Христианский суд и неосуждение
Толкование, определение и доказательство составляют одно действие судящего ума, хотя между ними есть различие в способе выражения.
Истинное именование вещей постоянно, и это дает нам возможность не ограничиваться звуками, а толковать смысл слова, обнаруживая, что истинный разум у всех один и тот же. И мы идем в определениях к тому, что существует или может существовать.
Из всего этого вытекает, что истина принудительна для ума, и никто из нас не властен над своими мыслями. Как говорит св. Григорий Богослов, «мы научились как побеждать убеждениями разума, так и уступать над собой законную победу».
Человек – существо словесное, носитель смысла. Это его сущность, и, следовательно, он таков, каковы его мысли.
Принудительность истины (то есть словесность, разумность человека) ярче всего выражается в доказательстве.
Доказательство истины возможно, и хотя сущность неизобразима словами, но становится очевидной благодаря доказательству:
О сути [вещи] хотя и нет ни силлогизма, ни доказательства, но тем не менее она становится очевидной посредством силлогизма и доказательства. Таким образом, с одной стороны, без доказательства нельзя познать суть того, причина чего есть нечто другое, а, с другой стороны, для нее нет доказательства.
Аристотель
Доводы, предлагаемые в доказательстве, касаются и слов, и смысла. Аристотель возражает философам-стоикам:
Нелепо полагать, будто доводы, касающиеся слова, и доводы, касающиеся смысла, разные, а не одни и те же. Ведь что значит «не касается смысла», как не то, что употребляют слово не в том значении, с каким спрошенный согласился и в каком, как он полагает, его спросили. Это и значит касаться слова. А касаться смысла – значит употреблять слово в том значении, какое имел в виду [отвечающий], когда давал свое согласие.
В доказательстве мы доказываем смысл и внешнее выражение, при том, что есть доказательства, против которых не действуют никакие возражения:
Всегда можно выдвигать возражения против внешнего выражения, но не всегда – против внутреннего смысла.
Аристотель
Наконец, сам человек есть отдельная сущность. Следовательно, у человека всегда остается фактическая возможность возражать против истины, даже если она доказана.
Таким образом, мысль, толкование, определение и доказательство оказываются одним и тем же действием: судя других, мы судим себя, и наоборот.
Мы толкуем смысл слов другими словами, даем определения сущности, мы доказываем Истину. Какую Истину? Ту, которую содержим в своих мыслях и которая в наших мыслях судит нас.
Так как судим мы общим умом, а не отдельным, то мы ожидаем, что произнесенный нами суд, наши мысли, изложенные в словах будут правильно истолкованы. В суде мы находим согласие, когда каждый подчиняется общему уму, или раздор, когда кто-либо не подчиняется.
Не будь у нас согласия в словах, мы бы его нашли. Наша речь предоставляет для этого все возможности. Поэтому мы спорим не о знаках и свойствах, а о сущности вещей и здесь расходимся.
Когда мы начинаем беседу, то идем к смыслу и к предмету обсуждения, и того же ожидаем от других. Мы требуем от себя понимания чужой речи. Но мы требуем и того, чтобы нас понимали. А если мы не понимаем или нас не понимают, то мы готовы к дальнейшим объяснениям, например, изложить мысль другими словами.
При этом мы готовы осудить человека по его существу, если не обнаруживаем согласия с истиной. И точно так же мы готовы осудить и самих себя, если наши мысли с Истиной не согласны.
Даже в самом простом обсуждении мы идем к самому основанию вещей: к согласию души с реальностью, созданной Богом, или к злому намерению говорящего.
Поэтому в диалоге мы исследуем не только значение слов и фраз, но и намерение говорящего и пишущего:
Не должно рассматривать отдельно взятые слова, так как это повлечет за собою много погрешностей; равным образом не должно исследовать и отдельно взятого изречения, но необходимо обращать внимание на намерение пишущего. И в наших разговорах, если мы не будем употреблять этого способа и доискиваться истинной мысли говорящего, то мы возбудим много недоразумений, и весь смысл речи извратится.
св. Иоанн Златоуст
Так и в исследовании дел мы не упираемся только в сами дела, но смотрим на намерение делающего:
Да и что говорить о словах, когда и в делах, раз мы не будем следовать этому правилу, все придет в совершенный беспорядок? В самом деле, и врачи режут тело и рассекают некоторые кости, но то же самое делают часто и разбойники. Какое же было бы несчастье, если бы мы не могли отличить разбойника от врача! Равным образом, человекоубийцы и мученики, предаваемые мучительной смерти, претерпевают одинаковые страдания, но между теми и другими несомненно великое различие. Если же мы не будем соблюдать указанного правила, если будем исследовать одни только дела, не принимая во внимание намерения делающих, то мы не будем в состоянии видеть указанного различия, но назовем человекоубийцами и Илию, и Самуила, и Финееса, а Авраама назовем, пожалуй, и детоубийцею.
св. Иоанн Златоуст
Наконец, заметим, что без единого внутреннего и внешнего действия толкования, определения и доказательства было бы невозможно никакое научение вере. Ведь судим же мы об истинах веры и с полным основанием требуем единомыслия, и угрожаем наказанием, если единомыслия нет.
Как мы видим, в этом мы не совершаем никакого насилия. Слова свидетельствуют о мыслях говорящего, а мысли – это и есть сам человек: его добрая или злая воля.
Следующая глава Примеры толкования
