Благодать, природа и человек в антимодернизме и персонализме

Я бы хотел на этот раз поговорить о темах специально антимодернистских.

Если мы обратимся немного назад, лет на сорок, то в России на модернистские и антимодернистские темы могли говорить, скажем, 500 человек. Сегодня таких людей в десятки раз больше. Пройдет еще лет тридцать, и их станет уже под 100 тыс. И все они смогут читать наши статьи, если захотят.

Вроде бы все логично: антимодернисты занимают некоторую нишу в обществе и разговаривают с православными людьми на богословские темы. И вот эта ниша расширяется, наша аудитория становится все больше и всему этому можно только радоваться.

Но вот в чем загвоздка. Мы поднимаем не просто богословские и вероучительные вопросы. Нет, мы говорим на общие темы, которые касаются всех христиан. Мы говорим о вере и неверии, о Боге и мире, об обществе и о человеке. Мы говорим не о специальных и узких интересах, не о хобби: «разговаривать в богословских терминах». И это очень хорошо и правильно, и, собственно, единственное, что мы можем сказать в свое оправдание:

Мы говорим о том, что касается всех людей и человека как такового.

Проблемы модернизма, лжемиссионерства и Церковной реформы касаются всей Церкви. Таково их неотъемлемое свойство. Без этого общего значения и охвата они падают, превращаются в ничтожество.

Если мы рассматриваем только частный вопрос о соответствии учения В.Н. Лосского учению Святых отцов, то мы предаем Русскую Церковь. Мы как бы квалифицируем убийство, как ошибку в умножении. Точно так же и вопросы о ереси А.И. Осипова или о русском языке в богослужении. Это вопросы жизни и смерти, веры и неверия.

И тут нас поджидает такой конфуз: наша аудитория – сегодняшняя и даже прогнозируемая – катастрофическим образом не совпадает со всей Церковью, а со всем человечеством тем более.

И это не проблема технического охвата наших СМИ. Это проблема внутренняя. Органический дефект. Сами наши тексты – а значит, и мы сами – не таковы, чтобы обращаться ко всем людям, ко всем христианам.

А между тем, мы поднимаем вопросы важные, в том числе даже и политически. Важные для Владимира Путина, если угодно.

Вопрос можно поставить так: мы – антимодернисты и модернисты – изучаем богословие как науку или слова о Боге?

Если мы изучаем как науку, то нельзя говорить, что такой-то богослов атеист, негодный человек, или идеолог. Это некорректно, нарушает научную этику.

Во втором случае – если богословие это речь о Боге – то можно и нужно. В том и состоит наш антимодернизм, чтобы судить человека: каков он, то есть может ли он говорить о Боге.

Я бы поэтому не сказал, что мы говорим о только о вероучении. Мы говорим прямо о вере и неверии. Например, принятие «мифа о Христе» или тезис, что Бог не Судия и не Любовь, это уже не только вероучение. Мы не можем отделить учение А.И. Осипова от него самого. Оно нас беспокоит не только тем, что оно социально опасно, угрожает вере других членов Церкви.

Как бы это понятнее объяснить, чтобы самому не впасть в адогматизм? Например, так: если гражданин ловит вора в своем доме, то он не занимается юриспруденцией, хотя действует в согласии с нормами права.

У нас то же самое.

Предметом исследования в антимодернизме являются не тексты, а сам человек. Например, о. Шмеман называет Богородицу Богородицей. А Осипов называет Бога Богом. Это нас не может удовлетворить.

В этих лицах есть фундаментальная нечестность. И наша задача ее узнать и показать.

Узнаем по словам

Но как мы узнаем о человеке, честен он или нет? Мы устанавливаем, искренне он говорит или неискренне, тоже по его словам. И это можно сделать. Для этого есть свои приёмы, но от этого задача не становится технической. Она остается исповеданием Христианства. Кстати, так или иначе это понимал о. Даниил Сысоев, отсюда сила и правота его слов.

Простой человек не понимает

А мы пишем (и я тоже) заумно, так что простой человек не поймет. Мы даже не понимаем, насколько наш язык искусственен. Он образован узким отрезком времени и специфическими обстоятельствами. На нашу речь наложили отпечаток, и очень сильный, церковная жизнь и письменность определенного периода, конвенции устной речи, посторонние мирские влияния, иностранные языки.

И вот простые люди не понимают нас, и поэтому мы не можем их спасти от Осипова и Кураева. И что же, они погибли? Нет, у них есть возможность держаться голых речений благочестия (св. Григорий Богослов). И это более надежно и в этом больше христианского, чем в самом утонченном антимодернизме.

Итак, о простых людях не надо беспокоиться.

Простых людей нет

Да есть ли они, такие простые люди? Если они простые, то их не надо избавлять от Осипова. Они от него защищены, как и от нас.

На нашем горизонте таких простых людей нет, но проблема этим не решается, потому что есть огромное число не простых, но неграмотных. Причем неграмотность мы понимаем в особом смысле, в смысле духовной болезни.

Это неграмотность образованных людей. То есть они вполне могли бы читать Киприана Шахбазяна, но они слушают Алексея Осипова. Или наоборот.

Образованные неграмотные разговаривают с нами и между собой на богословском языке. Они принимают научную логику и этику, хотя в нашем диалоге в ВКонтакте или Фейсбуке нет ничего научного. Боюсь, что в современном богословии и в современной гуманитарной науке вообще мало научного, разве кроме правил оформления ссылок.

