Лжемиссионерство – это привычный, даже технологический, эпатаж и кощунство. В вывертах того же о. Кураева нет ничего из ряду вон выходящего, как нет ничего смешного в клоунаде, как профессии.
Публика плачет, смеется, возмущается, а за кулисами разлиты усталость, цинизм, разочарование…
Банальность лжемиссионерской клоунады успешно скрывает ее центральное место в идеологии Нового времени. Это, конечно, парадокс, когда маргинальное и тривиальное становится центральным и мирообразующим. Но таков мир, в котором мы живем, мир, в котором торжествуют страшные или скучные клоуны.
Вместе с тем, пресловутая упрощенность модернистской проповеди, доходчивость, которой гордятся и сами лжемиссионеры, есть чистый миф. «Понятность» – лишь лозунг, который скрывает непроницаемое идеологическое содержание, что не значит, что лжемиссионерство непременно ускользает от христианской оценки.
Другое дело, что здесь шоу делает публика, а не актеры. В этом смысле лжемиссионерство даже более полно воплощает в себе идеалы «массовой религии», чем богословский модернизм Владимира Соловьева и других «теоретиков».
Чтобы быть миссионером, не нужно обладать никакими специфическими знаниями и умениями, а одной только всечеловеческой отзывчивостью. Здесь таится и опасность для жизненного успеха лжемиссионера, поскольку всечеловек нравится или всем, или никому. Он всегда отчаянно балансирует между экстазом и отчуждением, между манией и отчаянием.
Лжемиссионерская пропаганда схватывается буквально на лету. Но вот еще одно недоумение: она усваивается только некоторыми, пусть и многочисленными, людьми. Остальные, в лучшем случае, озадаченно чешут в затылке.
Для кого-то лжемиссионерские методы, речи и действия непосредственно понятны, а для кого-то – непонятнее иероглифов майя. И вот тут нам приходится вспомнить о том, что происходит не за кулисами, а в зале. Вспомнить об удивительном разломе в человечестве, который создан двумя противоположными «благими вестями»: Евангелием Христовым и – «благой вестью» града земного.
Почему же так происходит, что идеологические продукты для одних понятны, потому что приемлемы, а для других непонятны, потому что неприемлемы?
Потому что о лжемиссионерской аудитории, потешающейся в бархатных креслах и на скамейках, следует говорить по крайней мере как о равнозначных деятелях лжемиссионерства.
Здесь действует своеобразная спайка и не менее своеобразная разобщенность: перед нами, «стадо независимых умов», каждый из которых думает, что он поступает не как все, свободно и вызывающе. Те, кому понятно непонятное, составляют компактную, но с трудом узнаваемую, и – обширную, но предельно разобщенную группу населения.
Не все люди готовы слышать учение о Боге, не все готовы принять Истину,- и это очень важное утверждение. Оно означает, что для христианской проповеди есть одна существенная преграда, которую нельзя ни разрушить извне, ни обойти, ни уговорить ее исчезнуть.
Эта преграда именуется в Писании «глупостью» (Притч. гл. 9). Это невежество в учении Церкви, и, наконец, это бесстыдство тех, кто зная Истину, ее попирает.
Лжемиссия преодолевает не невежество и глупость человеческую. Она преодолевает целость души, заставляя принять Истину как ложь.
Почему?
Потому что это технологически целесообразно.
Роман Вершилло
