св. Тихон Задонский. Письма келейные
Пишешь ты, что люди паки за свои дела принялись, как самозванец [Емелька Пугачев.- В.Р.] пойман, и страх от него исчезл. От сего примечай, что страх и бесстрашие делает. Как оный злодей шел, и пленял, и погублял людей, и приближался к нашей стороне, тогда господа – домы и крестьян, и прочии многии люди – домы и имения своя оставляли, и хотели удаляться, а иные и удалились. Видишь, что страх человеческий делает в людях.
Ради чего они оставляли все, и хотели бежать, или бежали некоторые? Чтобы живот свой спасти. Какой живот? Временный. Тако временный живот почитаем, что все оставляем ради его, хотя и следует непременно оставить его, и храмине сей разрушиться. Временной и необходимой смерти страх так колеблет сердца наша: как сильно поколеблет страх вечной смерти, когда в сердце вселится? Временное и краткое мучение так смущает человека: как смутит вечное и конца неимущее? Ради временного мучения и смерти все оставляет человек, чтобы от того спастися: чего не оставит, когда страх вечной смерти и геенны ударит душу? непременно страх сей и печаль о спасении души все житейское, о чем века сего сыны пекутся, все оставить убедит; печаль богатства, чести, славы и сладострастия изженет из сердца, и, как вихорь пыль, всю тую суету развеет. Не отречется таковой бесчестие, ругание, биение, темницу, ссылку и самую смерть с радостию терпеть, только бы от вечной оной беды избавиться. Истина сия явна и верна тому, кто страх оной смерти чувствует. Страхом бо большим уничтожается малый страх, и печалию большею малая печаль исчезает, и большая болезнь малую нечувственною делает, подобно как ради великого шума малый голос не чувствуется: тако печаль века сего и страх временной беды печалию о спасении души и страхом вечной пагубы потребляется и угашается, как свет свечной светом солнечным. Сей страх пустыни и вертепы нестрашными сотворил благочестивой древности, увещал жить со зверьми, нежели со беззаконными людьми, травою и корением питаться, нежели сладкими снедьми, между древами скитаться, нежели между соблазнами обращаться, и проч. Сей страх и самых демонов, бесплотных духов колеблет. И демоны бо боятся геенны, на которую осуждены, и тщатся тоя участниками сделать сынов человеческих, да не едины в ней мучатся. Дивно, что люди плотяные того не трепещут, чего демоны-духи трепещут! Когда сей страх и печаль из сердца выйдет, тогда печаль века сего вселяется, и, как разбойник дом и город, так она дом душевный опустошает: тогда люди, забывше о вечной смерти и нерадя о спасении души, тщатся только о временных. Сие делает, что люди в мире сем стараются произойти в честь, сыскать себе славу, собрать богатство, угодить плоти в похоти, и уже не то думают, как бы угодить Богу и спастися, но как бы понравиться людям, и у них быть в почтении и похвале; отсюду произошло богатых домов строение и украшение, цветное и богатое одеяние, украшение карет и коней, убранство и прибор слуг, приуготовление трапез, банкетов, пиршеств, угощений, и взаимное угощение, и проч., словом, плотяное, безопасное и, как истину сказать, скотское житие. Как помянутый злодей, якоже писал ты, пойман и отвезен в свое место, и страх ради его от людей отшел, тогда вси за прежние дела взялись, и начали то ездить в гости, то принимать гостей: вот что бесстрашие и беспечалие делает! Тако, когда страх смерти и муки вечной отъидет от человека, тогда суета и мира любовь место в сердце его имеет, как выше сказано. Тогда таковые люди подобно детям малым делают. Дети личин и прочиих страшилищ, в себе не страшных, написанных, боятся, но не боятся огня и прочего, от чего вред и пагуба бывает; смеются, когда разбойники в дом внидут, и небрегут, когда дом расхищают, хотя и самим им от злодеев следует беда; плачут, когда те злодее детская их игралища похищают. Так делают люди, не имеющие страха и печали о вечности. Боятся временного лишиться благополучия, но не боятся вечного. Сатана, как разбойник, дом душевный расхищает, все отнимает