Речь нужна для толкования

Христианский суд и неосуждение

Сильные и слабые стороны слова совместно служат для толкования, делают его точным и безопасным для целости текста и души толкователя.

С одной стороны, толковать трудно, но, с другой, вполне возможно.

Сначала кажется, что слова, скорее, затрудняют общение, чем помогают. Однако это оттого, что слабость слова становится заметна в начале общения, когда мы еще неясно понимаем, что говорит собеседник. Но, в конце концов, слабость слова оказывается вполне преодолимой.

Затруднения

Затруднений, то есть слабых сторон слова, на первый взгляд, больше, но зато все они понятные и преодолимые.

Например, трудно исследовать не только слова и фразы, но и намерение говорящего и пишущего.

Затруднительно не смотреть просто на букву, но отыскивать то, что подразумевается, например, в иносказаниях:

Значит, домостроительство спасения нашего началось еще до пришествия (Христа); значит, имея это в виду, Павел и сказал: «как мудрый строитель, положил основание» (1 Кор. 3:10), и в другом месте: «Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос». Видишь ли, что примеры нужно понимать не просто, но должно отыскивать в них подразумеваемое? (Апостол) говорит здесь при помощи примеров, как и Христос, когда представлял Отца земледельцем, а Себя корнем.

св. Иоанн Златоуст

Все это и многое другое в нашей речи опасно и трудно, но может быть преодолено с помощью толкования. Наши слова: мягкие или резкие, странные и обычные, двузначные метафоры и однозначные термины, – все их надо понимать, правильно истолковывать. В этом нашем требовании нет ничего незаконного или новаторского. Этого требует любая человеческая речь.

Двойственная – слабо-сильная – природа слова делает возможным его понимание, то есть толкование в своей душе. Благодаря слову мы понимаем то, что говорят другие. Наши собственные слова – и внутренние, и внешние – должны быть понятны нам самими. Из двойственной природы слова вытекает и возможность уклониться в пустословие, когда люди «не понимают, что говорят и что утверждают» (1 Тим. 1:7).

Поэтому, с одной стороны, нельзя понять, пока тебе не объяснят: «Как могу разуметь, если кто не наставит меня?» (Деян. 8:31). Но с другой стороны, понимание в душе – это уже некоторое толкование. Итак, понимание – это внутреннее толкование, а толкование слова в диалоге – это обнаруженное понимание.

Искусство чтения

Толкование (герменевтика, экзегетика, ἑρμηνεία (1 Кор. 14:26)) представляется сложной и ответственной научной дисциплиной. Действительно, толкование – не какой-то произвол, незаконное действие разума. Без него было бы невозможно никакое научение вообще. Без единого действия «толкования / понимания» нельзя было бы увериться и в истине Откровения.

И все же толкование – это, скорее, искусство чтения, чем наука. Именно как искусство чтение доступно всем грамотным, всем желающим избавиться от неграмотности и, в конечном счете, всем наделенным даром речи.

Искусство чтения предстает перед нами как суд над сказанным и помышленным. Как таковое, оно сводится к простым и естественным действиям:

• Мыслить,
• Мыслить верно.
• Желать мыслить и желать убедиться в том, что мыслишь верно.
• Уметь в этом убедиться, а для этого есть приемы, которым нужно учиться.

Далее верную мысль надо уметь правильно высказать в своей душе (внутренним словом) и вовне.

Мы судим свои мысли, должны уметь судить и убедить других, доказать им правоту, свое желание и умение верно мыслить.

Таким образом, в нашем изложении мы рассматриваем искусство чтения как разновидность искусства суда (ars iudicandi).

Слово – знак. Слова сообщают нам не слова, а смысл

Как мы уже говорили, в слове нас интересуют не звуки, а смысл. То есть мы не ползаем по поверхности слов и вещей, а толкуем их.

1. Мы говорим не о словах, а о самом предмете.
2. Слово – знак, указывающий на предмет. И мы идем туда, куда указывает этот знак

Следовательно, толкование состоит не в замене одних слов другими, а в выяснении того, на какой именно предмет они указывают. К этому понуждает нас блж. Августин:

Я добиваюсь не того, чтобы ты одно вполне известное слово заменил другим, также вполне известным словом, имеющим то же самое значение… Ты, по крайней мере, понимаешь ясно, что объяснял известнейшие слова такими же известнейшими словами, то есть знаки – знаками, между тем как я желал, чтобы ты показал мне, если можешь, то именно, знаками чего они служат.

Мы толкуем не звуки звуками, а говорим об означаемом звуками. Св. Дионисий осуждает тех, кто остается только при звуках,

которые воспринимают пустые звуки вместо того, чтобы пропускать их мимо ушей, которые они затыкают, не желая знать, что означает такое-то выражение или как следует его пояснить иными подобозначными оборотами, ближе объясняющими его значение. Таковые слепо подчиняются буквам, бессмысленным знакам и непостижимым выражениям, не проникающим в разумную область их душ, но вне жужжащим вокруг их уст и ушей. Как будто бы нельзя было число «четыре» выразить как «дважды два» или прямую черту назвать простой, а материнский край – отечеством, или многие слова заменить иными, в какой-то мере равнозначущими.

