Вернемся к письму, которое мы разбирали вначале. Из него мы увидели, что в современной Церковной жизни что-то не так, и не в деталях, а по ее религиозной сути.
Сообразование с ложью
Наш корреспондент привел два примера неубедительных слов одного священника: о католической обрядности и о спецоперации России на Украине.
Вместо речи пред Богом, во Христе (2 Кор. 2:17) священник выступает перед людьми, сообразуя мысли и слова с обстоятельствами. Он сообщает ложь, но как неправославного его почему-то не разоблачают. Он, в конце концов, побеждает своим смирением даже несогласных с ним.
Мы выяснили, что от разоблачения его защищает самообман, а точнее – вера самообмана.
Патологическое сознание
Вера самообмана – не случайный порыв. Это духовно патологическое состояние, структура сознания, которая является социальным фактором.
Патологическое сознание отличается от здравого тем, что способно ужиться с такими саморазрушающимися фактами сознания, как вера самообмана и другими.
Патологическое сознание неустойчиво и знает об этом, и благодаря этому успешно сопротивляется всем попыткам его излечить. Оно сообразуется со своими и чужими мнениями, чувствует свою свободу творить все, что хочет.
Патологическое сознание создает свой новый общественный мир, который мы называем: «вторая реальность». С анализа второй реальности мы и начнем наше возвращение к порядку в душе.
Реальный мир
Прежде всего надо помнить, что все человеческое происходит в реальном мире, перед Лицем Божиим. Все существенно человеческое совершается по-настоящему и имеет отношение к самому основанию бытия человека.
Невидимый закон
В чем возникает затруднение? В том, что предметом обсуждения является невидимое.
Конечно, в Богослужении и обрядности, в идеологии и военных действиях есть что-то видимое, но оно не позволяет нам убедиться: истинно или нет это видимое. Поэтому, например, православное богослужение может совне исследовать и модернист о. Желтов, и униат Тафт, и сектант о. Кочетков.
Исследуя видимое, например, ход спецоперации России на Украине, нужно опереться на невидимый закон:
Кто намерен говорить с умом, те должны крепко опираться на общее для всех, как граждане полиса – на закон, и даже гораздо крепче. Ибо все человеческие законы зависят от одного, Божественного: он простирает свою власть так далеко, как только пожелает, и всему довлеет, и все превосходит.
Гераклит
В частности, справедливая война – это моральная реальность. Да, справедливость невидима, но тем легче в ней убедиться и тем тверже ее надо держаться. Как пишет Аристотель, «знание нематериальных предметов тождественно предмету знания», или, в другом переводе: «Умозрительное познание и умозрительно познаваемое – одно и то же».
Тем более это относится к христианской вере, уповаемых извещению, вещей обличению невидимых (Евр. 11:1), потому что здесь невидимое – вечно (2 Кор. 4:18).
Почему трудно сохранять верность закону?
Хотя все настолько ясно, определенным людям это кажется затруднительным. Почему-то трудно признать, что невидимый закон повелевает и тебе, судит и твое сознание тоже.
На уровне разговоров такой невидимый закон отвергать легко, но человек рано или поздно убедится, что он не свободен, не сам себе хозяин в этом мире. Встретившись с этим очевидным фактом, человек переживает стресс. Тогда он либо просыпается для жизни в реальном мире, либо у него рождается патологическое сознание со всей его психопатологической начинкой.
Над схваткой
В наши дни патологическое сознание активно продуцирует антивоенную пропаганду, предлагая христианам встать над схваткой.
Что значит быть над схваткой? Значит быть в выдуманной реальности, которой нет.
Кто осмеливается предлагать христианам переселиться мыслями туда, где ничего нет? Создатели второй реальности, решающие все судьбы века, как, например, скромный протоиерей Степанов из Петербурга, осуждающий спецоперацию, но предлагающий подождать и посмотреть, чем все кончится.
Религиозный модернистский взгляд на вещи
Наверно, следовало бы подробнее рассмотреть эти случаи патологии духа, но для нас сейчас важно, что это не личное уклонение.
Модернисты уходят от моральной определенности, и думают, что в этом и состоит религиозный взгляд на вещи. Тут мы видим религиозное модернистское сознание как разновидность патологического. Отсюда все эти тезисы:
- Церковь вне политики.
- В Церковь ходят люди всех политических убеждений.
- Церковь призвана объединять людей вне зависимости от их политической ориентации… Церковь открыта для всех.
