Как сообщают СМИ, очередное экуменическое мероприятие крупного масштаба прошло в итальянском Бари[1]. В антиканонической совместной молитве (под уже обкатанным благим предлогом помощи гонимым христианам Сирии) приняли участие предстоятели и представители Католической, различных восточных (нехалкидонских), униатских, протестантских и Поместных Православных Церквей.
Спрашивается, как возможны, чем внутренне мотивированы подобные действия, грубо попирающие не только тысячелетнюю традицию Церкви, но даже те современные консервативные нормативы, которые принимаются по конъюнктурным соображениям, например, в канун этих самых экуменических встреч, словно для соблюдения какого-то баланса, ради «немощных в вере»:
«Как Тело Христово и единственный ковчег спасения, как столп и утверждение истины, Церковь никогда не разделялась и не исчезала, но всегда на протяжении всей истории христианства преподавала чистое учение Евангелия в изобилии благодатных даров Святого Духа… Условием участия Православной Церкви в межконфессиональных организациях, в том числе во Всемирном совете церквей, является исключение религиозного синкретизма… Православная Церковь исключает всякую возможность литургического общения с неправославными. В частности, представляется недопустимым участие православных в литургических действиях, связанных с так называемыми экуменическими или межконфессиональными богослужениями» (Документы, выработанные на совместных заседаниях Комиссии Московского Патриархата по диалогу с Русской Зарубежной Церковью и Комиссии Русской Зарубежной Церкви по переговорам с Московским Патриархатом)[2]?
Если запрет канонов первого тысячелетия на совместную молитву с еретиками в отношении католиков еще можно формально обойти нелепыми доводами, что эти каноны, дескать, в данном случае «не работают», потому что католицизма тогда не существовало, что он не осужден на Вселенском соборе (хотя «филиокве» было признано ересью на нескольких соборах, представленных всей полнотой Поместных Церквей), или, наоборот, потому что давность этого раскола выводит его за рамки действия канона, актуального только для новых расколов («митрополит Кирилл уверен, что канон о запрете молитвенного общения “с так называемыми еретиками” – это “очень правильный канон”… он “в полной мере работает по отношению к раскольникам на Украине”… Однако это же канон, по мнению митрополита Кирилла, “не работает” в “современной межхристианской ситуации”, т.к. угроза для единства Церкви здесь отсутствует»)[3], то как быть с монофизитами и несторианами, повторно анафематствованными на Пято-Шестом и Седьмом Вселенских соборах, на которых были утверждены и Апостольские правила, запрещающие всякое молитвенное общение с еретиками («всецелое и непоколебимое содержим постановление сих правил, изложенных от всехвальных апостол, святых труб Духа, и от шести святых Вселенских соборов, и поместно собиравшихся для издания таковых заповедей, и от святых отец наших. Ибо все они, от единаго и тогожде Духа быв просвещены, полезное узаконили. И кого они предают анафеме, тех и мы анафематствуем: а кого извержению, тех и мы отлучаем» (1 правило VII Вселенского Собора)[4]? Но в том-то и дело, что серьезная аргументация и инструменты классической логики, действительно, уже «не работают» в новом богословии, для которого приоритетным является не вопрос истины, но вопрос единства.
Священное Предание мыслило противопоставлением истины и заблуждения, истины и лжи, святости и греха:
“Пусть пошлются к ним клирики напомнить им, чтобы они или шли правым путем к истине и согласились на все то, что угодно этому святому собору к искоренению всякого еретического зломыслия, или бы знали, что они, вместе с единомысленными им, будут лишены степени и всякого достоинства и общения»; «чтобы, как на святейшем соборе отцов в Никее, явленная вера освободила людей от заблуждения, а изданная в свет сделалась всем известною, подобно и ныне все сомнительное, явившееся в это непродолжительное время… единодушно было отсечено, а определенное вами сохранялось бы вечно» (Деяния IV Вселенского Собора)[5].
Новое богословское сознание мыслит оппозицией единства и разделения, потому что, в первую очередь, это богословие всеединства, и экуменизм – это лишь частная форма всеединства. Исходя из этого, и принимаются столь алогичные решения. Культ всеединства требует жертв; химера «восстановления единства» диктует свои требования; закоренелая страсть «преодоления христианского разделения» толкает ее носителя на ее воплощение – и он совершает действие, за категорическую невозможность которого для православного христианина он сам же недавно соборно голосовал. Эта раздвоенность нового богословского сознания, которое, с одной стороны, по своему статусу должно оставаться в рамках Традиции, но – с другой – объективно является носителем другой системы ценностей (с приматом единства над истиной), исполняет уже узнаваемой противоречивостью и двусмысленностью официальные церковные документы современности.
«Сегодня мы [Восток и Запад] еще разделены, поелику богословские проблемы, пришедшие из древности, не дают нам возможности воссоединиться»[6]. Древность – это не-современность, это то, что осталось в прошлом. Древность – это давно минувшее, это прошедшая эпоха, с которой отсутствует непосредственная связь настоящего. Древность – это другой мир, в котором все другое, не такое, как сейчас. И «древность» в данном случае – это и есть Священное Предание, от которого современное богословие как богословие всеединства дистанцируется, поскольку оно другое по духу, или по приоритету. Для Предания истина (истинная вера) первична, а единство производно от нее. Церковь едина, потому что она едина в истине. Единство здесь обусловлено истиной, и все, что неистинно (противоречит истинной вере), оказывается вне единства, вне Церкви, вне Христа и Духа Истины. Тогда как для нового богословского сознания, наоборот, первостепенным является единство. Истина здесь обусловлена единством, и все, что не едино, то и не истинно. Конкретное единство в догматах, свойственное Традиции, подменяется в новом богословии абстрактным единством ради самого единства. Это, в свою очередь, и запускает механизм всеединства и всетождества, потому что ничем не обусловленное единство, единство любой ценой, постепенно релятивизирует все нормы и стандарты, смешивая и нивелируя все и вся в «абсолюте» тотальной посюсторонности, в «едином организме» мира сего.
