От слова “новый”

Об этом опасно говорить во всеуслышание, но антимодернистам не хотелось бы, чтобы слово «модернизм» утратило свое значение. Оно пока еще служит сильным раздражителем, вызывает желание освоить, оспорить, или даже бежать и укрываться от него.

Модернизма не существует

Привычно слышать, что «никакого модернизма нет», «вы сами его выдумали». Никаких модернистов не существует, убеждают нас: «Православным всюду видятся модернисты, потому что они не любят людей как таковых и готовы подвергать поруганию любого, в особенности такого хорошего как митр. Антоний Сурожский или о. Александр Шмеман».

Сами вы модернисты

Более оригинальным выглядит софистический прием, когда в модернизме обвиняют самих православных.

Прием «От такого же слышу» позволяет достигать сразу нескольких целей. Во-первых, это ранит. Для православного такое обвинение неприятно, и на него к тому же нет готового ответа.

Во-вторых, софист намекает, что модернизм не так уж и плох, если сами православные им больны. Он рассчитывает, что православному будет проще примириться с модернизмом, чем признать свою личную неправоту.

Наконец, этот прием угрожает лишить слово «модернизм» его смысла и превратить в штамп. А это тем более легко, что модернизм, как нам говорят, «только кажется» и в церковной действительности ему ничто не соответствует.

Все вместе это вызывает удовлетворение. Если так борются со словом «модернизм», то оно еще что-то значит. А из критики, хотя бы нечестной и неразумной, попытаемся извлечь пользу.

Для начала не станем недооценивать модернистские предрассудки. Модернисты действительно так думают: нечестно, нечисто, но думают. В их мыслительных ходах воплотились ложные знания, полученные через лжеименное знание. Патологическое сознание закономерно рождает именно такие мысли.

Модернизм только кажется

Для нас не составляет труда согласиться с тем, что модернизм, как термин, описывает не действительное, а только кажущееся.

Православие истинно, а модернизм только мнится. Он кажется конкретным лицам, как раз таким, как митр. Антоний (Блум) и о. Шмеман, и идеологические мотивы этих лиц могут быть точно установлены.

Модернизм выдумали и используют в качестве мировоззрения сами модернисты. Это им он кажется, а мы только исследуем любопытный социологический факт, когда уважаемым и психически здоровым людям мнится то, чего нет. Следуя за ними, мы изучаем то, что им кажется, почему им это кажется и почему им кажется именно это, а не что-то другое.

Снится им, что они живут в мире, где они абсолютно свободны мыслить, говорить и делать то, что им угодно.

Видится им это по причине царящего в их душах беспорядка. А мы выясняем на конкретном материале, какого рода беспорядок должен быть, чтобы именно эта ложь казалась истинной. Для этого мы читаем и комментируем сочинения модернистов, каталогизируем артефакты их деятельности, анализируем события и процессы ими инспирированные.

Модернизм – новое явление

Модернизм как термин уязвим для манипуляций, так как пуст и полон смыслом одновременно. Он имеет значение, но описывает лишь фантазии, хотя и социально мотивированные и общественно обязательные.

Покажем эту уязвимость на следующем примере.

Мы определяем модернизм как явление принципиально новое, современное. Само название его происходит от позднелатинского modernus, «современный», «новый». Это не новая религия, а новая религия.

Новизна входит в определение модернизма, обозначает его сущность. Обычно наши современники, даже когда они решают бороться с модернизмом, считают это маловажным.

Во-первых, новизна модернизма выглядит слишком очевидной, чтобы ее доказывать и использовать как инструмент анализа. Новизну своих воззрений модернисты чаще всего не скрывают. Даже свои архаизирующие проекты они оправдывают лозунгами «нового», «по-новому», через миф «возрождения», «движения вперед» и т.п.

Во-вторых, новое, если считать его сущностью явления, мало сообщает о предмете критики. Новое? Ну и что? Мало ли нового. Сегодня все новое.

Называя модернизм «новым», и только «новым» в его сущности, мы как бы покидаем церковную почву, а этого бы никто не хотел.

По этим причинам антимодернисты обычно рассматривают модернизм как специфически религиозное явление, несмотря на то, что религиозного в нем не больше, чем в марксизме. Поэтому они изучают модернизм, сравнивая его тезисы с учениями древних ересей и философских учений.

В стремлении подвести учения современных модернистов под известные ереси выражается своеобразная церковность исследователей. Они пытаются остаться на почве предания, притом юридически авторитетного.

Также антимодернисты сопоставляют воззрения модернистов с Православием, и, конечно же, устанавливают одно или множество расхождений.

Недостатком этого метода является то, что между учением, например, А.И. Осипова и Православием расхождений бесконечно много. Методически более правильно было бы попытаться обнаружить хоть одно совпадение между учением модернизма и Православием, но, насколько нам известно, этого никто не делает.

Итак, получается так, что одни борцы с модернизмом выдвигают против него конкретные обвинения: например, в несторианстве, монофизитстве и т.п., а мы предлагаем определять модернизм всего лишь как новое, а не старое явление.

Новое время

Модернизм стоит в ряду однородных с ним явлений, но явлений таких же новых, как он сам: массовая политика, массовая культура, массовая религия.

Новое время как эпоха Отступления – вот на что мы указываем, говоря о новизне модернизма. За счет этого понятие новизны и, в частности, Нового времени является весьма содержательным.

Малое это различие или нет, но сегодня консерваторы, все правые модернисты верят в новое, верят в будущее или в прошлое как вариант нового. А антимодернисты не верят ни во что новое. Его нет, и не бывает. Новое – это суета всяческая (Еккл. 1:2-11).

Новое – значит неистинное. Новое – то есть не имеющее сущности, не созданное и не установленное Богом.

В современном мире, действительно, “всё новое”, и это означает, что мы живем в эпоху посюсторонней эсхатологии, рукотворного золотого века.

Новое – значит вымышленное человеком и основанное только на его воле к власти. Это вера в новый тип социального самоспасения и новый тип посюстороннего спасителя.

Новое – миф, а вера в миф предосудительна для христианина.

Православные модернисты

Раз уж мы решили извлечь пользу из клеветы и оскорблений, пройдем этот путь до конца.

Мы, православные христиане конца XX – XXI веков, каждый из нас по-своему и в свою меру заражены модернизмом, то есть теми же духовными болезнями, которым болен современный мир.

Об этом не надо говорить из ложного смирения. Пристально исследовав свои мнения, мы обнаружим много интересного, и в частности, то, что мы тяготеем к определенному роду массовой культуры, симпатизируем какой-либо модернистской школе и какому-то модернисту в особенности.

Язык не поворачивается назвать эти привязанности неосознанными. Они, скорее, являются предрассудками, воспоминаниями из мира вещей, которые неразумно перенесены в мир умозрения.

Я был лично знаком с модернистами, и это были неплохие люди. Мне трудно бросить в них камень, и я стараюсь этого избегать. Как оценить эти чувства? Как то, что быт, частная жизнь вторгается в нашу жизнь, которую мы должны проживать перед Лицем Божиим.

Утешает в этом обстоянии только та истина, что человек и, в частности, православный христианин, не является мерой всех вещей.

Мы больны духовными болезнями века, и должны прибегать к Врачу душ и телес наших, Который Один только измеряет и взвешивает нас.

Роман Вершилло