Исторический оптимизм мирологии
Представителей мирологии отличает оптимизм относительно прогресса неверующего человечества. Митр. Никодим так рассматривает мiровую ситуацию в 1968 г.: Ни самые резкие конфликты, ни разделения на антагонистические группы и блоки, ни крайняя поляризация точек зрения по различным вопросам не могут скрыть все растущего стремления в человечестве к всеобщему единению. Это – действительный факт сегодняшней жизни, отрицать который невозможно.
Исторический оптимизм мирологии был вызван успешной идеологической и фактической экспансией советского мiропорядка в конце 50-х – нач. 70-х гг. XX в. Уже конец 70-х вносит новые акценты, и мирология начинает отходить на второй план, плавно переходя в гуманистическую поддержку перестройки, движения охраны культурных и природных ценностей. Однако общий оптимизм, свойственный даже современным вариантам мирологии, зиждется на вере в неизбежную победу (по образцу коммунистического общества) высших уровней бытия над низшими, причем низшие – это необходимые ступени гностического восхождения к общему спасению человечества. На гностическую сторону марксизма указывал философ Эрих Фогелен (см. Гностицизм – природа современности).
Н.А. Заболотский развивает это учение следующим образом:
В свете представления о мiре, как динамически направленном к более высоким уровням бытия (т. е. сознания, состояния и внутреннего взаимодействия), оценки и деятельность последователей Христовых отвергают пессимизм отступления, бесперспективность неподвижности, равно как и эгоцентрическую самоизоляцию.
Это гностическое восхождение к Богу приписывается советскому строю: В социалистическом обществе, построенном на справедливом распределении прав и обязанностей, мир в социальных и гражданских отношениях — это путь становления, путь, верный и постоянно оправдываемый реальностью, но вместе с тем открывающий всё новые горизонты (Н.А. Заболотский). Гностицизм признается Н.А. Заболотским настолько бесспорной догматической основой, что служит у него обоснованием “борьбы за мир” в интересах СССР: Мир между народами составляет условие движения мiра вперед и вверх, к высшим горизонтам бытия и сознания.
Деятельность человека в мiре признается спасительной, священной. Учение о синергии
Вера в “светлое” будущее человечества зиждется на участии человека в Боговоплощении. Согласно о. Л. Воронову: Воссоздание всего творения Божия… совершается уже не творческим “Да будет!”, а животворящей энергией богочеловечества, синергическим действием Божественной благодати и человеческой свободы. Иными словами, будущее находится в руках самоспасающегося человечества, которое кощунственно именуется “богочеловечеством”.
Митр. Никодим учит: В этом созидательном труде в пользу будущего, в пользу прогресса во всех его проявлениях человек является не чем иным, как соделателем Божиим в творении, способствуя “конечному выполнению предназначения мiра в Иисусе Христе”.
Согласно учению мирологов, воля Божия постепенно устрояет мирные времена. Но это совершается при обязательном содействии человека. Участие человека в устроении Богомирных времен носит всеобщий характер (митр. Иоанн Вендланд). Это всеобщее действие всех людей, всего человечества, и именно поэтому, согласно оригинальной логике, оно является обязательным для христиан: Если светлые, счастливые времена как бы привязаны к земле через Иерусалим, то на христиан в первую очередь это накладывает обязанность активно содействовать их наступлению: действовать в направлении прогресса в лучшем смысле этого слова, бороться за мир, молиться за успех всяких прогрессивных начинаний.
Здесь, с одной стороны, описывается вполне марксистская картина того, как человечество в целом участвует во всеобщем движении по пути прогресса, и этому движению никто и ничто не может помешать, как совершенно монолитному сдвигу всей природы. А с другой стороны, это же участие объявляется нравственной целью, чтобы связать совесть верующих фальшивой логикой “всеединства”.
В мирологии жизнь и бытие приравниваются к священному. Например, заявляется, что в богозаданной личности человека сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол. 2:3). Здесь Наст. кн. св.-сл. без всяких оговорок относит к человеку то, что Апостол говорит о тайне Бога и Отца и Христа, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол. 2:2-3).
Митр. Никодим называет “священным” совместное участие христиан и неверующих в “борьбе за мир”: Христиане-миротворцы, объединившие усилия в своем мирном Движении, в приведенных словах Статута его видят предначертание стратегии миросозидающей христианской инициативы… сообща, во взаимопонимании, единомыслии и единодушии со всеми людьми доброй воли независимо от их традиций и мiровоззрения, со всем устремленным к миру человечеством, полагая в основу этого священного служения взаимную общность интересов и действий в совместной ответственности за судьбы мира на Земле, утверждая его на краеугольном камне общечеловеческой солидарности.
Деятельность человека в мiре прямо признается спасительной, священной: Свою деятельность в мiре человек воспринимал как некое священнодействие: в овладении природным процессом в мiре и в овладении процессом собственного поведения состоит смысл культурного развития (Наст. кн. св.-сл.). Человек даже земную красоту вводит “в порядок нетления и вечности”: Долг человека — приобщаясь к абсолютной Божественной Красоте, спасти земную красоту от непрерывного разрушения, ввести ее в порядок нетления и вечности.
Мiрское бытие и житие мирология относит к области священного, вплоть до признания земной жизни прообразом и даже предпосылкой Воскресения: Для христианина ценность земного бытия определяется тем, что оно воспринимается им не просто как фрагмент жизни и света, выхваченный из тьмы небытия, но как “иного жития, вечного, начало”, как прообраз и предпосылка будущего Всеобщего Воскресения (Наст. кн. св.-сл.). Если Апостол говорит, что в Адаме все умирают, то здесь развивается противоположное учение: что после Воскресения Христова в том же ветхом Адаме все оживают. Апостол учит: Когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно. Апостол настаивает, что не всякая плоть такая же плоть, что иная слава небесных, иная земных, что сеется в тлении, восстает в нетлении. Ведь никакого прообраза между голым зерном и будущим телом нет и быть не может, согласно учению Апостола. Здесь же, в мирологии, нынешняя посюсторонняя плоть мiра прямо отождествляется с будущим телом воскресшего во Христе человечества, и объявляется его предпосылкой.
