Гностическая политика

в рус. яз. с XVII в. через польск. polityka из лат. politica и греч. πολιτικός – участие гражданина в суде и власти. Учение о государственной и общественной жизни.

К. Маннгейм дает определение идеологии через политизацию мысли и жизни:

В XIX в. термин «идеология» начал означать, что политическое ощущение реальности оттеснило, и даже устранило схоластический и созерцательный образ мысли и жизни… Если прежде ошибочные утверждения подвергались проверке с точки зрения Божественной санкции, которая безошибочно выявляла истинное и ложное, или исследовались путем чистого созерцания, открывавшего подлинные идеи вещей, то теперь критерием реальности становится прежде всего действительность, порождаемая политическим опытом.

В идеологиях Нового времени политика служит тотальной заменой подлинной человеческой жизни. Политика дает все ответы на вопросы о смысле происходящего, охватывает собой все стороны жизни и отталкивает в небытие все неполитическое, то есть прежде всего предстояние человека пред Богом. Э. Джентиле отмечает, что тоталитарный фашизм стремился воплотить в жизнь «первенство политики» через смешение «личного» и «общественного». Фашизм пытался совершенно растворить «частное» в «общественном», тотально подчинив ценности частной жизни (чувства, мораль, культуру, труд) верховной политической ценности – государству.

Политика в этом смысле состоит либо в полном принятии, либо в полном отвержении той или иной идеологии, причем отвержением справедливо считается любое критическое идеальное рассмотрение утверждений правящих идеологов.

Полное принятие идеологических клише мистически (в мирском смысле) приобщает к политическому телу, а полное отвержение – отлучает от этого тела.

Так, например, в марксизме человек погружен без остатка внутрь революционной практики, которая является смыслом жизни человека, исполнением его предназначения: свободно изменять свою природу. Согласно Марксу, философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его. Как отмечает Э. Фогелен, «практика» Маркса способна «изменить мир», потому что мир понимается как поток существования, внутри которого и неотделимо от которого движется идея или разум. Логос здесь не неизменный порядок души и мира, который может быть раскрыт через созерцательное отстранение от мира. Логос вместо этого становится диалектически движущейся идеей внутри мира, и мы можем войти в контакт с этой движущейся идеей, только погрузившись в ее исторически нерасчлененное движение посредством практики.

Даже в либерализме, если ты внутри прогресса, действуешь в его пользу, то вот – ты на стороне абсолютного добра, примкнул к сердцу бытия. Если нет, то ты вообще нигде не находишься, и твоя жизнь не имеет смысла.

Будучи мистическим приникновением к лону действительности, политика остается в то же время обыденной деятельностью, которая не требует сознания того, что человек делает, и веры в правильность своих поступков. Для “общественного человека” политика вездесуща, и поэтому незаметна. Это сам воздух, которым “вольно дышит человек”. Поэтому в массовых обществах тотальная политизированность сочетается с презрением к политике и политикам и политической апатией массового общества. Даже такие типичные политиканы как К. Маркс и Ф. Энгельс мечтают о том, что в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, и тогда публичная власть потеряет свой политический характер.

Террор анархистов, активизм фашистов, революционная тактика Ленина и его последователей, “оранжевые революции” нач. XXI в. – также являются проявлением обобщающего действия новой массовой политики. Тоталитаризм здесь не только и не столько физическое и идеологическое принуждение со стороны государства, сколько создание универсальной обобщающей атмосферы в обществе, когда общественно-политическая деятельность поглощает всю жизнь человека. Но эта же тотальность является мифом, мечтой, как указывал еще Аристотель: Выражение “все” явно заключает в себе некоторое ложное заключение: такие слова, как “все”, “оба”, “чет”, “нечет”, вследствие их двусмысленности и в рассуждениях ведут к спорным умозаключениям. Поэтому если все будут говорить одинаково, то в одном смысле это хотя и хорошо, но неосуществимо, а в другом смысле никоим образом не говорило бы о единомыслии.