На первый взгляд, в такой замене одних слов другими и состоит толкование. И если рассуждать на уровне звуков, толкование будет выглядеть бессмысленной и даже нечестной процедурой. Например, ты излагаешь мысль проф. А.И. Осипова, как ты ее понял, а тебе отвечают, что он этого не говорил.

На самом деле, мы не гоняемся за именами и не об именах спорим. Мы спорим о вещах, как они есть, но для этого нам и нужны слова. Причем разность между именем и именуемым нам не только мешает, но и делает возможным понимать мысль и, через нее, суть вещей:

Когда столько разности между именами и именуемыми, для чего ты так много раболепствуешь букве и предаешься иудейской мудрости, гоняясь за слогами и оставляя вещь? Если ты скажешь: «дважды пять», «дважды семь», а я из сказанного выведу: «десять» и «четырнадцать», или, если животное разумное смертное заменю словом «человек», то неужели подумаешь, что говорю вздор… Как здесь смотрел я не столько на сказанное, сколько на разумеемое, так не преминул бы выговорить и другое что-нибудь, если бы нашлось, хотя и не сказанное, или неясно сказанное, но разумеемое в Писании, не побоялся бы тебя – охотника спорить об именах.

св. Григорий Богослов

Слова сообщают нам не сами себя, а смысл, соединенный со звуками. Иначе говоря, из слов мы понимаем, как говорящий понял предмет, тем более если Говорящий – Сам Бог в Священном Писании.

Мы смотрим не на сказанное, а на разумеемое. И Сам Господь Иисус Христос часто дает «ответ не на слова, но на мысль пославшего» спросить (св. Иоанн Златоуст). Даже мы, поскольку можем понимать смысл слов, отвечаем на мысли собеседника, а не на слова.

Толкование, следовательно, состоит не в том, что мы толкуем одни слова другими словами, а словами толкуем смысл, передаваемый нам в словах.

Выражай между тем не слова словами, а смысл.

Гварино Гварини

Феноменологические законы

Как всякое искусство, искусство чтения имеет свои приемы, которыми читающий пользуется, насколько умеет. Но мы уже видим из только что сказанного, что эти приемы вытекают из природы слова и человека.

Приемы чтения – это своего рода феноменологические законы, которые позволяют упорядоченно извлекать из слов неслучайный смысл.

Эти законы верны, но не могут быть догматически доказаны, и они верны только при искусном их применении. Все они связаны с сущностью и судом над ней, обращают к сущности предмета и описывают мысль. Мы сталкивались с этими законами по ходу нашего изложения, и здесь перечислим их.

• Судим о сущности по
  • свойствам,
  • делам,
  • словам,
  • общему облику предмета, характеру лица.

Это означает, что мы судим:

• по малому о многом, то есть обо всем;
• по части о целом;
• по внешнему о внутреннем,
  • выражаемое наружно есть только избыток внутреннего;
• по явному о тайном;
• по видимому о невидимом;
• по известному о сомнительном и неизвестном:

Кто не знает, что всякое слово, заимствуя начала в явном и всеми познанном, сообщает чрез это вероятность сомнительному, и что не иначе может быть постигнуто что-либо сокровенное, как при руководстве к уразумению неизвестного тем, что уже признано нами?

св. Григорий Нисский

Общий ум

Мы сказали, что приемы чтения вытекают из самой природы человека. Действительно: способность указывать на сам предмет, заключать от внешнего о внутреннем, от малого о многом, способность сообщать словами смысл, а не слова, – все это принадлежит к самой природе человека. От общего ума некуда деться, иначе как перейдя в вымышленный мир, а кому он нужен?

Но что мы подразумеваем, говоря здесь о природе человека? Мы подразумеваем, что разум у нас общий со всеми людьми и переводчиком содержания этого общего ума служит человеческая речь:

То субъективно-разумное, которое существует в нас (то есть то, что разумом одарено и производит разумно-объективное, или следует ему), связывается некоторыми естественными узами общения с теми, с которыми у него этот разум общий. Но так как человек не мог бы установить прочного общения с человеком, если бы они между собой не разговаривали, и таким образом не передавали друг другу взаимно свои чувства и мысли, то это субъективно-разумное нашло нужным дать предметам слова, то есть некоторые служащие знаками звуки, так, чтобы люди, не могущие чувствовать своих душ, пользовались для установления между ними взаимного сношения чувством, как бы переводчиком.

блж. Августин

Собственно, вся европейская мысль, начиная с Сократа, исходит из возможности понять сказанное и написанное, и в конечном счете, понять свою собственную мысль, познать самого себя. Уже Сократ узнал, что это возможно, только если диалог будет разговором о сущности, а не только о словах, свойствах и делах. И он выяснил, что сущность вещей блага, потому что происходит из Блага, то есть Бога. И значит, в той мере, в какой сущность уклоняется от Блага, она не существует, уклоняется к смерти.

Люди могут путем диалога достичь согласия в смысле слов. Это также согласие общественное, единомыслие в политическом смысле.

Святые отцы согласны с этой основной мыслью, как это очевидно из истории Церкви и, в частности, Соборных деяний. Писанию и Священному Преданию незнакома мысль о том, что какой-либо вопрос нельзя было рассмотреть по существу, а нужно было бы блуждать по окружности. В нашем сочинении мы также старались это всюду доказать авторитетом Святых.

Следующая глава Речь нужна, чтобы давать вещам определения

Роман Вершилло