Однако неправильно было бы думать, что мирология тем самым одухотворяет или обожествляет земной мiр и его существование. Если мирология приравнивает мiрскую жизнь и преуспеяние к священному, то с не меньшим жаром она объявляет священное естественным. Человек, как его понимает мирология, – творец, сверхчеловек, но, в то же время, всего лишь песчинка, растворенная в монолите бытия. Таким образом, монистическое учение мирологии хочет донести лишь ту мысль, что в мiре все едино: вечное и историческое, материальное и духовное, священное и профанное, личное и общее.
Например, согласно авторам Наст. кн. св.-сл., Таинство Евхаристии утверждает естественный порядок жизни, что самым возмутительным образом противоречит даже самому наименованию “Таинства”: Будучи залогом преодоления человеком смерти и тления, Евхаристия утверждает естественный порядок жизни, возводя его к высшей идеальной полноте бытия.
По учению мирологии, взятому, несомненно, у о.П. Флоренского и гностических революционеров вроде Дж. Бруно, ноосфера, то есть сфера человеческой культурно-общественной деятельности, есть само Царствие Божие. Человеческое творчество полностью принадлежит мiру Божественному, и это творчество не по подобиям мiра, а от созерцания небесных образов.
Наст. кн. св.-сл. излагает это в следующих словах:
Ноосфера — сфера разумной творчески-преобразующей деятельности человека… Творчески созидательная деятельность человека основана не на подобиях, взятых из окружающей природы, а на постижении знамений умного мiра, на созерцании небесных образов (Евр. 9:23), являющихся архетипами произведений его творчества.
Возвеличивая человека, мирология тем же самым своим рассуждением его полностью уничтожает, поскольку такая магическая деятельность несовместима с личным сознанием, отделяющим человека от окружающего мира. Наделяя человека всемогуществом и вездесущностью, мирология и гностицизм лишь растворяют человека в мiре и в обществе без всякого остатка.
У крупного представителя “нравственного монизма” А.И. Осипова самым показательным образом сочетается отрицание юридического начала – с заботой о скотском преуспеянии человечества. В результате, суд Божий у него отождествляется с атомной войной, которой, однако, можно избежать творческими усилиями человечества!
В своей программной статье “Богословские основы миротворческой деятельности Церквей” А.И Осипов цитирует совместное заявление представителей Церквей СССР и США “Изберите жизнь”, последние строки которого очень реалистично изображают главную альтернативу современности: “Наконец, братья и сестры, мы привлекаем ваше внимание к авторитетному предсказанию, что ядерная война в 1990-е годы станет возрастающей вероятностью. В это весьма рискованное десятилетие мы приблизимся к концу нашего тысячелетия. Уже теперь только двадцать лет отделяют нас от того момента, когда мы будем призваны с молитвой отметить 2000-летие пришествия в мiр нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа, Князя мiра. Как мы встретим этот день? В каком состоянии мы представим нашу планету Создателю: будет ли она цветущим садом или же безжизненной, сожженной, опустошенной землей? Итак, Господь вновь предлагает нам жизнь или смерть, благословение или проклятие. Так изберите жизнь с тем, чтобы вы и ваши потомки могли жить”.
Всё более значительные христианские и нехристианские силы на нашей планете делают этот благой выбор. Но для достижения устойчивого мира в настоящее время, как никогда в истории, христиане должны прилагать особые усилия, ибо они знают, “что день Господень так придет, как тать ночью” (1 Фес. 5: 2).
Любопытная нумерологическая конструкция: ядерная война в 90-е станет “всё большей угрозой”, а “нас” отделяет всего 20 лет от 2000–летия Рождества Христова – лишь отчасти скрывает тот факт, что, согласно А.И. Осипову, “борьба за мир” есть избрание жизни и благословения. Эту жизнь и благословение избирают даже “нехристианские силы”, и атеисты, квакеры, буддисты, мирологи сообща должны отсрочить тот день, когда Господь придет, как тать ночью. Не непосильная ли задача: отменить суды Божии, возлагается А.И. Осиповым на человечество?
А.И. Осипов отрицает спасение совершенное Христом, как, якобы, “юридическое”, и взамен предлагает самоспасение через участие в физической, духовной и социально-политической деятельности:
Спасение есть не юридический акт Бога, который совершится после смерти человека, но живой процесс богоуподобления, начинающийся и развивающийся на этой земле и в этом смертном теле, почему и состояние спасенности, т. е. активная духовная жизнь, постоянно и непременно отражается и в мiре физическом, и, в еще большей степени, в мiре общественном. Поэтому и стяжавший мир Христов действительно спасает многих от всякого зла, внутреннего и внешнего, внедряя в сам дух людей дух мира, в сознание, ум — идеи и дела мира, действуя глубоко умиротворяюще на самые чувства окружающих своим светлым обликом.
Само течение духовной жизни именуется здесь “состоянием спасенности”, которое прот. Виталий Боровой называет, со своей стороны, “чувством спасения души человека”. Умиротворяющее же действие человека обосновывается тем, что он переживает это состояние блаженства, поскольку, якобы, исполнение любой заповеди, точнее, приобретение христианином любого “нового” свойства всегда сопряжено с внутренним переживанием блаженства.
