Христианский суд и неосуждение
Люди могут путем диалога достичь соглашения в смысле слов. Так достигается согласие частное и общественное, единомыслие в Церкви и обществе. Благодаря слову мы понимаем понятное и сообщаем свое понимание другим, отличаем своих от чужих, доказываем и судим, даем определения и при этом ограждены от лжи, с которой сталкиваемся в частной и общественной жизни.
Это, так сказать, хорошие новости, но есть и не очень приятные, и особенно та, что мы не властны над результатом познания. Истина обязательна для нас и осуждает нас за очень многое.
Размышляя сами с собой или беседуя с другими, мы возводим взгляд от случайного – к тому, что действительно существует. Переходим от мелькнувшей в голове мысли к реальности, которая была источником этой мысли.
Судим о сущности, и тем самым отдаем на суд себя, свою бессмертную сущность, душу. Суд над мыслями других (а он и составляет суть диалога) – это суд и над своими мыслями. Человеческий суд совершается пред Богом и здесь происходит и осуждение, и оправдание (2 Кор. 12:19).
Короче говоря, в нашем суде скрыт суд над нами.
И кто же судит эту нашу сущность? Бог.
Отсюда понятно, насколько строго запрещено вести пустые разговоры, а именно: судить по словам только о словах, о свойствах – как только о свойствах и пр.
Вот, наконец, о чем нам говорит слово, вот какова роль разумного диалога!
Вот какова дисциплина мысли, которой очень горько и неприятно следовать, потому что приходится думать о вещах, каковы они по своему существу, а не только кажутся.
Суд не наш, а Божий
Бог судит наши мысли и дела, то есть нас самих. Правилен ли наш суд, правы ли наши дела, это проверяем уже не мы, а Господь Бог.
В начале и конце каждого нашего суждения, превыше всякого суда человеческого находится Суд Божий. Таков всякий акт истинной веры и истинного знания о сущности. Есть только одна вера: вера во Христа. Любое знание – это знание пред Богом.
Итак, суд и наш, но и не наш. Для суда мы имеем Ум Христов (1 Кор. 2:16), а кто его не имеет и признаётся в этом, то пусть и не называет себя христианином (Рим. 8:9). Можно сказать то же самое и несколько иначе: кто судит правильно, тот судит не своим судом, судит согласно общему разуму, а не отдельному мнению. И этим разумом наделил человека Бог.
Судить холодно
Итак, суд – дело серьезное: он совершается пред Богом, и для него Бог дал нам все необходимое: дал нам нас самих. И суд – дело страшное: суд не наш.
Именно потому, что суд не наш, а Божий, мы имеем полную возможность и суровую обязанность судить о лицах и вещах по существу. И мы обязаны со страхом следить за своими словами, мыслями и чувствами. В этом случае мы обойдемся без эмоционального возбуждения, будем судить ясно и холодно:
Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас.
Еф. 4:31
Мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна.
Иак. 3:17
Эмоциональное осуждение бесполезно не потому, что не производит эффекта, а потому, что заменяет собой понимание, и поэтому не может сообщить это понимание другим.
Мы можем судить холодно и ясно, потому что заранее знаем: о чем и зачем мы говорим, к какому результату мы намерены прийти и чего мы ожидаем для себя от нашего суда.
Не нужно думать, что тот, кто «не судит», бесстрастен и свободен от возбуждения. Тот, кто отказывается судить о вещах по существу, пристрастен к другим и к себе, потому что заботится не о правде, а о том, чтобы своими силами снискать мир в душе.
А ведь упорядоченная душа не всегда испытывает душевный мир. Причина этому: великое зло, обнимающее человека. Как отвечал архиеп. Феофан Полтавский:
Вы спрашиваете: могут ли скорби посетить человека и не нарушить мир душевный? – Чтобы точнее ответить на этот вопрос, нужно различать: собственно душевный мир и мир духовный, благодатный. Скорби всегда более или менее нарушают мир душевный, но духовно-благодатного мира они не могут нарушить никогда. Поэтому о стяжании этого мира и необходимо нам заботиться в продолжение всей нашей земной жизни.
Значит, надо беспокоиться не о том, что бедствия лишают нас душевного покоя. Надо снискать мир духовный, мир с Богом, который следует за правильным судом. А это возможно, только для верующего в неслучайность творения мира, в упорядоченное устройство мира естественного и сверхъестественного.
Не напрасно, не случайно
Слова имеют свой смысл, и смысл неслучайный, который можно точно установить. Причина этого, конечно, не в замечательном искусстве людей, придумавших названия вещам. Причина этого в том, что сам мир не случаен, не случайны предметы и явления. Не случайны истинные понятия и общий разум. Поэтому мы так уверенно зовем людей: Иди и смотри, каковы дела на самом деле.
