. Ибо не тщетна проповедь наша, не суетна вера наша, и не о том преподаем мы учение. Не обращай нашей искренности в повод к безбожию и к клевете, не превозносись над нами, которые сознаемся в неведении! Весьма большая разность – быть уверенным в бытии чего-нибудь, и знать, что оно такое. Есть Бог – творческая и содержительная причина всего, в этом наши учители – и зрение, и естественный закон: зрение, обращенное к видимому, которое прекрасно утверждено и совершает путь свой, или, скажу так, неподвижно движется и несется; естественный закон, от видимого и благоустроенного умозаключающий о Началовожде его (Григорий Богослов св. 1994a, 394).
Для здравого ума, который в любом случае есть ум христианский, знание того, что Бог есть, не только не маловажно. То, что Бог – простое, непознаваемое Существо, и заставляет наш ум направляться непосредственно к Богу, а не блуждать в многочастном мире.
Если же Бог есть нечто простое (как это и действительно), то явно, что, произнося слово “Бог” и именуя Его Отцом, не что-либо окрест Его именуем, но означаем саму Его сущность. Ибо хотя и невозможно постигнуть, что такое сущность Божия, однако при одном представлении, что Бог есть, так как и Писание означает Его этими же наименованиями, и мы, желая означить не кого-либо иного, но Его Самого, именуем Его Богом, и Отцом, и Господом. Поэтому, когда говорят: “Аз есмь Сый” (Исх. 3:14), и: “Аз есмь Господь Бог” (Исх. 20:2), и как только Писание где-либо говорит “Бог”, разумеем мы не иное что, но означаемую этим саму непостижимую Его сущность, и то, что есть Тот, о Ком говорится (Афанасий Александрийский св. 1994c, 429).
Язычники осмеивали христиан, говоря, что они чтут Бога, о Котором ничего нельзя сказать, и что Бог ничем не отличается в этом смысле от вещей вовсе не существующих. Христиане во все века отвечали, что не только о Боге, но и о любой вещи самое главное, так сказать, центральное знание,- знание о том, что эта вещь существует.
А я знаю, что Бог есть. Но что такое есть сущность Его, поставляю это выше разумения. Поэтому как спасаюсь? Через веру. А вера довольствуется знанием, что “Бог есть” (а не что такое Он есть) “и ищущим Его воздает” (Евр. 11:6). Следовательно, сознание непостижимости Божией есть познание Божией сущности, и покланяемся постигнутому не в том отношении, какая это сущность, но в том, что эта сущность есть (Василий Великий св. 1911d, 283).
Христианин обращает свой ум к Богу в стремлении постичь Его, а когда обнаруживает свое бессилие,- в благочестивом стремлении почтить. Поэтому и говорит св. Кирилл Иерусалимский: “Прославлять Владыку хочу я теперь, но не исследовать” (Кирилл Иерусалимский св. 1900, 75).
Благочестивое прославление и есть та честь, которую христианин обязан оказывать Богу. Но это ни в коем случае не значит, что ум его остается без плода. Так, при рассуждении о свойствах и именах Божиих, которые были бы несовместимы, относись они к человеку, разум сталкивается с неизбежными затруднениями, которые св. Василий Великий рассматривает как весьма полезные и соответствующие замыслу Творца:
Творец наш не по зависти к нам не соизволил, чтобы, так же как у бессловесных, все удобства жизни раждались вместе с нами, но устроил так, чтобы недостаток необходимого вел к упражнению разума, так и в Писании намеренно допустил неясность к пользе ума, чтобы возбуждать его деятельность. И, во-первых, нужно, чтобы занятый этим ум отвлекаем был от худшего, а, кроме того, приобретенное с трудом почему-то более к себе привязывает (Василий Великий св. 1911a, 224).
Поэтому и познание воли Божией связано с некоторыми затруднениями.
Св. Василий предписывает следующее правило рассуждения о свойствах и именах Божиих:
Основываясь на общих понятиях, надо согласиться – противоречащих выражений о Боге не разуметь буквально. Так, например, по общепринятому разумению следует признать, что Божие естество благо, непричастно гневу и правосудно. Поэтому, если Писание говорит, что Бог гневается, или скорбит, или раскаивается, или дает кому ответ не по достоинству, то надлежит вникнуть в цель изречения и внимательно подумать, как может быть восстановлен истинный смысл, а не извращать достойных уважения мыслей о Боге (Василий Великий св. 1911a, 224).