Политическое руководство элитой и массами сводится всегда к практическим рекомендациям, т.е. пустым иррациональным приказам. Согласно Карлу Маннгейму, мысль идеологов никогда не является определением ситуации, а всегда лишь руководством к действию. Поэтому внутри массовой гностической политики невозможна никакая ответственная деятельность: Согласно Марксу, «мир» – это нерасчлененный поток истории. Жизнь человека социальна по своему существу и является частью жизни человечества в истории. Душа человека не имеет своей судьбы в религиозном смысле, судьбы отдельной от судьбы общественного исторического мира (Э. Фогелен).

Идеологии непоколебимы за счет опоры на политику и неопровержимы в своей опоре на ложь

Будучи пародией на Христианство, которое непоколебимо и неопровержимо в своей неотмирной и вечной Божественной основе, идеологии непоколебимы за счет опоры на политику и неопровержимы в своей опоре на ложь (пропаганда).

Поскольку в идеологиях нет опоры на невидимое вечное (2 Кор. 4:18), то критерием абсолютной истины становится несовершенная практика, а доказательством правоты – преходящий успех. Как поясняет Маркс, вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, — вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления.

Если идеологии не находятся у власти, то опираются на правоту своих еще не совершенных дел. Если у власти – то идеология апеллирует к своей силе, которая подтверждает правоту.

Хотя массовая гностическая политика и “побеждает” реальность, перенося людей в иной мир, мир мифического самоспасения, она неизбежно наталкивается на массивное препятствие в виде действительности. Так, слепая гитлеровская воля к власти не имела нравственных и рациональных пределов, но в конце концов этот предел возник в виде советских танков у дверей имперской канцелярии. И так совершенно необузданная воля и “вера” были развеяны в пух и прах.

Гностическая политика стремится к недолжному и невозможному, и в своем порыве неуязвима для религиозных, политических, экономических или нравственных соображений. Она уязвима только перед лицом объективных экономических трудностей (современный режим в РФ), неспособности армии воевать (режим Муссолини), объективного военно-экономического превосходства противников в войне (Гитлер) и т.д.

Реальность способна отрезвить любого идеолога, а если не отрезвить, то уничтожить: Если есть фатальная убежденность, преобладавшая у Гитлера над всякой другой,- пишет Э. Канетти о последних днях Третьего Рейха,- то это его вера в победы. Немцы, как только они перестают побеждать,- это уже совсем не его народ, он без особых церемоний отказывает им в праве на жизнь. Они оказались более слабыми, их не жалко, он желает им гибели, которую они заслужили. Если бы они побеждали и дальше, как повелось при его господстве, то были бы в его глазах иным народом. Люди, одержавшие победу,- это иные люди, даже если они те же самые.

Такая опора на практику политической деятельности является совершенно абсурдной и внутренне несостоятельной. Отсюда проистекают бесчисленные парадоксы массовых идеологий, которые окружают современного человека со всех сторон.

Эти парадоксы разрешаются всегда внутри все той же политики, и никогда – через обращение к Благу и Истине. Например, человеческая деятельность всегда бесконечно несовершенна, но эта бесконечность и служит в современном обществе побуждением ко всё более интенсивной деятельности. Практика лишь приближает к цели, но, в отличие от веры и созерцания, никогда ее не достигает. Идеологическим ответом на этот тупик служит светская мистика прогресса, посюсторонней эсхатологии, тысячелетнего Рейха или коммунистического общества.

Политика как самоспасение

Миф абсолютной свободы и самоспасения погружает человека внутрь нерасчлененной в нравственном и религиозном смысле массы. Здесь все действия и все мысли становятся политикой, хочешь ты этого или нет, а с другой стороны – никакая степень вовлеченности в политику не является достаточной. “Большой брат” всегда требует от тебя большего. Здесь видна орудийная сущность понятия “политика”.

