Бритва Паскаля

В «Pensées» («Мыслях») Блез Паскаль ставит перед собой христианские апологетические задачи. Этот французский философ XVII века стремился показать величие Божие, бесконечность созданного Богом мира, ничтожество человека и, в частности, бессилие человеческого разума.

Для этого Паскаль применяет любопытную тактику, а точнее сказать, педагогику. Паскаль отрезает читателю все возможные ходы для отступления. Он прямо-таки заставляет человека посмотреть в бездну своего ничтожества, вынуждает признаться в собственном бессилии.

В этом скрывается некоторый урок для христианских апологетов и миссионеров. Чтобы показать это, рассмотрим внимательнее приемы Паскаля.

Приемы Паскаля

Работа проведена Паскалем очень основательная. И вся она направлена на разрушение замыслов своевольного разума, а, как мы понимаем, на дворе был XVII век, то есть эпоха Просвещения, век разума.

Я не буду перечислять все мысленные ходы Паскаля. Отдадим должное его замечательному уму: тут и анализ доказательств, их необходимости и их бессилия, бесконечность макромира и микромира и многое другое.

Паскаль исследует не только миропорядок. Он подверг философскому исследованию и самого человека, показал его величие и ничтожество и ничем не заполненную пропасть между величием и ничтожеством, между спасением и грехом. Согласно Паскалю, такое серединное положение между величием и ничтожеством лучше всего показывает, что человек не может основаться на себе самом.

Развлечение

Следует высоко оценить работу Паскаля, когда он отрубает все ходы к развлечению. Прежде всего он закрывает все возможности для человека отвлечься от созерцания своего ничтожества и той бездны, над которой это ничтожество подвешено.

В каком бы положении человек ни был, соберет ли он все сокровища, что могут нам принадлежать; получит ли он царский сан, высочайший в мире, — вообразите его, окруженного всеми желанными ему благами; но если он лишен развлечений и предоставлен догадкам и раздумьям о том, кто он есть, — это безмятежное блаженство не будет ему опорой, и он с неизбежностью придет к мыслям о том, что ему угрожает, о мятежах, которые могут случиться, наконец, о неминуемой смерти и болезнях; и вот, без того, что зовется развлечением, он несчастен, он несчастнее, чем последний из его подданных, если тот играет и развлекается.

Итак, единственное благо людей состоит в развлечении от мыслей о своем уделе; это может быть какое-нибудь занятие, сбивающее мысли на другой путь, или какая-либо новая приятная страсть, их заполняющая, или игра, охота, увлекательное зрелище — одним словом, все, что зовется развлечением.

Против философии

Столь же изобретательно Паскаль доказывает бессилие разума, ненужность философии. Здесь он показывает не только бессилие разума, но и бессилие сомнения в силе разума. Таким образом, он – противник интеллектуализма и антиинтеллектуализма одновременно.

Критика скептицизма и догматизма

Еще одно важное направление педагогики Паскаля – это разбор скептицизма и догматизма. Критика одного только скептицизма или только догматизма не удовлетворила бы Паскаля, которого мы неслучайно назвали педагогом.

Скептицизм безумен, а догматизм недостаточно разумен. Скептицизм заражен страстью исследования, многознания, страстью проверять основания Предания и обычаев.

Паскаль пишет:

Обычаю нужно следовать только потому, что он обычай, а не потому, что он разумен или справедлив… Надо знать, что вводить какие-то верные и справедливые законы невозможно, что мы ничего в этом не понимаем, и нужно только следовать уже имеющимся. Так мы бы никогда от них не отступали.

Догматизм в свою очередь страдает суевериями, верует там, где нужно знать.

Из анализа Паскаля видно, что скептицизм не может лечить доктринерство и наоборот. Они спорят друг с другом, не становясь на почву истины. Что же он предлагает? Нужна вера в догматы, а не защита тех или иных позиций. То есть и в этом тоже Паскаль лишает человека самостоятельности и рисует самодеятельность человека как праздную.

Прием «огораживания»

Паскаль как бы проходит по дому и методически закрывает все двери, окна, затыкает все щели. Теперь человеку просто некуда деться от истины, он вынужден стать рабом Божиим. Этот прием можно условно назвать «огораживанием». Такое «огораживание» рассчитано на испуг и похоже на приемы своего современника Томаса Гоббса.