Неграмотные не читают антимодернистов не потому, что не могут осилить, а потому что не хотят. И это как раз один из признаков неграмотного: он не знает, что надо читать, а что не надо. Он хочет читать Хайдеггера и Генона, Кураева и Осипова, а не архиеп. Аверкия (Таушева) и архиеп. Феофана Полтавского, и, с другой стороны, не К.Н. Леонтьева и Альбера Камю.

Неграмотные – это стадо независимых умов. Оно состоит из немногих идеологов и множества частных людей, и поэтому они послушно-непослушны.

Итак, нас не читают простые люди, потому что не могут. А образованные неграмотные тоже не читают антимодернистскую критику или, читая, не понимают. Это относится, например, к книгам о. Даниила Сысоева или о. Серафима (Роуза).

Из этого следует, что неразумны мы сами, потому что мы не знаем своего читателя. Мы пишем куда-то в пространство, неведомому читателю, и письмо наше не попадает ни по какому адресу.

Успех и неуспех антимодернистских сайтов тут не имеет значения. Даже так: неуспех основан на каком-то понимании, а успех антимодернистов всегда только на непонимании.

Что мы имеем в остатке? Писателей, которые не знают своего читателя, и читателей, которые читают и не читают по иррациональным мотивам.

Пример с персонализмом

Теперь, в конце, рассмотрим конкретный пример.

Мы упрекаем персоналистов типа В.Н. Лосского в том, что они вносят в Церковь неразумные философские взгляды. Этим можно было бы ограничиться, потому что этого достаточно, чтобы отвергнуть персонализм. Но мы не можем этого сделать по существенным причинам, к ним мы сейчас подойдем.

Мы ведем анализ глубже, в область богословия. Для этого есть некоторые основания. В умах царит тьма, и поэтому взгляды персоналистов кажутся похожими на православные, особенно если написаны на модернистском жаргоне.

Идем дальше и находим, что персоналисты не различают природу и благодать. То есть они не знают о благодати, как надо знать христианину. Там, где надо говорить о благодатном соединении с Богом, они говорят о соединении по естеству.

До сих пор все правильно. Персоналисты не знают различия между природой и благодатью. Они рассуждают как философы, псевдофилософы, чтобы сказать точнее.

Здесь два возражения.

Мы доказываем то, что мы сами постулируем. Это пустая трата времени: если они рассуждают как философы, то уже заранее ясно, что они не различают природу и благодать. «Благодать» не философское понятие.

Во-вторых, «природа» есть понятие здравой философии. У персоналистов, как псевдофилософов, нет понятия о природе, о сущности. Они его заменяют личностью, существованием, общением.

Персоналист может быть лично и суеверно православным. Возможно, как православный по имени, он верует в благодать, но, как скептик, он не знает, во что верует. По этой причине мы не можем сказать о персоналистах: «Они не знают, а веруют, и поэтому они все-таки православные».

И вот встает, наконец, главный вопрос: имеем ли мы право использовать понятие о благодати в борьбе с нечестивцами?

Это не совсем то же, что говорить о Боге к неверующему. Это значит разговаривать о благодати с тем, кто кощунствует. Ведь не различать благодать и природу значит кощунствовать.

Но можем ли мы спорить с ними с помощью понятия о природе? Ведь они собственно не философы. Псевдофилософ – это идеолог, пропагандист или частный человек, но не философ.

И тогда барьер между православными и персоналистами оказывается как бы слишком высоким или слишком низким. Если это богословский вопрос, то это поле для дискуссии. Нужны ссылки на Святых отцов, которые бы убедили или не убедили персоналистов. Даже если мы их не убедили, они все равно остаются членами Церкви, христианами, богословами, пусть и несколько отклоняющегося направления. Мы не можем их устранить из Церкви, разговаривая с ними о богословии. Почему это сегодня так, это тема отдельного рассуждения.

Другое дело, если персоналисты, как люди, не знают даже о человеческой природе. Это значит, что они не совсем люди. Чтобы быть существом разумным, человек должен знать, что его природа неизменна, что он существует в неподвластных ему условиях человеческого существования, что он не сам по своей воле пришел в мир.

В этом случае антимодернистский барьер оказывается слишком высок, и у нас нет средств для лечения болезни «не совсем человечества».

Почему же мы не говорим о модернистах как особого рода неполных, негодных людях? Потому что мы знаем: тебя не поймут образованные неграмотные, если ты будешь упрекать модернистов за неверное понятие о природе. О природе – речь философская, о благодати – церковная. Почему? По форме, по языку, а предмет, между прочим, один и тот же: В.Н. Лосский или А.И. Осипов.

Вот и выходит, что для самих православных знание о природе – это не очень важное знание. Они не хотят на основании этого знания говорить об отдельных лицах. Поэтому разница между православными и персоналистами оказывается незначительной как раз в самом важном вопросе. А кощунство становится предметом научного разговора.

Итак, наши антимодернистские проблемы в том, что мы изучаем заблуждения не только персоналистов, но и современных православных. И эти заблуждения в том, что мы не говорим о самом общем и не имеем доступа к рассуждению о человеке, современном человеке, безразлично православном или нет.

О персоналистах надо говорить, но нельзя говорить церковно. И надо говорить о них, обращаясь ко всем, потому что персонализм есть суеверие, предрассудок, и в этом качестве он присущ всем современным людям.

Роман Вершилло