Это прекрасно видно на примере большевиков, для которых Православие само по себе являлось контрреволюцией, и на примере митр. Сергия (Страгородского), который обвинял св. Новомучеников Российских и зарубежных иерархов в политиканстве, и сам при этом делал политические заявления, представляя их как чисто духовные. Существование Церкви для марксистов неприемлемо из этих же соображений: В воспаленном сознании большевиков каждая церковь являлась “контрреволюционным очагом”. “Вся деятельность религиозных организаций является вредительством”. Для советской власти лояльность не может быть ничем ограничена: ни общей или частной жизнью, в теории или в жизни.

Никакая степень вовлеченности Церкви в политику не является достаточной, потому что всегда остается неуничтожимая неотмирная сущность Церкви. Отсюда, например, постоянно всплывающие обвинения Церкви в молчании по политическим вопросам со стороны таких представителей модернизма как о. Петр (Мещеринов) или о. Алексий Уминский.

Мне кажется, что сейчас настал очень активный период в жизни церкви, когда она обязана вмешиваться, обязана возвышать свой голос, обязана требовать от государства конкретных решений по разным вопросам… Конечно, государству выгодна молчащая церковь, которая только строит храмы, открывает приходы, которая занимается только тихой благотворительностью и низовой миссией. Это все очень миленько, приятненько, потому что это никак не влияет ни на политику, ни на экономику, ни на что (о. Алексий Уминский).

Действительно, у любой силы в обществе есть своя политическая позиция, а у Церкви ее нет, и быть не должно. Как писал о. Михаил Помазанский: Церковь не занимается социальными вопросами и устраняет вопрос о собственности, как праздный с религиозной точки зрения.

Со своей стороны, о. Уминский признает: Нам пора высказывать свои позиции. В этом нет ничего политического, демонстративного, чего-то такого, что могло бы смутить наши души. Но в том-то и дело, что этот акт, как его описывает о. Уминский: влиять на политику и на экономику,- будет политическим по существу. Не во власти Церкви менять смысл понятий и называть политическое неполитическим.

Далее выясняется, что для о. Уминского вмешательство Церкви в политику – это ее  религиозный долг. Он поясняет:

Церковь все-таки своей миссией распространяется на все человечество. А в России наша Поместная Церковь распространяется на всю нашу страну. Мы должны всех наших людей постараться привести ко Христу… У многих создается впечатление, что церковь не для них, а для каких-то других людей – чокнутых, несчастных, то есть церковь – это общество иных людей. Они и церковь – совершенно разные миры. Важно, чтобы эти люди сегодня поняли и услышали, что каждый из них церкви дорог и нужен, и каждому из них в тяжелую минуту церковь протягивает руку без вопроса, станешь ты верующим или не станешь.

По этому учению, мирское попечение о неверующих  объявляется религиозным долгом, поскольку Церковь распространяется не только на верующих, а на “весь мир”, “всех людей”. Церковь и светское массовое общество не принадлежат более к различным мирам, а христиане – такие же люди, как и все прочие.

Тем самым о. Уминский лишает деятельность Церкви религиозного содержания. Для него, как он пишет, не важно, станет ли человек верующим или нет:  Каждому в тяжелую минуту церковь протягивает руку без вопроса, станешь ты верующим или не станешь. Это выглядит парадоксом, но именно такова абсурдная и противоречивая логика политического воззрения на мир. Чтобы влиять на окружающий мир, надо участвовать в политике, а участвуя в гностической политике, христианин растворяется в общественном монолите, внутри которого ничего нельзя сделать иначе, чем через принятие гностических воззрений и отречение от религиозной сущности человека.

В обратную сторону вывернута эта логика у идеолога “Третьего пути” А.Г. Дугина. Он признает, что православный эсхатологизм не может стать конструктивным политическим проектом, так как ориентирован на контрполитику. На прямое вторжение чуда, на камень сорвавшийся без помощи рук человеческих.

