Задать на один вопрос больше

И разумная, и патологическая речь по-своему удивительны. Каждая из них сообщает меньше и больше, чем можно ожидать, причем эти “меньше” и “больше” противоположны.

Разумная речь не дает обладания тем, о чем говорит, а сообщает знание. Понимание разумной речи открывает душу человека пред Богом и Его законом. Человек начинает из малого понимать многое, из части – всё.

Патологическая речь действует напротив. Она обещает не знание (“знание не нужно”), а прямо овладение предметом, о котором говоришь и слышишь.

Говоришь ли о коммунизме или о Церкви будущего: они уже твои в каком-то отношении. И это всего лишь один пример овладения миром с помощью патологической речи. Есть еще и софистика, которая якобы управляет душами слушателей, и другие способы гностического овладения миром.

Человек овладевает лишь вымышленным миром и дорого платит за эту мнимость. Такой человек демонически закрыт от того мира, который создан Богом и в котором нет и никогда не будет коммунизма или Церкви будущего. Патологическая речь замыкает человека в созданном им мире и укрывает от Бога, как горы и холмы в день Суда (Лк. 23:30).

Он перестает понимать то, что явно. Слыша о малом, он нисходит до ничтожного и вовсе несуществующего. Он патологически рассуждает о священном, и дерзко руководит своим и чужим спасением.

Разумная речь как бы не смеет прикоснуться к предмету, и в особенности к предмету веры. Она сообщает разумному уму истинное знание, которое выше любого осязания. Благодаря этому на разумной речи можно говорить о любом предмете, но в конце рассуждения дополнительно задать вопрос о сути.

Как задать еще один вопрос

Попробуем показать, откуда возникает дополнительный вопрос.

Да, ужасно современное положение Русской Церкви, реформируемой насилием и обманом. Однако недостаточно увидеть это, потому что это не последняя истина, которую мы должны обнаружить для нашего спасения.

Мало описать случаи отступничества и ими совокупно возмутиться. Такого рода истины – не религиозные и не общие, а всего лишь верные факты и их справедливые эмоциональные оценки.

От христианина требуется понимание своего долга внутри этой ситуации, потому что все это происходит пред Лицем Божиим. Иначе, увидев безобразие, человек будет инстинктивно переходить к действию, да и не к действию даже, а к мечте о действии.

О творящемся безобразии боязно думать. Больше всего мы боимся не получить никакого ответа, или ответ страшный, невыносимый. Поэтому на печальные новости мы реагируем привычно, не задумываясь, через компромисс или агрессию.

Современное положение Русской Церкви вызывает непроизвольное желание что-то сделать, и, в том числе, задать вопрос: “Что делать?” Попробуйте ответить на него, и вы увидите, что он вызывает ряд ответов: печатно обличить, написать в Синод, скверно выругаться, уйти в раскол и т.д. и т.п. Все эти ответы неверны, хотя и в разной мере.

У человека всегда есть возможность сделать на один шаг больше, чем того требуют инерция и страх. Так что же делать? Всего лишь задать еще один правильный вопрос.

На этот вопрос мы получим ответ, который будет последним в цепи рассуждения. Он тоже страшен, этот ответ, потому что его нельзя не принять, нельзя перетолковать в светском смысле.

Обычно человек считает бесполезным такой вопрос, ответ на который оставляет его беспомощным. Мы не хотим оказаться в тупике, и это простительное чувство. И все же они существуют, тупики, созданные людьми в Божием мире.

Вопросы большие и малые

Надо различать вопросы большие и малые.

Больших вопросов немного, и на каждый из них есть только один ответ, который неоспорим для разумного человека. Верный ответ на большой вопрос дает знание и останавливает всякое исследование.

Малым вопросам нет конца, а увлечение ими говорит о болезни многознания. На малые вопросы возможны различные, но не противоположные ответы.

Малые вопросы вполне допустимы в своем месте. Можно, например, спросить: “Проф. А.И. Осипов – еретик или нет?”, но рассуждение не должно этим завершаться. Чтобы уйти от многознания и многословия, поставим в конце тот или иной большой вопрос.