Эту инверсию истины и единства в богословии современности можно сравнить с инверсией духа и тела в падшем прародителе: был первозданный Адам «человеком духовным» (когда тело подчинено духу), стал падший Адам «человеком ветхим», или «плотяным» (когда уже тело – поводырь, а дух – ведомый). Так и здесь: внешнее единство (уния; членство во Всемирном совете церквей и подобных межконфессиональных и межрелигиозных организациях; участие в экуменических проектах) определяет истину (канон):
Было бы трудно найти дорогу к единству, исходя из догматизирования истории Церкви, в частности из сверхдогматизации, сверхсакрализации Вселенских Соборов… Всемирный Совет Церквей – центр экуменического движения – оказался организацией, где могли образоваться более тесные отношения между Древними Восточными Церквами и Полнотой Православия в ее автокефальных и автономных Церквах. Отношения обратились в связи добросердечия и в конце концов привели к конструктивному диалогу, ныне завершившемуся богословским согласием, что, в свою очередь, должно привести к восстановлению единства Восточного Православия»[7].
Но никакого иного единства, кроме единства в заблуждении и лжи, не может быть обретено на этом заведомо ложном «широком» пути. Отсюда и ненормативность нового богословия, становление ложного (ереси как лжеучения) пресловуто («так называемо») ложным, то есть причастным истине (потому что «не угрожающим единству», находящимся на пути к единству, титанически созидаемому в теургии нового богословия); и, наоборот, становления истинного (канона как непреложной нормы) отчасти ложным («не работающим» в иных случаях):
«Мы скорбим об утрате единства, ставшей следствием человеческой слабости и греховности, произошедшей вопреки Первосвященнической молитве Христа Спасителя: “ Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино”» (Ин 17:21)»[8].
Сами разделения (нарушение «сверхсакрализированного» единства), произошедшие в «древности», являются теперь грехом и заблуждением, независимо от того, что послужило поводом к ним. Даже если этим поводом явились споры об истине (догмате веры). Истина, из которой произошло разделение в прошлом (отделение еретиков от Церкви), как это и должно происходить, по слову Господа Иисуса Христа («Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека…» (Мф 10:34-35)), эта истина и является «проблемой» для богословия всеединства. «Вы смотрите иначе на данный вопрос веры? – Не будем ссориться из-за таких пустяков, не будем вообще говорить об этом, сосредоточимся на том, что нас объединяет, найдем точки соприкосновения и на них будем строить наше дальнейшее сотрудничество и сближение. Ведь и вы, и мы, люди доброй воли, и сколько вокруг людей доброй воли, среди представителей других религий и даже атеистов, и, по сути, все люди – добрые. Давайте жить дружно, как голуби, без излишне категоричных догматов и канонов давно минувшей древности…»
Так, Иисус Христос, Бог-Вседержитель, грядущий в мир произвести последнее разделение рода человеческого мечом Своей истины и правосудия, превращается в богословии всеединства в гностического Иешуа Га-ноцри из романа Булгакова, мерящего все сугубо «нравственными» («органическими», «имманентными») категориями, по причине перемещения божественности (критерия истины) в человека, в текущее «единство человеческой природы», переживаемое как космогонически пестуемое «богочеловечество» в беспробудном солипсическом сне нового богословия:
«Не принесет ли грядущий XXI век прекращение тревог и опасностей разделения христианского, разделения вообще рода человеческого, ныне склонного к вражде друг против друга, чтобы ангельская песнь, воспетая при Рождестве Богомладенца, стала гимном земли?»[9]
Александр Буздалов
Библиографические примечания
[1] Митрополит Волоколамский Иларион принял участие во встрече Глав и представителей Церквей, посвященной положению христиан на Ближнем Востоке. http://www.patriarchia.ru/db/text/5233057.html
[2] Об отношении Православной Церкви к инославным вероисповеданиям и межконфессиональным организациям. Документы, выработанные на совместных заседаниях Комиссии Московского Патриархата по диалогу с Русской Зарубежной Церковью и Комиссии Русской Зарубежной Церкви по переговорам с Московским Патриархатом. http://www.pravoslavie.ru/arhiv/050621111609.htm#doc2
[3] Митрополит Кирилл ответил тем, кто озабочен «так называемыми совместными богослужениями» с инославными. http://www.pravoslavie.ru/24887.html
[4] Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1909. Т.7. С.302-303.
[5] Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1908. Т.4. С.35; 55-56.
[6] Слово Святейшего Патриарха Кирилла на встрече мощей святителя Николая Чудотворца в Храме Христа Спасителя в Москве. http://www.patriarchia.ru/db/text/4898327.html
[7] Заболотский Н. Да будут все едино. ЖПМ, 1994. № 4.
[8] Совместное заявление Папы Римского Франциска и Святейшего Патриарха Кирилла. http://www.patriarchia.ru/db/text/4372074.html
[9] Заболотский Н. Да будут все едино. Цит. изд.