Св. Григорий Нисский говорит об этом же:
“Божество во всех отношениях должно быть прилично представляемо; не так, чтобы одно свойство в Нем понималось возвышенным образом, а другое оставалось без богоприличного достоинства, но о Боге непременно должно иметь со всех сторон высокое и благочестивое понятие, и одно представление должно быть тесно соединено с другим” (Григорий Нисский св. 1859, 112-113). “Всеми за достоверное признается, что Божество не только сильно, но и справедливо, и премудро, и есть все то, что только ум считает лучшим. Отсюда следует, что в настоящем домостроительстве не одно какое-либо из приличных Богу свойств могло обнаружиться на деле, а другое нет. Ибо никакое вообще из этих названных высоких свойств само по себе не отделено от других, в особенности добродетель. И подлинно, добро не есть уже добро, если оно не соединено с правдой, мудростью и силой” (Григорий Нисский св. 1859, 95).
Поэтому “для благочестия довольно нам знать только, что мы имеем Бога: Бога Единого, Бога Существующего, всегда Существующего; всегда Себе подобного; у Которого нет Отца; Которого нет никого могущественнее; Которого никакой преемник не лишает Царства; Бога многоименного и Всесильного, и Единого по Существу Своему. Ибо потому что называется Он Благим, и Правосудным, и Вседержителем, и Саваофом, не есть Он различен и инаков. Но будучи один и тот же, бесчисленные открывает действия Божества; Он не более по тому свойству, а менее по другому, но по всему подобен Себе Самому” (Кирилл Иерусалимский св. 1900, 76).
Следовательно, цель богословия – в том, чтобы наилучшим образом (без противоречий) возвыситься от представлений о свойствах Божества к почитанию Самого Бога. Это показывает рассуждение св. Григория Богослова: “К изображению Бога заимствуя некоторые черты из того, что окрест Бога, составляем мы какое-то неясное и слабое, по частям собранное из того и другого представление, и лучший у нас богослов не тот, кто все нашел (эти узы [тело] не вместят в себя всего!), но тот, чье представление обширнее, и кто образовал в себе более полное подобие, или оттенок (или как бы ни назвать это) истины. Поэтому, насколько для нас удобопостижимо, наименования: “Сущий” и “Бог” суть некоторым образом наименования сущности, особенно же таково имя “Сущий”, не потому только, что Вещавший Моисею на горе, когда вопрошен был о имени, как именовать Его, Сам нарек Себе это имя, и повелел сказать народу: “Сущий послал меня” (Исх. 3:14), но и потому что наименование это находим наиболее свойственным Богу. Ибо имя Theos (Бог)… есть имя относительное, а не отрешенное, подобно как и имя “Господь”, которое также принадлежит к наименованиям Божиим. Ибо сказано: “Я Господь, это – Мое имя” (Ис. 42:8); также: “Господь – имя Ему” (Амос. 4:13). Но мы ищем имени, которым бы выражалось естество Божие, или самобытность, и бытие ни с чем другим не связанное. А имя “Сущий” действительно принадлежит собственно Богу и всецело Ему одному, а не кому-либо прежде и после Него, потому что и не было, и не будет чем-либо ограничено или пресечено. Что касается до других имен Божиих, то некоторые очевидным образом означают власть, а другие домостроительство, и последнее частью до воплощения, частью по воплощении” (Григорий Богослов св. 1994c, 441).
Итак, наилучший богослов у христиан не тот, кто почитает одно какое-то свойство Божества, и не тот, кто нашел для Бога больше всего подходящих имен.
Наилучший богослов – тот, кто составил из рассуждения о свойствах наиболее “обширное представление” о Боге. А самое широкое представление – то, что Бог есть, и Он есть Бытие, ни с чем другим не связанное. Поэтому у христиан богословом может быть и неграмотный, и старый, и малый, и не мудрый по плоти.
Роман Вершилло
1998 год