Прежде всего, даже само наименование спасения “состоянием” заимствовано, скорее, из кальвинизма, и не имеет ничего общего с сутью духовной жизни по Писанию и Святым отцам. Так, св. Григорий (Палама) учит: обожение – все же состояние, хотя и не природное; и оно неудержимо не только как сверхприродное, но и как состояние; ибо как состоянию удержать опять же состояние? Выше мы видели, что для А.И. Осипова в опыте духовной жизни христиане переживают идеальный внутрибожественный Мир, на что св. Григорий говорит: Сущность же Божия неудержима не как состояние, но потому что возвышается за пределами даже сверхприродных состояний. И начало обожения по-своему и соразмерно приобщено всем; а Божия сущность превознесена даже над всем приобщаемым.
Это максимальное для человека состояние радости, небесной славы, света и прочее служит А.И. Осипову для обоснования христианской этики в целом. Корни данного ложного воззрения лежат в “нравственном монизме” митр. Антония (Храповицкого) и митр. Сергия (Страгородского). Последний развивал учение о тождестве блаженства и святости, здешней жизни и вечной жизни.
Митр. Сергий пишет: В основу моего исследования… положена идея тождества блаженства и добродетели, нравственного совершенства и спасения. Добродетель, говорит митр. Сергий, не является лишь внешним, особым основанием для воздаяния. Блаженство просто вытекает из добродетели: Награждение человека происходит не так, чтобы нравственное развитие человека являлось лишь основанием воздать человеку известную долю блаженства, как что-то особое, внешнее, а так, что самое это развитие дает человеку возможность и способность воспринимать высшую степень блаженства. Итак, в учении митр. Сергия, сама добродетель – это возможность и способность к блаженству.
Для этого учения необходимо указать иудаистские корни, и в частности, этот иудаистский мотив был воспринят Спинозой, который прямо заявлял, что блаженство не награда за добродетель, а сама добродетель.
Отсюда ясно, что мирология смотрит на человеческую деятельность как на содержащую награду и блаженство и святость саму в себе, без какой-либо возможности отделить дар спасения и цель спасения в вечной жизни от самого хода мiрских и духовных дел.
Спасительна и правомерна любая человеческая деятельность, но только не христианская. Отсюда в мирологии можно услышать такие хулы в адрес Христианской Церкви: Светлый Лик Христов нередко заслонялся и затемнялся неприглядными явлениями неискреннего и лицемерного восприятия христианского учения и — что еще печальнее — фактами прямого злоупотребления христианством (Н. Медведев).
От митр. Никодима христиане слышат следующие упреки:
Их служение людям в лучшем случае ограничивалось скудной благотворительностью, нередко “от избытка своего”, причем мотивом, побуждавшим их к благотворению, было не столько сострадание и братская любовь, сколько желание ценой милостыни приобрести себе прощение грехов и будущие блага в Небесном Царствии.
Мирология одобряет прежде всего деятельность чисто земную, созидательную в самом обыденном “техническом” смысле. Поэтому христианский аскетизм представляется в мирологии как измена этому “творческому” признанию человека. Как говорит в своем докладе “Мирное сосуществование и революционное преобразование мiра” (1969) архиеп. Николай (Юрик):
“Отречение от мiра”, имевшее место среди некоторых христиан в начале христианства, не столько вытекало из христианского вероучения, сколько объяснялось чисто историческими причинами. Первые христиане действительно “отрекались”, но отрекались они не от мiра вообще, а от такого мiра, в каком довелось им жить. Это был языческий мiр — мiр обожествленных римских императоров, мiр ужасающих социальных контрастов — роскоши и нищеты, господства и рабства, мiр гедонистической пресыщенности и до предела развращенной чувственности, мiр полнейшего морального одичания и садистского произвола.
В новейшие времена такого извинения для христиан мирология не предусматривает, поскольку при социализме все социальные противоречия устранены.
Отрицание личного греха и личного спасения. И грех, и спасение – социально обусловлены
Мирология признает только общее спасение, которое охватывает и верующих, и неверующих, всю природу, живую и неживую. Это спасение настолько всеобъемлюще, что оно уже и не спасение, а прямое совпадение мiра с самим собой. Через указание на социальные причины греха, как на единственно подлинные, полностью уничтожается сознание личного греха и отрезаются все пути ко спасению.
Прот. Виталий Боровой учит: Для современного мышления важно не только чувство спасения души человека, как отдельной личности, а человечества в целом, спасения в масштабах всей планеты, даже в масштабах всего космоса. Это “не только” в дальнейшем отпадает как ненужное и даже враждебное Христианской жизни: Можно очень интересоваться проблемами эсхатологии, можно иметь самое возвышенное, чисто духовное понятие о мире Христовом, как мире души человеческой с Богом, можно работать для созидания Царствия Божия внутри себя, однако без действенного служения примирению человечества все это будет “как медь звенящая или кимвал звучащий” (1 Кор. 13:1) и ни в коей мере не поможет нашим братьям нехристианам и неверующим устранить нависшую над мiром опасность и преодолеть людское горе, слезы и страдания.
О. В. Боровой развивает свою противохристианскую мысль:
Откровенная религия в Израиле и в Новозаветной Церкви была сначала социальной и революционной, прежде чем стала личной и статичной. И Царство Божие было прежде царством народа Божия, а не царством в душе единичного человека.
Митр. Никодим учит: Проблемы, возникающие в настоящее время, слишком велики, скажем мы, для любой отдельной категории людей. “Частичные решения окажутся бесплодными, цивилизация может быть спасена только благодаря общим усилиям” (Тих Хат Хан). Как видим, Тих Хат Хан также согласен с “православными” модернистами в том, что мiр един и все его проблемы не духовные, а просто глобальные в физическом смысле.
Архиеп. Николай (Юрик) ясно утверждает:
Стремление разрешить “социальный вопрос” — этот радикальнейший вопрос нашего времени — средствами случайной филантропии, т. е. мелкими подачками, этими буквально крохами, падающими со стола современных богачей лежащему у их ног современному Лазарю, — это не только не решение “социального вопроса”, но даже не может считаться его постановкой… Мiровой общественный организм содрогается в социальной агонии, а ему добросердые филантропы предлагают социальную помощь в виде случайных “пожертвований”: кто платьишко, кто коробочку конфет… Нет, христианство с таким решением “социального вопроса” мириться не может.