Допустим, мы выяснили, что А.И. Осипов еретик, то есть доказали, что его тезисы совпадают с осужденными Церковью. Это очень хорошо, и это можно приветствовать. Мы только считаем этот результат весьма незначительным. В лучшем случае это глубокая середина некоторого рассуждения, которое в конце концов может оказаться ложным.

Антимодернизм проверяется на Христианскую подлинность не этим суждением о лицах, а тем, что антимодернист спрашивает: “Как понимать тот факт, что Церковь XX – XXI веков не анафематствует этого еретика, а напротив его награждает и держит в качестве преподавателя богословия?”

Есть основания считать А. И. Осипова не еретиком, а неверующим. У этого вывода есть свои достоинства. Он проще и прямее, и к тому же из него видна социальная сущность явления. И все равно рассуждение на этом не может остановиться, оно ведет с большому вопросу: “Как понимать этот факт?”

Вспомним анафематствования в Неделю Православия. Вместе с еретиками анафеме там преданы революционеры, не почитающие власть царей богоустановленной, и атеисты, отрицающие бытие Божие и Промысл.

Итак, всех марксистов можно считать еретиками, а можно всех модернистов рассматривать как идеологов, то есть атеистов и революционеров. Но дело все равно не в этом, а в следующем вопросе, который должен довести нас до полной очевидности и ясности.

Все задаются большими вопросами

На самом деле малыми вопросами никто не ограничивается. Верующие и неверующие, православные и модернисты пытаются так или иначе задать центральный вопрос, вопрос веры. Просто вера у них разная, и центральный вопрос звучит для марксиста не так, как для модерниста. Будь же осторожен! Твой “последний вопрос” разоблачает суть твоей веры.

“Что делать?”

Допустим, ты спрашиваешь: “Что делать?” с Церковной реформой или экуменическим предательством. Значит, центральным пунктом твоей веры является не вера, а действие. Вопрос “Что делать?” символизирует здесь твое страстное желание овладеть ситуацией.

Вопрос “Что делать?” неверен, если воспринимается как последний, эсхатологический. Спрашивая “Что делать?”, человек предполагает, что есть выход из любой ситуации, а это не так. Стоит предположить, что выхода нет, и всё становится на свои места.

Мы не получаем разумного ответа на вопрос “Что делать”, и нам приходится вернуться к основаниям. Может быть, вопрос задан неправильно. А если правильно, то почему мы боимся на него ответить?

В конце концов это тоже ответ, и не самый плохой: “Нет ответа”. И тогда последний вопрос будет звучать так: “Почему на этот вопрос нет ответа?”. Или, возвращаясь к нашему примеру с А.И. Осиповым: “Почему в прежние века православные знали, что делать с еретиками, а сейчас не знают?”

Чтобы ответить на такой идейно-исторический вопрос, мы придем к обобщениям, в свете которых фигура Осипова окажется незначительной, то есть такой, какова она есть на самом деле.

Стоит ли задавать столь сложный вопрос? Давайте поразмыслим.

Ведь мы хотели “что-то сделать”: то есть устранить Осипова из Церкви или хотя бы испортить ему настроение, не правда ли? Тогда никакие вопросы и ответы впрок не пойдут, а нам следует срочно лечиться от глупости и жестокости.

Большие вопросы – вопросы о сущности

Мы столько говорили о вопросах и ответах. Не пропагандируем ли мы тем самым многознание?

Не обязательно. Мы должны спрашивать из любви к истине, и поэтому задавать такие вопросы, на которые нельзя ответить действием, которые касаются сущности предмета и останавливают всякое любопытство. Мы задаем вопросы христианско-философские: о порядке и беспорядке в душе человека, в обществе, в Церкви.

Знание направлено к ясной цели. Оно образует порядок в душе, воспитывает душу в ее открытости пред Богом. Для этого и стоит изучать духовные болезни нашего века, то есть исследовать, какими способами в антимодернизм и модернизм проникает гностическое безумие.

И это тоже большой вопрос.

Роман Вершилло