Модернисты полагают, что «церковность», в которую уверовали верой самообмана, защищает их от нравственной определенности. На самом деле происходит совсем другое. Их сознание не может перенести суда над ним и саморазрушается, становится патологическим.
Сообразование с ложью оказывается болезненным и не проходит бесследно. Оно приносит смерть душе.
Вера и знание
Откуда возникает необходимость верить недостоверным истинам? Почему бы не обратиться к самой реальности, и проверить: есть ли что-нибудь вне политики, есть ли что-нибудь над схваткой, открыта ли Церковь для всех?
Реальность – она тут же, рядом, только руку протяни.
Следовательно, патологическое сознание не безвинно. Оно не заслуживает сострадания как больное, потому что верит и не верит в истину. Оно знает истину и ее не знает.
- Чтобы не верить, патологическое сознание признает необходимость сначала поверить верой самообмана, верой светской, уверенностью помимо веры.
- Чтобы не знать, оно должно сперва узнать истину, которую не хочет знать.
Как писал о. Серафим (Роуз):
Сам феномен Апостасии, феномен отпадения от Истины, заключается в том, что люди не могут свежо воспринять Благовестие. Они уже слышали о нем, и у них есть прививка против него.
По стопам св. Патрика, просветителя Ирландии
Почему модернисты находятся в Церкви?
Мы не можем выдавить модернистов из Церкви и не можем уговорить их не разрушать Церковь.
Мы недоумеваем: зачем идти в Церковь, чтобы ее разрушить? Зачем лгать на истину, если для тебя истина не имеет значения?
Незнающих мы бы могли научить. Неверующим могли бы проповедать истину. А так модернисты ни для чего не годны, не поддаются никаким убеждениям, оберегая свое патологическое сознание от прикосновения к реальности.
Они веруют верой самообмана и знают истину ровно настолько, чтобы попирать ее ногами своими, обращаются к Церкви и терзают Ее (Мф. 7:6).
Как нам вернуться к порядку в душе?
Наш разговор о плохой вере был бы бесполезным, если бы мы пришли только к тому выводу, что модернисты в Церкви непобедимы. Наряду с модернистами существуют и православные.
Для православных непросто сохранить порядок в душе, столкнувшись с модернистами. Теперь мы несколько глубже чем раньше понимаем, в чем тут затруднение.
Различие между нами и модернистами не такое, как между верующими и неверующими
Модернисты знают о том, что мы существуем в Церкви рядом с ними. Они знают о нашей вере. Им известно то же, что и нам.
Поэтому не может быть программы по обращению людей из плохой веры. Не существует и метода, как обратить самого себя к вере, исправить и спасти себя самого. В отличие от плохой веры, мы веруем во Христа-Спасителя, а не в то, что мы верующие.
Значит, нам предстоит не беседовать с модернистами диалектически или проповедовать им истинное Православие, а бороться с ними ради истины.
Таким образом, мы приходим к простому различию истины и лжи в душе и к простому различию людей в Церковной и общественной жизни. Это можно считать христианским философским выводом из рассуждения о плохой вере.
2 Responses
Отец Анатолий сожалеет о том мире , в котором он жил удобно и счастливо и боится настоящей реальности, где ему будет одиноко и страшно. То, что в прежней жизни “братский народ” мучил и убивал ни в чем неповинных людей – не касалось близко сердца священника , но то, что теперь будет труднее жить и работать – это действительно вызывает серьезное беспокойство пастыря.
Как говорилось в одной рекламе , столь любимых батюшкой 90-х годов прошлого века: иногда лучше молчать, чем говорить…
Я пришёл в Церковь из абсолютно атеистической среды, все мои бабушки и дедушки были идейными коммунистами, хотя не без христианского фольклора, даже портрет Ленина у нас висел в красном углу. Поэтому идея монархии казалась мне невероятной дикостью. Но, чем больше я познавал Православие, тем очевиднее мне становилось, что нельзя быть одновременно христианином и либералом, верящим, подобно сатанисту, в равноценность и относительность добра и зла, и нельзя быть коммунистом, признающим допустимость ради “великих целей” геноцида русского духовенства и русского крестьянства. Вообще нельзя быть материалистом и гуманистом в любой форме.
Я не понимаю, почему церковные власти никак не реагируют на действия тех священников, которые из политических соображений предают Христа, заявляя о возможности совмещать веру в Христа с материализмом и сатанизмом.
Это не ересь, это хуже ереси!