Выбранный принцип поведения в условиях эпидемии (а именно, приспособление церковного к социально-политическому, евангельского – к гуманистическому, Божьего – к человеческому), как и следовало ожидать, был не только принят на вооружение наиболее исполнительными сотрудниками Московской Патриархии, но и выведен самыми талантливыми из них на новый уровень богословской спекуляции.
Прежде всего, это касается, митр. Илариона (Алфеева), который развил аналогию гражданско-сознательного «воздержания» от хождения в храм с отшельничеством преп. Марии Египетской – собственной аналогией самоизоляции «верных» (то есть, верных сложившейся «симфонии» Московской Патриархии и Роспотребнадзора) и трехдневным «карантином» св. пророка Иона во чреве левиафана.
Но вот на сайте «Православие.ру» появилась статья Александра Потемкина под названием (талантливости которого можно даже позавидовать) «Вера и вирус» – и рекорды послушания и эрудиции (или даже – эрудиции в послушании) митр. Илариона оказались повержены в прах.
Статья, конечно, неординарная и ее автор, безусловно, очень одаренный человек. Только вся неординарность публикации заключается в ее невероятном лукавстве. Все несомненные таланты автора пошли на манипулирование Священным Писанием и Преданием в изыскании новых аргументов, подтверждающих истину выбранной священноначалием стратегии выхода из данного кризиса, или, как мастерски формулирует Потемкин, «проблемы общественного богослужения в условиях пандемии» (как говорил Остап Бендер Кисе Воробьянинову: «Хорошо излагает, собака! Учитесь»). Стратегия же эта, как было сказано, заключается в квазивизантийской «симфонии» Церкви и Роспотребнадзора, что само по себе слишком прозаично и далеко от высот «христианского подвига», «верности Христу» и т.д. Вот вся творческая сила автора и уходит на выдавание своего конформизма за благочестие, миролюбия – за богоугождение, бесстыдства – за добродетель, лжи – за истину и т.д.
При всей изощренности изложения (богословском витийстве высшего пилотажа) основная силлогическая конструкция статьи довольно проста и сводится к следующей схеме.
Сначала – ортодоксальный тезис: «Какая бы ситуация ни складывалась в мире, пандемия или нет, Евхаристия остается Евхаристией. Без “богослужебного фундамента” (или, если хотите, “зерна”) нет духовной жизни, и без соучастия в Тайной Вечери Христовой не может быть спасения для человека». – Даже «ревнующие не по разуму» православные фундаменталисты теперь на стороне автора.
Затем – модернистский антитезис в виде эффектного риторического вопрошания: «Но если мы не просто пассивные “получатели” (или даже “потребители благодати”), если мы некоторым образом тоже действующие лица, в чем же конкретно реализуется наша “причастность”, наше участие в событии Литургии?» – Так наш Великий Комбинатор формирует в сознании «присяжных заседателей» нужное ему (в качестве предпосылки окончательного вывода) представление о том, что быть «потребителем» весьма нехорошо, с чем не то, что христианин, но и всякий порядочный человек, конечно, не может ни согласиться.
Отсюда виртуозно и следует гностическое (лжехристианское) заключение нашего ритора, или «диалектический синтез» ортодоксального тезиса и модернистского антитезиса статьи:
«Как видно из приведенных выше слов апостола, подлинное участие христианина в Жертве Христовой не может замыкаться в пределах храма, не может ограничиваться священнодействием – оно должно продолжаться и в нравственной плоскости, в нашем отношении к ближнему».
– Как говорит главный герой фильма «Лжец, лжец» в фееричном исполнении Джима Кэрри: «Джордан делает два шага назад, бросок – три очка! Игра сделана!»
Словами апостола, о которых идет речь, являются следующие фрагменты Посланий св. ап. Павла: «Живите в любви, как и Христос возлюбил нас, предал Себя за нас в приношение и жертву Богу» (Еф. 5: 2); «берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных… от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа» (1 Кор. 8: 9, 11–12). Из них-то Великий Комбинатор Богословия и складывает нужный ему идеологический пазл (или разрешение силлогизма): «В чем же на элементарном, повседневном уровне выражается это “со-образование со Христом”, это “пре-ображение” человека?» «Как же быть? Апостол отвечает прямо: “Для немощных быть как немощный, чтобы приобрести немощных” (1 Кор. 9: 22)». «Оказывается, даже если мы имеем богословски верное мнение» [то есть догматически и святоотечески верное, или христианское как таковое] «и поведение наше с богословской точки зрения тоже правильное» [соответствующее заповедям Христовым, или воле Божьей], «но при этом своим поведением мы отвращаем людей от Христа (а такое возможно в разных ситуациях, как показывает апостол Павел), тогда вся наша богословская правота – лишь “пустозвонство” (1 Кор. 13: 1). Ведь получается, что в такой своей “богословской правоте” мы игнорируем окружающих нас “немощных”, остаемся на деле безразличны к спасению этих людей».