Куда же мы идем? К реальности, туда, где о бытии Божием говорит весь мир, к Откровению, записанному в Священном Писании. В реальном мире нет лжи, и мы сами неслучайны:
Не напрасно, не случайно Жизнь судьбою мне дана…
Следовательно, судить – наш долг. У нас есть все способности, чтобы суд был безошибочным, а если что-либо нам пока не ясно, мы можем это узнать, предварительно научившись узнавать.
Общий ум в этом смысле есть тоже часть реальности, и он позволяет обозначать сам предмет, сообщать и понимать мысли, а не слова. Не забудем и о том, что у человека есть возможность случайно отпасть от общего ума.
Истина и бытие
Мы зовем людей узнать всю правду, и поэтому судим не только о правде, но и о лжи. Но какая сущность остается нам для исследования, если человек говорит о том, чего нет, то есть лжет? Кого мы судим, рассуждая о человеке, который упорно воображает себя живущим в вымышленном мире и, тем самым, случайно отпадает от общего ума?
Мы говорили уже о том, что зло не существует, и сущность вещей остается неизменной. Уклонения людей – злые, то есть к небытию. Насколько люди уклоняются к небытию, настолько они непричастны сущности человека.
Не является ли самозапирательством отвержение истины? Ведь истина есть бытие: поэтому отрицание истины равнозначно отрицанию бытия.
св. Дионисий Ареопагит
Значит, о том, чего нет, судить мы не можем. И мы не станем судить о лжи: в ней нет ничего истинно существующего. Вместо этого мы будем судить о том, кто лжет, потому что он действительно существует и остается объектом Божьего суда.
Так, мы просто вынуждены говорить не о лживых словах, а самом лжеце: кто он такой по существу.
Приговор известен
Мы можем судить холодно и ясно, потому что приговор Суда нам хорошо известен.
Все негодны, праведного нет ни одного:
Вси уклонишася, вкупе непотребни быша: несть творяй благое, несть до единаго.
Пс. 52:4
Здесь в человечестве царит полное единство. Но есть и различие.
Тот, кто судит право, обнаруживает не мнимое, а истинное разделение между хорошими и плохими людьми, между преступниками и праведниками. Человечество и его история не едины, а разделены на град Божий и град человеческий. В мире живут два рода людей.
При таком разделении одна часть остается целой: Церковь, как град спасаемых. Другая часть человечества состоит из одиночек, якобы объединенных идеологией и гностическим опьянением, а на самом деле – отпавших от общего ума.
Итак, и сейчас идет суд над миром, пока не торжественный и Страшный, но вызывающий большие последствия.
Мера человека и мера Богочеловека
Для нашего рассуждения важно было показать, что граница между двумя градами проходит также по линии суда и неосуждения. Так мы можем оправдать столь долгие объяснения, которых потребовал ответ Светлане.
Все судят, и не как попало, а какой-то мерой, только меры эти бывают разные.
Одни измеряют себя мерой Богочеловека Христа, и неизменно находят, что ей не соответствуют.
Другие измеряют себя мерой человека, приходя к оптимистическим или пессимистическим, но всегда неверным результатам.
Возникает разделение на тех, кто судит судом Божиим, и на тех, кто судит по человеку.
Один стремится к Богу как Мере всех мер, а другой считает для себя удобным и полезным мерить себя и других мерой человека. Вспомним лозунг софистов о человека как мере всех вещей или модернистский идеал «человека Церкви».
Плохо не то, что грешник, как будто, теряет свою сущность человека. Нет, он остается человеком. Его человеческая сущность не терпит ущерба, человеческая природа (и природа всех вещей) остается неизменной.
Человек по существу благ, повторим это еще и еще раз. Но это не оправдывает человека, а осуждает его, если он согрешил в Адаме. То, что у него благая сущность, бесконечно осуждает его.
Тот, кто «не судит», на самом деле тоже судит, только мерой ложной и кривой, и к тому же постоянно изменяющейся. И пока модернист меряет себя мерой человека, для него невозможно покаяние. Он мнит стать лучше через самоизменение, но мерой изменения он избирает себя же самого.
Вот к чему мы, наконец, пришли в нашем рассуждении. В любом суде, в любом знании, самом поверхностном и ложном, сколь угодно фальсифицированном, в знании лжи, есть своя мера. Мы судим и самый суд человеческий, определяя: соответствует ли человек мере Богочеловека или нет.
Это соответствие и несоответствие можно доказать. Если в рассуждении в качестве меры используется Ленин или Шмеман, то едва ли мы сочтем это прямой, точной, или хотя постоянной мерой.
Таким образом, мы переходим от мнений о людях к твердому знанию об их существе.
Теперь мы переходим к теме неосуждения, которое православные модернисты возвели в степень добродетели.
Следующая глава Неосуждение