Необходимо обличение и радикальный нигилизм в отношении секулярно-постсекулярного мира. Глубокое «нет» миру и людям мира. Каков же вывод? Дугин предлагает создать политическую партию Свидетелей. Задача такой партии не построить новое общество, но разрушить и обличить ныне существующее.Отказать ему в праве на бытие. Делегитимизировать статус кво.

Итак, по абсурдной логике гностической политики, чтобы не участвовать в политике, надо тоже создать политическую партию.

Христианский ответ

Гностическая политика ставит перед христианами главный вопрос – вопрос христианского противостояния идеологиям.

Конечно, для идеологий всё является политикой. Что бы ты ни сделал в какой угодно области – всё это вмешательство в политику. Декларация митр. Сергия (Страгородского) о лояльности советскому правительству – политика. Но и позиция свв. Новомучеников и Зарубежной Церкви – тоже политика. Как же быть?

Правда митр. Сергий, пользуясь свой властью менять значение слов, говорил, что его деятельность как раз не политика, а политиканы – только его оппоненты. “Мы лояльные граждане режима, а вы вносите политику в церковную ограду”. Это, конечно, чистая демагогия, потому что и формулировки декларации, и последующие разъяснения, вплоть до книги “Правда о религии в СССР”, показывают, что это, конечно, политика, и притом просоветская. Другое дело, что это политика мистическая, политика “спасения”. В беседе с Петроградским духовенством в 1927 г. митр. Сергий говорит: Я спасаю Церковь. Позже он утверждал: Моя программа – программа Духа Святого, я действую сообразно нуждам каждого дня.

Тотальной политизации был дан известный ответ в “Соловецком послании” о том, что Церковь должна быть вне политики. Здесь равным образом осуждается и монархическая политика, и всякая другая:

У каждого верующего есть свой ум и своя совесть, которые и должны указывать ему наилучший путь к устроению государства. Отнюдь не отказывая вопрошающим в религиозной оценке мероприятий, сталкивающихся с христианским вероучением, нравственностью и дисциплиной, в вопросах чисто политических и гражданских Церковь не связывает их свободы, внушая им лишь общие принципы нравственности, призывая их добросовестно выполнять свои обязанности, действовать в интересах общего блага, не с малодушной целью угождать силе, а по сознанию справедливости и общественной пользы. Совершенное устранение Церкви от вмешательства в политическую жизнь в Республике с необходимостью влечет за собой и Ее уклонение от всякого надзора за политической благонадежностью своих членов.

Эта позиция не могла быть прочной, поскольку отмечена внутренними противоречиями. Если аполитичность – это принципиальная позиция Церкви, то она должна стать общеобязательной для ее членов, и невозможно будет говорить, что у каждого верующего есть свой ум и своя совесть, которые и должны указывать ему наилучший путь к устроению государства. Более того, Церковь может участвовать в политической или мироустроительной деятельности только в лице своих членов, и об этом большевики и говорили, обвиняя Церковь в политической деятельности. В этих областях всегда трудятся только члены Церкви, причем в гностических тоталитарных режимах трудятся все и принудительно.

Заявление об аполитичности является как бы внутренним самоопределением Церкви, заведомо бессмысленным для внешних, для которых она только и может быть предназначена. Эта странность дополняется тем, что отдельным членам позволяется участвовать в любой политической деятельности, в т. ч. даже духовенству. Тем самым “Соловецкое послание” подтвердило самые худшие предположения большевиков – что Церковь в лице своих членов участвует в политике, а Церковь, как организация, отказывается нести за них ответственность.

Следовательно, “Соловецкое послание” отмечено влиянием либерализма, когда общественно значимым заявлениям приписывается только частное значение. С этой точки зрения, общецерковная лояльность одной правящей идеологии или разрешение каждому члену быть лояльным к свободно выбранной им идеологии – это одно и то же.

Так в чем же выход из идеологической тоталитарной ловушки? Выход был и есть.