Если в марксистском ключе подчеркивается социальный характер зла в мiре, то и решения предлагаются революционные в социально-политическом плане: Покаяние, а значит, коренная перемена мыслей, коренная ломка прежнего образа жизни и радикальный отказ от старого, греховного и столь же радикальное принятие и ангажирование всего себя в новой, совершенной жизни, т.е. все то, что мы называем революцией – такое покаяние, такая революция обращена не только к личности, но и к целому обществу, нации, классу, к каждой социальной группе (о.В. Боровой).
Общие проблемы надо решать глобально, продолжает свою мысль архиеп. Николай: Когда человеческое общество подвергается опасному социальному заболеванию, необходимо революционное социальное вмешательство, как единственно спасительное.
Отсюда лишь один шаг до прямого одобрения “реального социализма”: Социализм — непременное и новое радикальное условие всеобщего благоденствия и мира между народами (архиеп. Николай).
Христианская государственность кончилась, наступила эпоха глобализма
Согласно А.И. Кырлежеву, время не только христианской “ойкумены”, но и христианских империй и государств безвозвратно прошло; историческое воплощение христианства в секулярных по своей природе институциях, если рассматривать его в исторической перспективе, оказалось неудачным и преходящим.
О.В. Федоров стремится доказать, что монархия не нужна, как не нужно и традиционное общество, поскольку Христианство выше всего этого:
Часто можно слышать мнение, что христианство есть религия личного спасения и не имеет ничего общего с вопросом об общественном порядке. Или же, наоборот, можно услышать высказывания, что христианству соответствует определенный общественный идеал (называют разные, например, монархический). Но обе эти точки зрения ложны. Христианство, как религия абсолютная, не может зависеть в своей этике от общественного строя. Его идеал велик и недосягаем — “будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный” (Мф. 5: 48).
Но эта же удивительная логика отнюдь не применяется к глобализму, советскому строю и вообще всякой заботе о животном преуспеянии. Советский режим – именно то, что нужно: Социальный строй не должен быть безразличен для христианина,- неожиданно сообщает о.В. Федоров.- К какому же строю он должен стремиться? К такому, где более всего воплощена справедливость и братские начала жизни, где легче всего борьба со злом и где личность поставлена в наиболее благоприятные условия для своего духовного развития, то есть к социализму.
Мирология не устают обличать христианскую государственность. Например, о.В. Боровой пишет:
Византия из всех христианских культур более всего содействовала освящению социального зла. Она приняла без возражений все социальное наследие языческого мiра и как бы дала ему сакральное помазание. На протяжении тысячелетия в Византии и средневековой Европе и на протяжении столетий в России, – с тех пор (ХVI в.) как наша родина осознала себя наследницей Византии, – под видом церковного Предания хранились гражданские законы римской языческой империи.
А советская действительность – в самый раз:
В результате Великой Октябрьской социалистической революции мiр был поставлен перед фактом государства новой социальной формы, которое за пятьдесят лет своего существования, пройдя путем испытаний, выработало новую демократическую структуру жизни, нравственный общественный порядок, создало новейшую технику и освоило все блага культуры и стоит на пути идеальных человеческих отношений. Для христианина важно видеть, что в этом новом мiре воплощаются и получают реальное бытие идеалы, принесенные в мiр Воплотившимся Словом (Н. Заболотский).
А.С. Буевский в своем юбилейном докладе “Значение Великой Октябрьской социалистической революции в борьбе за мiр, человечность и социальный прогресс”, не стесняясь, пишет:
Промысл Божий выдвинул новый фактор внедрения в мiр мира – через революционное преобразование общественной и политической структуры государств, в основе которого лежит понятие общечеловеческой справедливости и такая концепция гуманизма, которая очень близко подходит к концепции евангельской любви. В конечном итоге это является тем радикальным средством, чрез которое мiр должен, наконец, понять безумие вражды и услышать Божественный призыв к миру.
Одним из результатов такой разрушительной работы стало то, что Христианство для последователей мирологии сливается с пацифизмом: Всякое действие, подвергающее опасности жизнь человеческую под благовидным предлогом защиты христианства, должно рассматриваться как преступление, противное воле Божией (о. Л. Воронов). Христианскому сознанию чуждо всякое насилие человека над человеком (о. И. Сорокин).
Христианство ассоциируется и с политическим лозунгом равноправия: Христианская религия учит, что все люди и все народы равноправны (о. И. Сорокин).
О.А. Кравченко учит: Дискриминация, вражда и разделения между народами по расовым и национальным признакам, языковой, культурной и этнической принадлежности, притеснения из-за конфессиональных и религиозных убеждений несовместимы с принадлежностью к христианской Церкви.
При этом характерно, что в мирологии не является грехом разделение по классовому признаку, которое было основой советской системы. Это лишний раз доказывает, что перед нами подрывные лозунги, направленные против остатков государственности.
Имманентистская эсхатология
Одним из самых заметных в мирологии является своеобразное учение о конце света. Мирология предлагает свою имманентистскую эсхатологию, когда конец света и пакибытие воспринимаются, как явления неотличимые от обычного течения земной истории.
Выше было отмечено совмещение нравственного идеала с имманентной целью человеческой деятельности, что, собственно, и называется утопией. Именно в этом ключе мирология понимает наступление Царства Божия на земле: Христиане, убежденные в истинности и силе Божественного откровения, данного людям, принимая участие в общих заботах о созидании мирной жизни, полагают, что чем больше христианского фермента будет в миротворческом движении, тем скорее наступит благословенное время, возвещенное пророком, когда люди “перекуют мечи свои на орала и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать” (Мих. 4:3; Ис. 2:4) (митр. Никодим).
