Преследование инакомыслящих

Антимодернизм есть христианский суд в эпоху Отступления.

Христианский суд

Христианский суд состоит в том, что мы различаем Град Божий и град человеческий.

Судя мир, христиане как будто поощряют раздор в обществе и, прежде всего, – между миром и Церковью. Зато они остаются сами собой, то есть христианами.

Попутно христиане осуждают гнозис, который, напротив, не различает два града и смешивает естественное со сверхъестественным.

Гностик ищет того душевного и общественного согласия, которого нет. В современном мире это считается миролюбием.

Во имя мира и согласия гнозис стремится сосуществовать с обществом и Церковью. Он примешивается к Христианству, к ложным религиям, науке, философии, политике и искусству. Для гнозиса это принципиально важно, потому что гностическое инакомыслие не существует само по себе, как система взглядов. Инакомыслие гнозиса существует только как факт, как искажение, злостный комментарий на полях книги Жизни.

Итак, позиция Христианства кажется разрушительной, но служит истинному и единственно возможному примирению.

Позиция гностика внешне выглядит примирительной, но вводит гонения на Христианство.

Когда иерархи – служители Истины – разрушают Церковную власть, истину и веру – это гонение. Если митр. Антоний (Храповицкий) говорит ересь по поводу Св. Троицы (“Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы”, 1892 г.). и делает это безнаказанно, это гонение.

Ложь лжи

Ложь действует открыто и насилием заставляет верить в себя. С ее стороны это не какая-либо хитрая стратегия. Когда зло действует открыто, это значит, что все кончилось: мира и покоя больше нет.

Нет нужды опровергать каждую отдельную ложь гнозиса. Он ложен во всем, и в своей правде тоже.

Антимодернизм разоблачает не ложь. Ложь гностической политики и реформируемой Церкви очевидна. Она настолько монументальна, что ее нельзя разоблачить. И она навязывается силой нового государства и новой Церкви.

Христиане разоблачают сегодня ложь лжи, а это вразумительно только для любящих истину. Поэтому получается, что мы знаем истину о модернизме как бы про себя.

Преследование инакомыслящих

В эпоху гонений нельзя обойтись без суда. Из суда вытекает преследование инакомыслящих, то есть, собственно, современных гностиков, в том числе в Церкви, в политике, искусстве и науке.

Христианам не нужно непременно препираться с гностиками по богословским и философским вопросам. Этот суд может совершаться без слов, как говорит пророк:

Сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим, положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною,

И ниже:

Поношение безумному дал мя еси. Онемех и не отверзох уст моих, яко Ты сотворил еси (Пс. 38:2, 8-9).

Христианам даже не нужно побеждать гностиков в споре:

Если ответ наш окажется слабее предложенной задачи, то предание, которое прияли от отцов, навсегда сохраним твердым и неподвижным, защитительного же слова вере поищем у Господа (св. Григорий Нисский. К Авлавию).

Частное преследование инакомыслящих

Антимодернист занимается преследованием не официально, а частным образом. Он не обращается в церковные органы и комиссии, не обращается за помощью к светской власти.

И это не какой-то недостаток, и ему не в чем укорять себя.

Для века идеологий характерно, что протест исходит из частной среды. Вспомним, что Новомученики и Исповедники Российские страдали в эпоху сергианства не как представители Церкви, а частным образом.

Московская Патриархия от них отрекалась с 1927-го вплоть до 1987 года. Сегодня же подвиг Новомучеников почитается наряду с «подвигами» митр. Сергия и митр. Никодима. А иной раз и осуждается:

Не каждый священник в это время был убит за веру. Очень многие на самом деле считали, что нужно отстаивать некие устаревшие политические позиции (о. Всеволод Чаплин).

Мы преследуем модернистов не от имени антимодернистской «группировки». Здесь история Паскаля и его друзей-янсенистов служит нам хорошим предостережением.

Безвластное преследование

Если бы Церковь осудила проф. А.И. Осипова, отлучила его, то мы бы первыми воздали славу Богу. Но этого нет, а есть совершенно противоположное.

Критика антимодернистов безвластна. Христианин не состязается с гностиками, кто из них сильнее и кому властвовать в Церкви. Он не продвигает свою повестку дня, не отстаивает свои групповые интересы.

Христианин вообще преследует гностиков не с чьей-либо санкции. Он делает это вопреки общественному мнению и вождям церковной реформы и антигосударства. Но это не повод для гордости или отчаяния. В современном обществе и Церкви никто не властен. Здесь нет иной власти, кроме власти управления сознанием.

Когда власть существовала, антимодернисты были незаметны. Они становятся видны в минуты кризиса, заметны как люди независимые от малого порядка.

