Search

Политическая речь. История вопроса: Психиатрия

Мы не смешиваем душевные болезни, которые изучает психиатрия, с болезнями духа, которые порождают политическую речь.

Начало

Психиатрия

Руководство и сотрудники нейрохирургического эвакогоспиталя № 3120 в Кисегаче.
Руководство и сотрудники нейрохирургического эвакогоспиталя № 3120 в Кисегаче.

Наряду с речью примитивных народностей, речь душевнобольных является еще одной аналогией, которую мы намерены использовать в исследовании политической речи. Мы не смешиваем душевные болезни, которые изучает психиатрия, с болезнями духа, которые порождают политическую речь. Перед нами лишь внешние аналогии, которые помогают нам яснее рассмотреть свойства, приемы и жанры политической речи. Такая аналогия дает возможность отчасти проникнуть в вопрос о связи патологической речи с патологическим сознанием.

Прежде всего в речи душевнобольных мы встречаем неприятие абстракции: больные не могут передать общий смысл услышанного, прочитанного и увиденного. Им доступно лишь повторение. Грубо нарушается конструктивная способность как в логическом мышлении, так и в манипуляциях (Хэд, Генри. Афазия и сходные расстройства речи. Основные выводы).

Как показывают эксперименты, в речевом мышлении душевнобольных не происходит обобщение. Вместо нахождения сходства между предметами больной пытается ввести их в общую ситуацию. Поиски общего названия для группы предметов не приводят к результату, и испытуемый снова соскальзывает на описание различий.

Разрушается структура умозаключения: отказ от решения задачи, отказ принять условие задачи как исходное для рассуждения. Все рассуждения производятся вне условий задачи. Вместо умозаключения больной обращается к личному опыту.

Александр Лурия

Говоря о речи душевнобольных, мы снова встречаемся с А. Р. Лурией (“О патологии грамматических операций” 1946; “Травматическая афазия” М., 1947; “Восстановление функций мозга после военной травмы” М. 1948 и др.).

Как и тогда, когда он работал с представителями устной культуры, Лурия находит точные приемы для исследования механизма речи у больных афазией.

Прежде всего он обнаруживает, что душевнобольные не относятся сознательно к речи: у них отсутствует обращение к природе языка как такового, помимо вещественного (обыденного) значения. В разговоре о языке они соскальзывают со слова на смысл, с формальной стороны речи на ее вещественное содержание.

Заметим, что аналогичное бессознательное отношение к языку свойственно всему гнозису. Достаточно вспомнить критику недостаточности слов и понятий у митр. Антония (Храповицкого) или А. И. Осипова, когда автор явно не понимает, что его речь – это тоже речь.

Операции типа подсчета слов в фразе или букв в слове кажутся афазикам «слишком «теоретическими», оторванными от непосредственной практики, а следовательно, непонятными, и больной, вместо того, чтобы сделать предметом своего сознания фразу, понимает ее как инструкцию непосредственно исполнить то, что в ней говорится… Фраза понимается больным лишь как инструкция к непосредственному осмысленному действию; речь существует в данном случае лишь в непосредственной связи с практической деятельностью больного, но отнюдь не как процесс, который может сам быть предметом сознания» (А. Р. Лурия). Данная аналогия позволяет увидеть, что и в политической речи отсутствие критики тесно связано с практической направленностью речи. Такая речь становится автоматической.

Пример подсчета слов: ««Я – ехал гулять – сидел – в саду… это шесть. Вернулся домой и отдохнул, – это седьмое». Соскальзывание со слова на смысл, с формальной стороны речи на ее вещественное содержание проявляется здесь особенно ясно».

Опыты с грамматическими определениями ясно демонстрируют бессознательное отношение больных к речи: «Слово совершенно выходит здесь из системы грамматических понятий и начинает восприниматься только как носитель непосредственного значения. Именно поэтому все слова, смысловая сторона которых носит характер действенности, относятся к глаголам, слова с предметным характером – к существительным; существительные же, лишенные предметного характера, наши больные всегда отказываются классифицировать, относя их к сомнительным».

«Как правило, изменение формы (особенно падежа у существительных), сразу же меняло и отнесение слова к грамматической категории… Вопрос, с помощью которого больной пытается в силу прежних школьных навыков установить грамматическую категорию, начинает направляться не на подлежащее анализу слово, а на связанные с этим словом предметные отношения… «Бумага – существительное. – Почему? – Существительное «кто – что». – А солнышко? – Прилагательное. Мое солнышко. – А плач? – Глагол».

То же демонстрируют и опыты с анализом отношений слов в фразе: «Вместо отнесения вопроса к форме слова больной обычно относит его к смысловым связям, которые стоят за словом; вместо анализа грамматических отношений он дает анализ значений».

Под рубрику бессознательного, некритического и в то же время прагматического отношения к языку подпадают все проблемы у больных с самоанализом и распад произвольных операций над речью. Лурия верно утверждает, что «произвольно оперировать словом – значит прежде всего иметь отношение к слову, делать слово предметом своего сознания; иметь же отношение к слову – значит обладать известным уровнем обобщения, позволяющим поставить речевые явления в известные отношения между собой, сделать их частями единой системы».

На основании экспериментов, в которых предлагалось исправить неправильное согласование («Пароход идет по водой») и объяснить, в чем ошибка, Лурия делает вывод о том, что форма синтаксической конструкции со сдвигом в способе передачи не может стать предметом сознания больного и его произвольной деятельности.

Подобным образом и патологичность политической речи выражается в невозможности ее произвольно пересказать, отнестись к ней сознательно. Такая речь допускает лишь автоматическое воспроизведение. Еще одно свойство политической речи – это невозможность отнестись к речи как к единой системе.

Продолжение следует

Роман Вершилло

Помочь проекту

СБЕРБАНК
2202 2036 4595 0645
YOOMONEY
41001410883310

Поделиться

Письмо сто одиннадцатое

св. Тихон Задонский. Письма келейные Како Иисус Сын Божий, Спаситель наш, вся укорения, поношения, досады, порицания и хуления, от Иудеев наносимые Ему, претерпел, видел ты несколько, однакож тебе еще о

Духовные основы жизни (1884 г.)

Своеобразный “катехизис” воззрений крупнейшего русского модерниста В.С. Соловьева, составленный в 1882-1884 гг.

По разделам

Один ответ

  1. Я бы сказал, с одной стороны существует синдром полной беззащитности больного перед модернизмом. С другой стороны сам модернизм сводит здоровую личность с ума, сам убивает иммунитет личности перед безумием. И тот и другой процесс четко прослеживается клинически. Они ищут и находят друг друга. Вот в чем его инфернальный ужас. Ведь не ищет же блудник вирус СПИДа! А тихий шизофреник выуживает на Ю-тубе патологические речи и становится их транслятором. С другой стороны циник, политик, беря “на вооружение” политическую речь, штампы и т п – не просто фатально глупеет по сравнению с собственным детством, но становится клинически неадекватным. С таким человеком избегают бытового общения.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.