Этот “мир” является одновременно и идеалом, и совершенно реалистичным и конкретным заданием для всего человечества: Даже природа испытывает на себе воздействие этого всесовершенного, гармонического и целостного мира, идеальную картину которого рисует нам Исайя в 11-й главе, являющейся, с одной стороны, как бы вершиной всех ветхозаветных чаяний вечного мира ввиду ее поразительного максимализма и кажущейся утопической недосягаемости, а с другой являющейся совершенно реалистичным и конкретным заданием для всего человечества, так как осуществление ее предполагается не в эсхатологическом плане второго пришествия, а в чисто историческом плане воплощения Бога Слова и появления христианства (содоклад делегации Русской Православной Церкви на Всемiрном Общехристианском конгрессе в Праге, 1961 г.).
Эта имманентистская эсхатология исходит из того, что идеальное состояние мiра наступит уже в этой жизни: Новый Иерусалим – это град Бога Живаго, Этот град будет здесь, Здесь, на земле, люди будут радоваться и наслаждаться жизнью (митр. Иоанн Вендланд).
Митр. Никодим утверждает, что христианская религия создает прочную основу для строительства на земле великого храма правды, справедливости и любви. Выше он приводил показательные слова о.П.Я. Светлова: В великой работе своей по созиданию Царства Божия на земле Церковь не остается одинокою…
Митр. Никодим полностью согласен с убеждением других деятелей Пражского христианского мирного движения в том, что христианская религия создает прочную основу для строительства на земле великого храма правды, справедливости и любви. Под сенью сводов этого храма действительно найдется место всему человечеству, объединенному любовью и миром… Христианство призвано вести человечество в сферу Царства Божия и, следовательно, должно находиться в самом близком общении с определяющими сторонами человеческого бытия.
Архиеп. Николай (Юрик) рисует картину “прогрессивных” настроений в антихристианских сектах:
Глубокие социальные мотивы Евангелия несомненно, послужили отправным пунктом для позднейших религиозно-социальных движений циркумцеллионов и багаудов в IV и V веках, жакерии, катаров и лоллардов в Средних, “евангелических” крестьянских полков Фомы Мюнцера в XVI веке, до великих утопистов нового времени Томаса Мора, Сен-Симона и Кампанеллы включительно… Это именно они передали историческую эстафету борьбы за духовное и материальное раскрепощение человека современному научному социализму — великой преобразующей силе нашего времени.
Царство Божие на земле должно наступить, согласно учению мирологии, после полного уничтожения пороков и человеческих несовершенств в общественной и политической жизни: Миротворчество, в соответствии с христианским учением, есть преобразование Земли для блага живущего на ней человечества, преобразование самой человеческой жизни на благоустроенной Земле, дабы полнее открылось Царство Божие, которое есть “праведность, и мир, и радость во Святом Духе” (Рим. 14:17). Христос Спаситель учит нас деятельной борьбе со злом, с несправедливостью и человеческим несовершенством. Не уничтожив эти пороки, невозможно войти в Его Царство — Царство мира (о.И. Пустоутов).
О. Ливерий Воронов, один из основоположников мирологии, оговаривается, что за пределами церкви также происходит постоянное обновление мiра, хотя оно и имеет здесь не таинственно-благодатный, а по преимуществу этический характер. Казалось бы, это лишает смысла говорить об обновлении мiра за пределами Церкви? Для мирологии это не так. Тот же о. Л. Воронов поясняет: Нет никаких оснований утверждать, что без достижения высокого уровня всеобщей нравственности и полного расцвета личности, достигаемого путем воспитания в христианских началах, человечество якобы неизбежно обречено на погибель и истребление в порядке божественного возмездия. Иными словами, Царство мира на этой земле не обязательно будет основано на христианских началах. Это такой расцвет, в котором будут побеждены социальные проблемы на путях имманентного совершенствования мiра, что, приходится согласиться с архиеп. Николаем, живо вспоминает “Город Солнца” Томмазо Кампанеллы.
На первый взгляд, это состояние совпадает с ересью хилиазма, поскольку предполагает спасение уже здесь на земле. От этой мысли приходится отказаться уже по одному тому, что, для мирологии, святые не будут царствовать, а находиться в мире со всеми: Суть самого пришествия Мессии-Спасителя в мiр понималось как наступление на земле полного и всеобъемлющего мира: мира людей с Богом и гармонического мира всей природы, как единого целого (содоклад делегации Русской Православной Церкви на Всемiрном Общехристианском конгрессе в Праге, 1961 г.).
Для мирологии не существует такая проблема, как соотношение мiра здешнего и потустороннего. Пакибытие и бытие суть одно и то же, и история и Вечность также неотличимы друг от друга. Правда, чтобы обезоружить своих православных оппонентов мирологи прилагают то, что истинно для бытия – к пакибытию, и наоборот.
В рамках мирологии возникает неразрешимый вопрос о том, что такое Страшный Суд, и в чем он будет состоять, если Царство Божие и совершенный мир наступят уже в этой земной жизни. Архиеп. Николай (Юрик) предлагает свой ответ: Классической евангельской картиной является картина “Страшного суда” — этой последней переоценки всех моральных и социальных ценностей. Ни одним словом не спросит Небесный Судия человека к какой вере, к какой церкви или конфессии принадлежал. “И бесы веруют и трепещут”, — напоминает апостол Иаков (2:19). Но только “делами вера достигает совершенства” (2:22). И потому не по внешнему признаку будет судить Господь человека, а только по делам его! Голодного ты накормил? Жаждущего ты напоил? Гонимого приютил? В нужде человеку помог?.. (Мф. 25:42-43). Словом, любил ли ты своего ближнего словом и делом? Или ты всю свою жизнь словом и делом человека гонял и его ненавидел? Вот это и будет критерием для вынесения приговора человеку.
