Модернизм как патологическое социальное сознание

Политическая и общественная жизнь предоставляет нам все больше материалов для наблюдения над православным модернизмом и его социальной ролью.

Недавно я писал о «министре культуры», а ведь есть еще развлекающие публику Кинчев, Кураев, Шевчук, Охлобыстин, Малахов. Появляются заметные православные предприниматели-модернисты, А. Васильчук , например. Модернистское духовенство даже выступило как единое действующее лицо в нашей девиантной политике (Открытое письмо священников в защиту заключенных по «московскому делу», 2019 г.). Легко предвидеть, что модернизм разных направлений будет все чаще проявлять себя в нашем обществе.

Два признака

Давайте посмотрим на проблему шире. Мы с вами тоже играем роль в этом мире, и играем ее ровно в той мере, в какой мы не православные, а модернисты. Настоящий православный человек не может быть замечен разлагающимся обществом, которое не имеет глаз, чтобы его увидеть. Православного невозможно ни на что приспособить, ведь общество нацелено на успех, а православный человек даже не знает, что это такое.

Сегодня есть два критерия, по которым можно определять православного человека:

1. Он противостоит развлечению, прежде всего в религии и политике,
2. не участвует в реформе Церкви и в политической революции.

В наших условиях нужно очень постараться, чтобы противостоять и не участвовать. А прежде того нужно усилие мысли, усилие веры. Потому что надо сначала знать, в чем правда, а потом поступать по правде. И надо верить во Христа, чтобы Бог благословил и совершил знание, намерение и действие.

Не развлекаться и ничего не менять учили все Святые, начиная с ветхозаветных праведников. Эти требования естественны как дыхание и воздух, но следовать им мешает социальная среда, которая в наши дни состоит из людей с патологическим сознанием. Они не хотят верить и не хотят знать. Поэтому они делают все напротив: это затейники-революционеры. Они поступают так сознательно, и они совершают это по обычаю, потому что так их научили духовные наставники.

Роль модерниста в обществе

Теперь пора уточнить, какую именно роль модернист играет в обществе. Как ни удивительно, но мы не находим в этой роли ничего религиозного. Модернисты влияют на общество, конечно, не тем, что проповедуют несторианство, оригенизм и другие древние и новые ереси. Современное общество исповедует нулевую веру, и эта вера непоколебима.

Развлечение? Возьмите такой горячий пример: Андрей Федосов, известный ранее как «киберпоп», а на прошлой неделе возникший как священник без креста.

С 2014 года он на своем видео-канале развлекает, отвлекая от Бога. Но у нас общество устроено так, что все друг друга развлекают. В обществе царит духовный беспорядок, и свежая порция беспорядка не добавляет ничего нового, во всяком случае, специфического. Допустим, появляется канал «Киберпоп»: на свалку привезли вагон грязных и поломанных вещей. «Киберпоп» снял крест? Еще порция информационного мусора.

Короче говоря, модернист развлекает (отвлекает от Бога) общество, которое и без него не думает о Боге.

Гражданская религия

Патологическое сознание является сегодня социальным фактором. Оно энергично действует и изменяет Россию и Церковь. Что происходит в большом человеческом мире, когда духовно больной человек становится учителем, духовником, иерархом, министром культуры?

А происходит следующее. Во-первых, он занимает отведенное ему место в числе служителей гражданской религии, религии мерзкой, нелепой и непристойной, от которой, как писал блж. Августин, «благочестивым людям не след ожидать вечной жизни». Во-вторых, он создает себе подобных.

Вот здесь мы и находим объяснение популярности Федосова, о. Ткачева, о. Смирнова. Сегодня, чтобы обратиться ко всем, надо говорить глупо, так, чтобы и дурак понял. Уже одно это говорит о состоянии общества, которое не способно слышать слово истины. Более того, говорить глупо может только глупец, а это уже говорит о духовном состоянии модерниста, которое однородно духовному беспорядку в обществе.

Обмирщение

Понятно, почему в обществе невозможно различить православных христиан. Это отдельные лица, которые не идут на компромисс, не развлекают и не развлекаются, не участвуют в революции. Но ведь и модернист тоже невидим в обществе, потому что слился с миром и вместе со всеми готов на любое зло.

Так было не всегда. Когда-то – а именно в христианских государствах – отдельно существовали Церковь и мирское общество. Православные модернисты, начиная с Достоевского и Владимира Соловьева, осуждали этот духовный порядок как «секуляризм».

В ходе революции 1917 года порядок, когда церковное и светское не смешиваются, был заменен беспорядком. Светское государство исповедовало марксизм как гражданскую религию и требовало того же от христиан. Тогда Церковь, за исключением отдельных отщепенцев, противостояла миру, а говоря конкретно – государству, и противостояла по конкретным основаниям.

Так продолжалось еще и в 1990-е годы. То, что произошло затем, иначе чем революцией не назовешь. Благодаря скоординированным усилиям лжемиссионеров, деятелей Церковной реформы и политиков православные ассимилировались в растленном обществе. Этому можно ужаснуться, но такова плата за обмирщение, да собственно это оно само и есть.

В наше время порядок, как мы все видим, не восстановлен. Сегодня в обществе существуют в смешении церковное и светское, священное и профанное. Где-то мирское считают священным (например, работу учителя), где-то священное считают мирским (например, Литургию в движении литургического обновления). Или священное и несвященное существуют совсем рядом, слишком близко друг к другу. Где-то они поменялись местами, где-то возникли химеры типа Всемирного русского собора: что-то профанное-священно-мирское и т.п. Но никакого порядка в этом нет, так как священное и несвященное не просто поменялись местами, а смешались. Вот в целом такой беспорядок мы и называем «обмирщением».

Осталось сделать два замечания: во-первых, в таком беспорядке священное присутствует, но находится в поругании, и во-вторых: пресловутое слияние Церкви с властью – лишь одно из проявлений обмирщения.

Процесс обмирщения завершился, и за право на равных правах участвовать в делах мира сего пришлось заплатить неразличимостью от этого мира.

Для православных христиан, правда, ничего не изменилось. Их новый Завет со Христом остается непоколебим. Но, с другой стороны, нецерковные лица получили возможность делать в Церкви то, что им угодно: участвовать в митингах, писать коллективные письма в защиту и против, созывать богословские конференции и выпускать “Основы православного нравственного учения”. И совершать все это бессознательно, то есть глупо.

Роман Вершилло