Как отвечал архиеп. Феофан Полтавский на вопрос о Декларации митр. Сергия:

Признавать послание митрополита Сергия обязательным для себя никоим образом невозможно. Только что окончившийся Собор Епископов отверг это послание. Так и нужно поступать на основании учения Святых отцов о том, что нужно признавать законной властью, которой христиане должны повиноваться. – Св. Исидор Пелусиот, указав наперед Богоустановленный повсюду в жизни словесных и бессловесных существ порядок подчинения одних другим, заключает отсюда:

«Поэтому вправе мы сказать, что самое дело, разумею власть, то есть начальство и власть царская установлены Богом. Но если какой злодей-беззаконник восхитит сию власть, то не утверждаем, что поставлен он Богом, но говорим, что попущено ему изблевать сие лукавство, как фараону, и в таком случае нести крайнее наказание, или уцеломудрить тех, для кого нужна жестокость, как царь вавилонский уцеломудрил иудеев» (Творения, ч. II, письмо 6-е).

Большевицкая власть, по существу своему, есть антихристианская и признавать ее Богоустановленной никоим образом нельзя.

Бежать от политики некуда и надо дать ей прямой Христианский ответ. Он состоит в том, что Церковь несовместима с политикой массовых гностических движений: марксизма, фашизма и либерализма.

Сщмч. Виктор Глазовский писал:

Св. Церковь, которую стяжал Себе Господь Кровию Своею от мира сего (Деян. 20:28), и которая есть Тело Его (Кол. 1:24), а для всех нас — дом вечного благодатного спасения от сей жизни — погибели, — ныне эта святая Божия Христова Церковь приспособляется на служение интересам не только чуждым ей, по и даже совершенно несовместимым с ее Божественностью и духовной свободою. Многие христиане поступают, как враги креста Христова,— говорит Апостол,- о земном (политике) они мыслят, забывая, что наше жительство на небесах (Фил. 3:20) — ибо не имеем здесь пребывающего града, но грядущего града себе взыскуем (Евр. 13:14). И какое может быть объединение Церкви Божией с гражданской властью, какою бы она ни была, когда цели ее деятельности исключительно материально-экономического направления, и хотя внешне могут быть моральны, но чужды веры в Бога, или даже враждебны Богу. Между тем, цели деятельности Церкви исключительно духовно-нравственны, и через веру в Бога выносят человека за пределы земной жизни для достижения благодатиею Божией вечных небесных благ. Разве не знаете, что дружба с миром — вражда против Бога. И кто хочет миру быть друг, становится врагом Богу (Иак. 4:4).

Отсюда Церковь Христова по самому существу своему никогда не может быть какою-либо политической организацией, а иначе она перестает быть Церковью Христовой, Церковью Божией, Церковью вечного спасения.

Почему Церковь несовместима с гностической массовой политикой большевизма или современного либерализма? Потому что цели такой политики чисто посюсторонние, в отличие от Христианской монархии.

Несовместимость, идейная и действительная борьба с гностической политикой – это единственный удел Церкви.

Невозможно ни объять Церковью политику – как у митр. Сергия, ни увести Церковь от соприкосновения с политикой, как в “Соловецком послании”.

Невозможно давать ответ в области теории там, где от человека требуют практического ответа. И этот ответ не порабощает человека массовой политике, как у митр. Сергия, ни устраняет его в никуда, как в либеральном отделении Церкви от государства.

Священник не может быть эсером или коммунистом уже хотя бы потому, что не имеет права принимать мирских попечений. И тем более Церковь не имеет права принимать на себя мирские попечения и требовать от государства конкретных решений по разным вопросам. Она не может влиять на политику, и одновременно она должна понимать, что в глазах массового общества любая позиция Церкви будет политикой.