Страшный Суд объявляется “картиной” и суть его, якобы, состоит в последней переоценке всех моральных и социальных ценностей. Вера же во Христа не имеет никакого значения для вынесения приговора, а только социально полезные дела.
Методология мирологии
Мирология, хотя и именуется “богословием мира”, ничего не познает и не исследует и не предлагает никакой системы взглядов. Мирология воспринимает богословие адогматически – не как утверждение истин, а как диалектическое движение вперед, отвечающее нуждам каждого момента истории (ср. митр. Сергий (Страгородский): Моя программа – программа Духа Святого, я действую сообразно нуждам каждого дня).
Мирология – это процесс приспособления к непрерывно изменяющейся ситуации через сознательное деятельное участие в делах мiра сего. В речи обновленца “прот.” А. Погодина (1930 г., Ленинград) говорится: Обновленчество – это движение вперед, вхождение в жизнь, осуществление в жизни всей полноты Евангельских начал, искание правды Божией, которая иногда приходит с самой жизнью и осознается только в развитии жизни, в самом ее процессе.
Авторы Наст. кн. св.-сл. отождествляют мiровую динамику (непрерывное хаотическое изменение мiра) с духовным развитием, а развитие, в свою очередь, – с обыденным течением жизни: И мiр, и человек находятся в процессе тварного становления… Становление человека, осуществляемое им через заповеданное Богом овладение даром жизни, онтологически равнозначно обожению человека как раскрытию им в земной действительности своего изначально заданного богоподобия. Мiр неведомым Христианству образом находится в процессе тварного становления. Это становление – постепенное преображение в мiр иной, каковой процесс происходит под прометеевским водительством человека, и все это в целом объявляется обожением человека через осуществляемое им раскрытия богоподобия земной действительности.
Что касается “овладения даром жизни” – это, видимо, гностическое толкование Библейских слов: И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно (Быт. 3:22).
Никто не будет отрицать, что в мiре происходит непрерывное изменение. Но при этом мiр – природный, человеческий, социальный – ничего нового из себя не рождает. О динамике св. Григорий Нисский пишет: Бытие одно и то же во все время, в которое предполагается что-либо существующим (ибо небо и звезды и солнце и прочие существа не более суть теперь, чем вчера, прежде и во все предыдущее время). Тем самым оказывается невозможным целесообразное изменение сущего, поскольку все сотворенное Богом неизменно находится в своих пределах.
Движение без цели и достижения чего-либо нового справедливо именуется как Премудрым (Еккл. 1:2-9), так и Апостолом (Рим. 8:20), суетой, и даже суетой сует. Даже ускоренное движение “вперед” ничего не достигает, кроме того, что умножает суету, и без того царящую в мiре.
Необходимо напомнить, что, согласно св. Григорию Богослову, чему предшествовало небытие, то не в собственном смысле сущее. Поэтому никак невозможно говорить, что благо равнозначно бытию, что существует какое-то право обладания бытием, которое осуждается мирологией лишь за претензии на исключительность (см. выше в Наст. кн. св.-сл.).
Если перейти от метафизики к учению мирологии об истории, то она также представляется здесь сплошной динамикой. Выше мы видели, что личность полностью растворена во всеединстве уже у В. С. Соловьева, не говоря о закаленных мирологах-коллективистах советской эпохи. Это уничтожает всякое подлинное значение истории, поскольку, чтобы составить историю, нужна личность.
Итак, в мирологии нет ни подлинного движения, поскольку нет личности в Христианском значении, и нет подлинной неподвижности моральной правды. Если Апостол говорит об освобождении от суетной жизни Жертвою Христовой (1 Петр. 1:18), то мирология считает необходимой победу над суетой через всемерное участие в этой суетной жизни.
Динамизму исторического процесса в области вероучения соответствует не только “динамический” язык мирологии, но и динамика вероучения, подвижность самого сознания мирологов. В этом смысле достигается полное слияние личности со светским прогрессом, поскольку прогресс становится фактом внутренней жизни Церкви и человека, и фактом главнейшим.
Мирология не теория (умозрение), каковой необходимо должна быть богословская наука, а практика, “дело” в той же области умозрения. Как излагает это Н.А. Заболотский, существует “богословский мост” между христианской верой и деятельностью, который одновременно является и объяснением внутренней связи всех христиан, всего человечества и всего творения Божия.
Согласно митр. Никодиму, постижение смысла человеческого бытия не может быть отделено от претворения в жизнь идей любви, братства, справедливости и мира.
Поэтому мирология активно борется не только с аскетизмом и попечением о личном спасении, но и с догматической верой. В марксистском ключе признается невозможность Христианского исповедания веры в Истину, ведь за любыми словами стоит классовый политический интерес, который мирологи, со своей стороны, не считают нужным скрывать. Так, для проф. Н.А. Заболотского “богословие мира” является “христианской интерпретацией сознания советского общества”: Богословие мира… в своих истоках питается не только данными, почерпаемыми из Священного Писания и Предания, но и соками, исходящими из родной почвы, оно связано с родным народом на данном историческом этапе его бытия; оно и на самом деле является христианской интерпретацией сознания советского общества, неотъемлемую часть которого составляют верующие члены Церкви.
Это абсурдное постмодернистское динамическое знание о динамическом содержании жизни должно обеспечить успешное влияние Церкви в чисто мiрских делах, и богословие призвано эту плавающую конструкцию теоретически обосновать.
Н. Медведев ставит такие мiрские задачи перед богословием: Богословие призвано духовно осмысливать жизнь, которая течет вокруг нас,— жизнь современную, в разных её проявлениях, с её устремлениями, достижениями, разочарованиями и надеждами.