Искренность

Частное и безвластное преследование идет сложно и трудно, потому что мы сами больны духовными болезнями века, которые намерены различать и обличать. Значит, наконец, преследование инакомыслящих непременно сопровождается искренним испытанием своей совести.

Искренность преследования состоит в том, что мы критикуем инакомыслящих, находясь с ними в одной Церкви. Мы критикуем малый порядок не из эмиграции.

Мы отвергаем «утешный голос»:

Оставь свой край глухой и грешный, 
Оставь Россию навсегда.

Искренность – это суд над самим собой и над тем, что тебя касается.

Заниматься своим делом

Благоразумие антимодерниста состоит в том, что он занимается своими, а не чужими делами. Мы опровергаем то, что нас касается. Так, например, отец Серафим (Роуз), верный сын Зарубежной Церкви, опровергал лжеучение ее основателя: митр. Антония (Храповицкого).

Антимодернизм не ставит целью дать описание вымышленного мира и того, в чем он противоречит истинному миру. Мы знаем заранее, что эти два мира ни в чем не совпадают, кроме фигуры гностика.

В то же время заниматься своим делом, оставаться на своем месте – это еще не все.

Политика правды

Мы не лечим духовные болезни человечества и не исправляем его ошибки. Займись мы этим, мы бы превратились в идеологов.

Антимодернист не только не лечит чужие духовные болезни. Даже свои духовные болезни он предлагает целить Христу.

Мы не осуждаем реальность, как гностики, гнушающиеся материей. Поэтому мы не предлагаем таких лекарств, которые были бы хуже самой болезни.

Мы страдаем от неустроенности мира, но не ищем страданий. Не они являются предметом наших воззрений.

Мы не создаем свою правильную политическую реальность или свою версию Православия. Мы оставляем все как есть: под Судом Божиим.

Вот это странное, деятельно-бездеятельное действие есть политика правды.

В мире смешаны плохие и хорошие

Мы не занимаемся улучшением мира и людей в нем. Проблема не в том, что отдельные люди плохи, а в том, что они занимают место хороших.

Желающий, чтобы все стали хорошими, игнорирует существенную сторону действительности. Такой доброжелатель разоблачает себя как идеолога и соучастника всех преступлений.

Нельзя просто без объяснений сказать, что люди перестали верить в Бога, начали вести аморальный образ жизни. В чем-то они верят гораздо больше, чем раньше, и смягчение нравов действительно происходит.

Порядок сменился беспорядком, и внутри этого преступного порядка люди мечтают об исправлении ситуации. Гностик видит перед собой лишь бесконечное поле миссии. И даже безграничность подвига его не пугает, потому что он сам безгранично слеп.

Итак, мы не отказываем новому человеку в человечности. Он не то, чтобы лично дурен. Обычно это так и есть, но суть не в этом.

Сознание – это сам человек, а не что-то вокруг него, и значит, общественное зло слагается не из одних пороков. Оно складывается из пороков и добродетелей, находящихся не на своем месте. Вот откуда наш мрачный взгляд на вещи.

Мира нет

Насилие и страх неустранимы из нового мира и новой Церкви. И все-таки, несмотря ни на что Бога надо бояться больше, чем людей.

Да, раньше было насилие со стороны государства и Церкви. Оно было, не будем себя обманывать. И оно никуда не делось в наши дни, только теперь оно направлено на христиан.

Поэтому я завершу книгу словами Паскаля:

Как мир в государстве имеет единственной своей целью сохранить в неприкосновенности богатства народа, так и мир в Церкви имеет своей единственной целью сохранить в неприкосновенности истину, которая и есть ее богатство и ее сокровище, с которым сердце ее.

И как было бы противно цели мира пустить чужеземцев в государство и отдать его им на разграбление, не сопротивляясь, из страха этим нарушить покой (ибо мир справедлив и полезен лишь ради сохранения богатств, и он становится несправедлив и опасен, когда позволяет их утратить, а война, которая может их защитить, становится и справедлива, и необходима); так и в Церкви, когда враги веры оскорбляют истину, когда ее хотят вырвать из сердец верующих, чтобы в них воцарилось заблуждение, – тогда будет ли мир означать служение Церкви или предательство ее? Будет ли это означать ее защиту или разрушение?

Разве не очевидно, что как преступно тревожить мир там, где царит истина, так преступно и пребывать в мире там, где истина уничтожается? Есть время, когда мир справедлив, и есть время, когда он несправедлив. И сказано: «Есть время мира и время войны», а мерило здесь – интересы истины.

Но нет времени истины и времени заблуждения, и сказано, напротив, что «слово Бога пребудет вечно»; вот почему Иисус Христос, сказавший, что Он пришел принести мир, говорит также, что пришел принести меч; но Он не говорит, что пришел принести истину и ложь.

Истина, следовательно, есть первое правило и последняя цель всех вещей.

Роман Вершилло