Св. Виктор Глазовский писал в 1928 г.: Декларация – это отступление от истины Спасения. Это взгляд на спасение как на естественное нравственное совершенствование человека; это языческое философское учение о спасении. Церковь не может быть причастна ни к какому самоспасению человечества

Еще по теме

20.01.2015 Спектр политики

Источники

Аристотель. Политика // Сочинения: В 4-х т. М.: “Мысль”, 1984. Т. 4. С. 406

Вершилло Р.А. О сергианстве

Дугин А. Г. Десекуляризация: вторжение теологии в политику // Konservatizm.org. 03.04.2011

Новые мученики Российские. В 2-х томах. Джорданвиль, 1957

Канетти Э. Художественная публицистика. М.:»Прогресс», 1990

Лосский В. Н. Личность и мысль Святейшего Патриарха Сергия // ЖМП. 1984. № 11

Оруэлл, Дж. 1984. Пер. В. Голышева. М.: АСТ, 2008

Осипов А. И. Спасение – освобождение для мира и справедливости во Христе. Значение Церкви // Журнал Московской Патриархии. 1976

Палладий (Шерстенников) митр. Противообновленческое руководство (1929 г.)

Помазанский Михаил о. О взгляде Православной Церкви на собственность

Регельсон Лев. Трагедия Русской Церкви 1917-1945. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996

Руссо, Жан-Жак. Трактаты. М.: Наука, 1969

Русак Владимир. Пир сатаны. Русская Православная Церковь в “ленинский” период (1917-1924). London, Canada: Заря, 1991

Маркс Карл. Тезисы о Фейербахе // Сочинения. М.: Издательство политической литературы, 1955. Т. 3

Терлецкий В. Н. Хилиастические чаяния в «новом религиозном сознании»

Тихомиров Л. А. Борьба века

Тихомиров Л. А. Критика демократии. Статьи из журнала «Русское обозрение». М.: Москва, 1997

Тьерсо Жюльен. Празднества и песни Французской революции. Пг.: “Парус”, 1917

Уминский Алексий о. Немолчащая Церковь // Благовест-инфо. 31.12.2010

Феофан Полтавский архиеп. О Декларации митр. Сергия Нижегородского (Письмо № 20)

Фест И. К. Гитлер. Биография. в 3-х тт. Пермь: Культурный центр «Алетейа», 1993

Фест И. К. The Face of the Third Reich. Penguin Books, 1979

Фогелен Эрих. Гностицизм – природа современности

Фогелен Эрих. Гностическая революция. Пуритане

Фогелен Эрих. Марксизм и кризис Запада

Фогелен Эрих. Перевернутая диалектика

Фогелен Эрих. Маркс: рождение гностического социализма

Gentile Emilio. The struggle for modernity: nationalism, futurism, and fascism. Praeger Publishers, 2003

Gooding John. Socialism in Russia: Lenin and his legacy, 1890–1991. Palgrave, 2002

Griffin Roger. A fascist century. Palgrave, 2008},

Mannheim Karl. Ideology and Utopia: An Introduction to the Sociology of Knowledge. New York: Harcourt, Brace & Co., Inc London: Routledge & Kegan Paul Ltd. 1954

The Sacred in Twentieth-Century Politics. Palgrave, 2008

Seraphim (Rose) Fr (Ed.). Russia’ Catacomb Saints. Lives of the New Martyrs, by Ivan Andreev. Platina, California: Saint Herman of Alaska Press, 1982.

The Study of Religion under the Impact of Fascism. Leiden, Boston: Brill, 2008

Thomas Paul. Marxism & scientific socialism: from Engels to Althusser. Routledge, 2008

Voegelin Eric. The New Science of Politics. The University of Chicago Press, 1952

Voegelin Eric. From Enlightenment to Revolution / ed. John H. Hallowell. Duke University Press, 1975

Voegelin Eric. Hitler and the Germans. University of Missouri Press, 1999

Welch, David. The Third Reich: Politics And Propaganda. Routledge, 2007

Wolin, Richard. The seduction of unreason: the intellectual romance with fascism: from Nietzsche to postmodernism. Princeton University Press, 2004