Авторы статьи в Наст. кн. св.-сл. считают, что современное православное богословие не может быть только замкнутой системой знаний о духовном мiре, но должно быть открытым к проблемам современной жизни, в решение которых Церковь призвана вносить свой вклад как обладательница сокровенной Премудрости Божией (1 Кор. 2:7). Если богословие должно отвечать на вопросы современной жизни, то это уже не богословие, а теософия В.С. Соловьева, как система всестороннего знания всех сторон мiра в едином всеобъемлющем взгляде. Это целостное знание обретается путем теоретического кощунства, поскольку сокровенная Премудрость привлекается для решения чисто земных проблем современной жизни.
Отметим также вполне гностическое восхищение “таинственностью” земных проблем, незнакомое Христианству. Например, св. Иоанн Златоуст пишет о сокровенной Премудрости, что она является сокровенной, потому что мы созерцаем в ней не то, что видим; но одно видим, а другому веруем. Таково свойство наших таинств... Слышу я, что Христос сделался рабом, и удивляюсь Его промышлению; слышит неверный, и считает это бесчестием. Слышу я, что Христос распят и умер, и удивляюсь Его человеколюбию, изумляюсь силе, как Он, подвергшись смерти, не был удержан ею, но еще разрушил смерть; слышит неверный, и приписывает это Его немощи и бессилию. Слыша о воскресении, он называет это баснею; а я удостоверясь в том самыми событиями, поклоняюсь домостроительству Божию. Сокровенная Премудрость – это знание Христианских истин через веру, и она неприменима к земным проблемам, в которых мы ведь усматриваем только то, что видим.
Согласно учению мирологии, единой истины для всего рода человеческого нет. И она не нужна, поскольку род человеческий един (см. выше) по существу, и во Христе приобщен к спасению независимо от личной веры в Бога. Две несовместимые “правды” (несовместимые в области истины) – религиозная и безрелигиозная – соединяются в мирологии диалектически, диалогически, через полемическое изживание, якобы, чуждых Христианству настроений.
Мирология требует, прежде всего, постижения марксистской диалектики прогресса. Н.А. Заболотский настаивает, например, на знании реальных соотношений различных факторов нашего времени, в их действительных взаимосвязях.
Строго следуя марксистской теории, мирология считает пропагандируемый ею прогресс внутренне противоречивым. В мiре идет реальная борьба добра со злом: Борьба добра со злом сопровождает развитие мiра. Зло… может пониматься в современных категориях отсталости, косности, сопротивления прогрессу, наконец, империализма, порождающего с неопровержимой очевидностью наиболее тяжелые и опасные состояния современной мiровой жизни. Добро — в категориях прогресса, справедливости и мира. Уже самая борьба не позволяет рассматривать мир в смысле абсолютного покоя душ и телес, каковой достижим, по христианскому убеждению, лишь в Царствии Небесном. Мир ни в коей мере не является статическим спокойствием. Он всегда возникает в диалектической напряженности, как некий синтез, но и тут не затвердевает в неподвижности “кристальной сферы”, но предлагает новые формы борьбы за что-то еще более высшее и совершенное (Н.А. Заболотский).
Эта борьба отождествляется с классовой борьбой: Существующая ныне борьба во всем мiре — это борьба за переустройство мiра, в первую очередь переустройство социально-экономическое… старые, обветшавшие политические формы уже не соответствуют более новому социально-экономическому укладу жизни. Новое содержание жизни, новые достижения науки и возросшие духовные запросы освобождающегося человечества уже не вмещаются в старые, традиционные рамки жизни и разрывают их. Так происходит революция,- заявляет архиеп. Николай (Юрик).
Архиеп. Николай излагает вполне марксистскую схему, хотя и на христианском материале: В христианском мiропонимании храмом является весь мiр Божий. Неудивительно, если Господь Бог решил, наконец, изгнать также из этого беспредельного и прекраснейшего храма Божия всех торгашей, всех бизнесменов, торгующих кровью людскою, уродующих и растаптывающих ценнейшее достояние Божие на земле — жизнь человеческую!
Библейское сказание о борьбе гордого и грозного Голиафа с маленьким и скромным Давидом в какой-то мере символизирует современное состязание между могущественным мiровым капиталом и только что нарождающимся социализмом. Но Давид победил. И также предрешен исторический исход борьбы между силами уходящего мiра и силами мiра грядущего: будущее всегда принадлежит новому!
После таких революционных и подрывных призывов забывается, что перед нами “богословие мира”. Это противоречие не ускользнуло от архиеп. Николая: Было бы неправильно предполагать, что “мир” и “революция” несовместимы. Мир — это первейший общечеловеческий постулат нашего времени, ибо мир сближает личности и народы… Но никак нельзя при этом жертвовать идеей мирного сосуществования в угоду безудержному эгоизму отдельных лиц или корпораций, строящих свое личное благо — благо “бизнеса” — на нужде, эксплуатации и разорении большинства людей повседневного тяжелого труда.
Здесь излагается простая, в сущности, мысль о том, что мир хорош только, если он выгоден “прогрессивному человечеству”, то есть деятелям советской системы: Стремление разрешать любые, даже самые сложные, социальные вопросы исключительно мирным путем — это основное стремление и требование всех прогрессивных людей мiра, и его социалистического авангарда в первую очередь.
Во всем остальном, если для СССР выгоднее вооруженное восстание, тогда эти обездоленные (разумеется, только в капиталистических странах.- Ред.) имеют моральное право подняться сами на защиту своего существования. Евангельский Христос взял бич, а современный пролетарий, доведенный “сильными мiра сего” до отчаяния, хватает камень или автомат… Такова неумолимая логика исторического социального процесса.
Мiрской натуралистический взгляд на истины веры неизбежно выражается в цепи неразрешимых парадоксов. Для марксизма это вполне естественно, поскольку он ищет противоречий, а не их разрешения. И в мирологии односторонность врагов прогресса – их забота лишь о спасении души – отвергается во имя односторонности друзей (марксистов) – их заботы о только земном преуспеянии.