блаженство, и живот вечный, кровию Христовою сысканный,- и нерадят о том, не примечая, что им оттуду следует погибель, а когда отнимается у них временное что, то есть, честь, или богатство, или иное,- что все необходимо следует при смерти оставить,- плачут неутешно, и рыдают и печалятся о том, о чем не должно печалиться, и не печалятся, о чем печалиться должно; тамо боятся страха, где нет страха, и тамо не страшатся страха, где истинный есть страх; малеванного огня боятся, но не боятся самого огненного существа, которого и беси трепещут. Сие не отъинуду происходит, как от забвения вечности. Сие забвение делает сатана, он помрачает ум человеческий, и отнимает память, дабы человек не помнил о вечности и принадлежностях ее. Ведает бо он, что человек, когда будет помнить и рассуждать о вечности, удобно мира сего суету презрит, и к единым вечным благим будет стремиться, и так удобно может спастися. Сего ради полагает все тщание, дабы человека отвратить от вечности, и запутать в попечении о временных, как рыбу в сети. Берегись убо сей диавольской козни, буди в мире сем, как путник на пути: помни, что все зде, что ни соберешь, оставишь, и, все позади оставивши, стремись к отечеству своему, емлись за вечную жизнь, в ню же зван был еси. Довольствуйся тем, что Бог тебе от милости Своей подал; пищу и одеяние, и дом имеешь: чего еще более хощешь, путник, странник и пришлец на земли? Наследие христианам не зде, но в небе уготовано; честь, слава и все блаженство тамо им сокровенно. Остави искать того, что сысканное вскоре оставишь, и прилежно ищи, что сысканное не потеряется никогда. А оно есть вечный живот. Сам рассуди, не смеха ли достойное делают люди, которые мешок денежный хватают и хранят, и радуются о том, а злато и сребро пренебрегают? Или тии, которые за тени фруктов, от древа висящих, хватаются, и теми хотят услаждаться, а о самых плодах небрегут? Так делают те бедные христиане, которые за временным благополучием, как за пустым мешцом, или как за тению гоняются (все бо временное, как пустой мешок, нечто показует, но в себе ничто, или как тень отходит), а о вечном животе и сокровище его, не златом и сребром, но неоцененною кровию Христовою сысканном, или мало, или совсем не стараются. О, вечный живот! как ты дорог и сладок, но мало кто любит тебе! О, мир, мир! юдоль плачевная – мир, печали, воздыхания, трудов и бед исполненный мир! как ты горек, и вси почти любят тебе! Что бы было, когда бы ты сладок был? Горек мир, но так любится: а как бы любим был, когда бы сладок был? Непременно бы вси его за отечество и второй рай почитали. Что бо в мире, кроме беды, напастей, трудов, печали, скорби и воздыхания,- как на море, что кроме ветров, бури и волнения? Что и сладкое кажется, тое с горестию смешано; и что приятное, внутрь гнило и смрадно. О, беда наша! О, слепота ума! где наш ум, где наша вера, христиане? Где слово Божие, которое обещает нам великая и дивная, страшная и ужасная, ихже несть числа, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2:9)? Но, все тое оставивше, гоняемся за тению. Истинно и праведно пишется: человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13). Как скот любит и ищет того, что чувствует: так бедный плотский и неотрожденный человек о том только тщится, что видит, и чувствам приятно, но о том нерадит, что слово Божие обещает, яко не видит того. Тако пред потопом люди яли, пили, женилися, посягали, и только плоти угодная замышляли: нечаянно пришла вода и погубила всех; тако и ныне люди пьют, ядят, гуляют, женятся, посягают, то в гости ездят, то принимают гостей, а на дела Господня и судьбы Его не взирают; нечаянно возгласит архангельская труба: се грядет Христос Судия, востаните мертвии, идите на суд. От сего безопасного и плотского жития примечается, что близ день Господень (Мф. 24:; 2 Тим. 3 и проч.). Читай сия, рассуждай и берегись. Блажен бдяй и имеяй светильник свой горящий, яко изыдет в сретение Жениху с мудрыми девами, и внидет в чертог (Мф. 25:10).
Спасайся.