Это и означает, что уже не образ преп. Марии Египетской и пророка Ионы нарисовался кистью Сандро Боттичелли словесной и логической эквилибристики, но образ св. апостола Павла, принципы и заветы которого в точности исполнит каждый, кто сдержит себя равноапостольным усилием воли – и не пойдет на Литургию, дабы не соблазнить «малых сих», «немощных в вере» россиян, «братьев по крови»:
«Апостол Павел формулирует четкий принцип: нельзя подавать пример, который может быть неправильно понят».
«Держите меня всемером» – так человека на богослужение тянет. Но не такой это человек, чтобы свои прихоти ставить выше святой истины. А истина в данном случае заключается в том, что «Христос умер за всех», стало быть, и мы должны думать о других больше, чем о себе, не своего спасения эгоистически искать, но думать о том, как помочь спастись тысячам, которые еще не пришли ко Христу, а если мы, вопреки пророчествам Роспотребнадзора, пойдем к Таинствам, это соблазнит их духовные немощи – и они тогда уже точно никогда не придут в Церковь, раз там такие, как ты, ставящие свою «духовное здоровье» выше общечеловеческого физического…
Здесь сразу вспоминается эпохальная полемика гражданина Достоевского и будущего монаха Климента (Константина Леонтьева), в которой первый как истинный гностик всеединства обвинял второго как раз в нежелании «добра людям», тогда как он, Достоевский, был большим специалистом в этом вопросе, то есть в духовном исцелении других, в спасении многих… И эта логика «порождения ехиднина» (лжехристианского всеединства почвенничества) тогда, безусловно, победила в общественном и, увы, церковном, сознании. Религиозно-гуманистическая ложь (или гностическая «прелесть») Достоевского была признана верным атрибутом «пророка земли русской», а Леонтьев, соответственно, был заклеймен как враг «истинного христианства», дескать, банально позавидовавший писательскому гению певца «всечеловечности», «всеотзывчости» и «всепримирения» («Леонтьеву (“не стоит добра желать миру, ибо сказано, что он погибнет”). В этой идее есть нечто безрассудное и нечестивое. Сверх того, чрезвычайно удобная идея для домашнего обихода: уж коль все обречены, так чего же стараться, чего любить, добро делать? Живи в свое пузо… Леонтьеву. После “Дневника” и речи в Москве. Тут, кроме несогласия в идеях, было сверх того нечто ко мне завистливое. Да едва ли не единое это и было… Пусть этот публицист спросит самого себя наедине с своею совестью и сознается сам себе; и сего довольно (для порядочного человека и сего довольно)» (Достоевский Ф.М. Записи литературно-критического и публицистического характера из записной тетради 1880-1881 гг. / Д.,XVI,51).
Поэтому мы теперь и обречены читать на главных ресурсах Русской Церкви статьи про то, что пандемия («объединяя людей»), мол, не меньше, а то и паче Литургии приближает к Богу; общечеловеческая борьба с вирусом, дескать, не меньше, а то и паче Евхаристии способствует исполнению заповедей Божиих. Потому что не только и не столько в храме (в Церкви) обитает Бог, сколько в сердце человеческом. Всякий человек (церковный и нецерковный) есть образ Божий. Церковь и мир – это, по сути, одно и то же; надо мир сделать «церковью» (основная идея Достоевского и вообще неогностической философии всеединства), «всем Миром! всей Планетой! всей Землей!»
«Легко закрыть глаза и жить как бы в двух параллельных вселенных: в одной из них совершается вечная Жертва “о всех и за вся”, а в другой – эти самые “все” живут, совершенно не требуя (вроде бы) нашего участия и соучастия (и мы “переключаемся” между этими вселенными, заходя в храм и выходя из него, а “бегство от мира” воспринимаем не как уход от “мира греха”, а как отмежевание от “мира людей”»)» (Потемкин А. Вера и вирус).
Отмежевание от всех (от плеромы «всечеловечества», от Народного Целого) это самый «смертный грех» в гностицизме. Бегать от «мира людей» – это «не по-христиански». «Истинно по-христиански» – соблюдать «режим самоизоляции» вместе со всеми и заветы Роспотребназора чтить наравне с заповедями Священного Писания.
«От нас, как “сопричастных Христу”, требуется что-то большее, чем просто присутствие в храме и участие в богослужении), – это стоит остро прочувствовать, запомнить “на собственной шкуре” и вынести из времени пандемии на все оставшееся время нашей жизни». «Сегодня пандемия безжалостно разрушает эту иллюзию [что “бегство от мира людей” есть уход от “мира греха”]. Вселенная одна – та самая “вселенная людей”, в которую пришел и за которую пострадал Сын Божий. И нельзя думать о Боге, не думая о других людях: это самообман».
В общем, как говорит тот же герой Джима Кэрри, «Правда освободит вас!»
Таким образом, карта пандемии разыгрывается очередным богословствующим софистом примерно так же, как аргумент «гонения на христиан на Ближнем Востоке» в экуменическом проекте. Там – «восстановление единства церквей», дескать, «дороже Богу» (точнее и «глубже» исполняет «заповедь любви»), чем верность каким-то отвлеченным вероучительным формулам… Здесь – солидарность со всеми страждущими на карантине более ценно «в глазах Божиих», чем хождение к Всенощной и участие в Таинствах… Следующим уровнем манипулирования христианскими категориями, пожалуй, и станет теология антихриста.
Александр Буздалов