Опора на практику в противовес теории приводит к такому парадоксу как то, что Христианство возвеличивается, потому что служит орудием преображения социального мiра, и одновременно одобряется отречение от Христа, потому что отступники действуют во имя того же преображения мiра.
В том же ключе внешние для Христианства проблемы объявляются внутренними – собственно церковными. Происходит интериоризация внешних мiрских проблем (в наши дни этим особенно прославился о. А. Кураев). Но в таком случае богословие и сама Христианская религия становится лишь средством для решения этих вопросов и полем битвы мiрских интересов.
“Миротворческая деятельность”
Эта деятельность состоит не в умозрении, не в личных делах милосердия, и даже не в открытой и честной политической борьбе, а в общении с единомышленниками, обсуждении, говорении с подрывными целями.
То же самое наблюдается и в экуменизме, который двигали те же лица, что и мирологию. Поэтому, с точки зрения экуменистов и мирологов, результаты их деятельности не могут оцениваться рационально. Последователи мирологии энергично возражают против того, чтобы об их учении и деятельности судили с точки зрения вероучения.
Здесь обнаруживается фантомная природа мирологии, поскольку она оказывается неподвластной ни проверке со стороны практики, ни со стороны теории. Необходимо действовать, и само участие в миротворческой, экуменической или иной предательской деятельности – это даже не путь к пониманию, а непосредственно всё то понимание, какое нужно человеку. Это уже не только марксизм, но и иудаистская струя в марксизме. Здесь необходимо указать на параллель с учением Спинозы, который учил, что единственное благо – это возможность действовать в этом мiре.
В мирологии и экуменизме истина и Церковь не отрицаются в принципе, но понимаются чисто орудийно – как поле для человеческой деятельности. Истина и Церковь входят во всеобъемлющую “практику” как один из моментов.
Например, никто из мирологов не говорит, что спасение души не нужно. Но это спасение разоблачается в мирологии как якобы недостаточное, потому что оно “всего лишь” личное, а не всеобъемлющее и социальное. Спасение подвергается постмодернистской деконструкции как обусловленное исторически, политически и социально. Мирологи говорят христианам примерно следующее: “Это вы думаете, что спасаетесь, а на самом деле ваше спасение – лишь элемент “большой” жизни, политической, социальной, культурной”.
Адогматическое сознание приводит к тому, что понимать уже ничего не нужно, а достаточно чутко реагировать на ситуацию. Хотя без опоры на правомыслие невозможно правильно поступать в этом мiре, но это не смущает представителей мирологии, поскольку они хотят просто иметь возможность действовать, а не действовать непременно правильно. Поэтому о мирологах нельзя сказать ни того, что они правы, ни того, что они заблуждаются. Раз они настаивают только на практике вне всякой моральной оценки, то это значит, что они хотят заблуждаться, поскольку возлюбили неправду (2 Фес. 2:12). Об искренности или даже неискренности невозможно говорить применительно к тем, кто заявляет, что слова и мысли – лишь средства для продолжения их жизнедеятельности.
Настоящее и будущее мирологии
С одной стороны, мирология сошла со сцены с наступлением эпохи постмодерна, а с другой – для своего времени она сама была таким же разрушительным постмодерном. В этом смысле мирология повторила путь марксизма, который породил постмодернизм и в него преобразился, исчезнув в качестве идеологической силы под своим собственным именем.
Мирология, в отличие от постмодернизма, верит в существование реального мiра. Но поскольку мирология представляет себе действительность как бескрайний процесс и, одновременно, настаивает на адогматизме, то она приходит ко вполне постмодернистской дематериализации мiра.
Постмодернизм так же, как и марксистская мирология, отказывается видеть истинность положений веры и вообще каких-либо догматических положений. Идеи подвергаются деконструкции, поскольку за ними предлагается видеть не истину или ложь, а только интерес. Отсюда, с одной стороны, ни одно положение не может быть полностью ложным: во всем есть своя правда. А с другой, любое изложение церковной истины объявляется тоталитаризмом.
Так, сектанты-кочетковцы обвиняют Церковь в “контрмиссии”, то есть покушении на власть над их противоцерковной общиной. Например, Д. Гзгзян писал: Контрмиссия – явление, которое практически всегда было связано с одной заботой – утверждением идеологического влияния.
Д. Гзгзян хочет сказать, что православные люди исповедуют истину и осуждают ложь из соображений собственной выгоды, например, для захвата власти над другими. Исповедание истины осуждается как “утверждение идеологического влияния”.
Аналогичным образом рок-миссионеры одобряют молодежный неформальный бунт. О. Сергию (Рыбко), например, не откажешь в боевитости, присущей всем мирологам. Он говорит: Христианство – оно ведь тоже борьба со злом этого мiра. Здесь мы сходимся, и я стараюсь доказать рокерам, что их протест имеет все ответы в православии. От любого неформальства, любого бунта путь ко Христу самый прямой.
В то же время, как в мирологии, в рок-миссионерстве допустимы и поощряются бунт и несогласие, но только не возражения со стороны христиан против поругания Церкви. Согласно тому же о.Сергию (Рыбко), люди, которые пытаются воевать с рок-музыкой и проповедью среди рокеров, это просто фарисеи.
Если протест – это, якобы, всегда хорошо, то почему плохо, когда он звучит со стороны православных? Ответ следует искать в марксистском классовом подходе, в духе которого о. Сергий (Рыбко) относит хиппи, панков и рокеров к классово близким элементам. Он с удовольствием вспоминает, что сам в молодости принадлежал к хиппистской “системе”: Мы были романтиками в “совке”, и тезис, что “Христос был первым хиппи” я, в общем, принимаю.