Гоббс из демонической закрытости своего человека выводил необходимость нового массового государства. Паскаль, напротив, оставляет одну дверь открытой – это вера во Христа. И Паскаль рассчитывает, что человек ринется в эту дверь. Он хочет внушить человеку смирение, поставить перед Лицем Божиим как бы по необходимости.

Итак, Паскаль с непревзойденной ясностью разоблачает духовные болезни своего века, а заодно и все рецепты их лечения. В этом есть та большая правда, что христианин действительно выпадает из болезненного течения истории и находит основание только во Христе.

Развлечение недопустимо, но без него современный человек впадает в скуку, которая ничем не лучше развлечения. Паскаль запрещает скрываться от разума в суеверие и в то же время запрещает доверяться самому рассудку.

Действенные ли это приемы?

Вот, мы прошли с Паскалем до его конечных выводов. Удалось ли нам ограничить своеволие человека? Вовсе нет. Да Паскаль и сам признает это, когда говорит примерно так: ты указываешь человеку на бездну, которая его окружает снаружи и внутри. И все-таки человек отводит от нее глаза и хватается за первую попавшуюся безделицу.

Теперь мы начинаем видеть, в чем ограниченность метода Паскаля. Ты полностью отрезаешь все пути, уводящие от Бога, но у человека почему-то остаются средства для того, чтобы уйти от Бога.

Человек может отвлечься. Он может солгать. Он может опереться на союз с себе подобными и на несправедливое государство. И он может остаться один в своем упрямстве. В конце концов, он может ударить философа за то, что тот досадил ему неопровержимыми аргументами. И это тоже выход.

В этом смысле приемы Паскаля бессильны точно так же, как и другие человеческие приемы лечения духовных болезней. Но Паскаль оказывается прав в главном. Ведь этот прием, который мы назвали «огораживанием», что он очерчивает? Он очерчивает бездну, и эта бездна – душа человеческая.

Наша ситуация

Все эти наблюдения имеют прямое отношение к нашей Церковной и общественной ситуации.

Давайте мы, вслед за Паскалем, станем огораживать свободу человека, чтобы хотя бы таким образом заставить его испугаться бездны.

Докажем человеку, что он совершенно беспомощен и ничтожен в этом мире. Напомним ему, что он не может ни одного волоса сделать белым или черным.

Мы запретим христианам участвовать в Церковной реформе и устраивать революцию справа. Запретим мы и участие в гностической политике на какой угодно стороне: Трампа или Байдена, Путина или Навального.

Разоблачим как доктринерство, так и скептицизм.

Мы запретим христианину развлекаться. Запретим мы ему и работать в духе капитализма на рационально рассчитанную выгоду.

Подействуют ли эти запреты?

И вот все наши самые мощные доказательства, и самые авторитетные запреты – все это зря, потому что у человека всегда остается выход в ложь и преступление.

Мы по инерции думаем, что либералы, консерваторы и модернисты разрушают общество и Церковь по каким-то основаниям. А их нет, этих оснований. Люди делают все это просто так, от своего ничтожества.

Модернисты и их пособники планомерно разрушают в себе и других догматическую веру, веру в Бога и любовь к Богу. Делают они это сознательно и бессознательно.

Там, где мы поправляем их частные ошибки: объясняем им, что такое «соборность», они скрываются в бессознательности. Там, где мы взываем к их совести, они намеренно дают волю своему разрушительному сомнению в истинности преданий и обычаев. Значит, человек проектирует «Собор мирян» не потому, что он не знает, как устроена Церковь.

Ты доказываешь человеку истину Искупления на основании Писания, Соборов и Отцов, а он в самый неподходящий момент просто смеется над тобой.

Бездна

Значит, дело не в незнании оснований веры и знания. А дело – в нежелании их знать вопреки всякой очевидности. Все наши огораживания, эта «бритва Паскаля», которая отрицает все не принадлежащее природе человека, показывает нам в конце концов саму бездну, злую волю.

Так что же это с нами такое?! Беспомощный человек, бессильный, и нет ему пособия ни от догматизма, ни от адогматизма, интеллектуализма и антиинтеллектуализма.

Мне доводилось говорить о пропасти между христианином и модернистом: так вот она, эта бездна: человеческая душа, которую мог бы наполнить только Иисус Христос.

Самому человеку эта бездна его души может казаться окрашенной в православные тона или в либеральные, в зависимости от убеждений и мнений. Но на самом деле там есть только послушание Богу или противление Богу. И это, конечно, ставит пределы философии, в том числе христианской.

Роман Вершилло