Рождение гнозиса: София в ПСТГУ

Мы все находимся под судом, помним ли мы это или нет, согласны или нет. Господь выносит непрестанный суд над твоими и моими мыслями, словами и делами. Этот суд непрерывно обвиняет или оправдывает. Пред Лицем Божиим и мы вынуждены непрестанно судить, обвиняя и оправдывая свои мысли (Рим. 2:15).

Обычно о суде Божием если и вспоминают, то во времена личных и общественных бедствий, на Исповеди, при нравственном выборе и в другие важные моменты.

А вот обыденная жизнь не требует от человека суда и мысли о суде. Человек садится у окна и наливает чай. Встает и чистит зубы. Он делает это в известной мере автоматически, и так проводит время своей жизни.

Ленин в октябре

Представим себе В.И. Ленина. В повседневной жизни, несмотря на небольшие странности, он не отличался от обычного русского интеллигента. Он носил сюртучную пару, часы в жилетном кармане. За обедом он использовал вилку и, как можно предположить, не резал рыбу ножом, не утирался рукавом и так далее.

И это совершенно натурально: обыденная жизнь не ставит даже перед эмигрантом и подпольщиком центральные вопросы. Он поступает в соответствии со своим воспитанием.

Заметить отклонения у Ленина можно было, только когда он решал существенные вопросы. Причем увидеть это можно было только извне, вне марксистского мировоззрения.

Василий: (читает письмо) И что делать с помещиками?
Ленин: Выгонять! Пусть выгоняют всех.
Василий: А вот брат дальше пишет: «Хотели их гнать, а потом решили и всех поубивали».
Ленин: Ага. Ну что же, очень толковое письмо.

С точки зрения человека, это бесчеловечно, а согласно партийной этике очень даже хорошо. Такие суждения составляют норму для образа Ленина, а всем рядовым советским гражданам служили примером.

Ключевые понятия

Итак, мы выделили несколько корневых понятий:

• Суд Божий.
• Суд человека над собой и над всем, что вокруг него.
• Сознание – память о Боге, суждение, выносимое пред Богом.
• Человек – образ Божий в человеке.
• Природа человека.

• Нечеловек – бесчеловечный человек.
• Образ недочеловека. Каждое направление гнозиса создает свой нормативный образ нового человека.
• Коллективные представления (патологическое сознание):
  • соответствуют тому или иному образу недочеловека. В марксизме свои, в модернизме свои;
  • стереотипны;
  • авторитетны.

Сознательная бесчеловечность

Благодаря этому набору понятий мы можем понять, как можно быть сознательно бесчеловечным. Теперь приложим эти понятия к Ленину, к его суждениям и действиям на основании суждений.

Если присмотреться к реальному историческому Ленину, то из его трудов видно, что все существенные вопросы он решал стереотипно. В критической ситуации Ленин обращался к собранию мысленных штампов, авторами которых были Маркс, Лассаль, в огромной мере сам Ленин и др.

Такое обращение к коллективным представлениям нельзя назвать бессознательным, но и сознательным его тоже не назовешь. Поэтому мы и называем его “патологическим сознанием”.

Человек ничего не сознает заново, не помнит, что он всегда предстоит пред Богом, ничего не предоставляет на суд Богу. В минуту стресса он рефлекторно обращается в хранилище готовых ответов и они звучат для него абсолютно авторитетно. Каждый мысленный штамп слышится ему как непреодолимый гностический приказ, звучащий внутри его сознания.

Этот механизм нужен для того, чтобы полностью исключить возможность обратиться к Богу и к первой реальности, Богом созданной. Тем самым гностик, как ему чудится, избегает суда над собой и своими мыслями.

Вот тогда-то и могут бессознательно совершаться государственные преступления. И за них теперь никто лично не отвечает, потому что у создателей ГУЛАГа и Освенцима нет человеческого сознания, которое могло бы за что-либо ответить.

Итак, картина такова: есть привычное поведение, где суд не нужен. Здесь все нормально, внешне прилично. В области жизни и смерти отказ от суда означает полное — духовное, интеллектуальное и нравственное — безумие.

Автоматизм, как сознательная бесчеловечность, распространяется на политическую жизнь, на жизнь духовную, то есть духовно патологическую.

К рефлекторной бессознательной деятельности теперь могут относиться священнодействие и молитва, проповедь и богословская лекция, философское исследование и художественное творчество. И здесь также человек забывает, что он судим и должен судить по правде. Такого человека, если он находится в Церкви, мы называем «модернистом».

София в ПСТГУ

Человек, живущий без сознания, может вести себя в точности как православный. В таком случае Православие выступает не как вера в Бога, а как социальная норма. А так как общество духовно больно, то эта норма изменчива и фальшива.

Православие из внешней и высшей Божественной нормы становится самооткровением личности, когда человек измеряет себя самим собой. Уход от суда, личный и общественный, является примером одержимости, когда человек уже не отвечает за свои поступки пред Богом.

Если вы думаете, что такие демонические процессы происходят где-то далеко, то вы ошибаетесь. «Явление самого себя» (эгофания) в противовес Богоявлению происходит в совершенно тривиальной атмосфере Свято-Тихоновского университета и во время ничем не выдающейся лекции мямлящего доктора богословских наук.

Вот 13 марта 2020 года отец Павел Хондзинский знакомит слушателей с откровениями Софии, которые пережил о. Сергий Булгаков, и сравнивает их с откровениями Софии Владимиру Соловьеву.

Отец Сергий Булгаков

Протоиерей Булгаков вспоминает о своем детстве:

Каждый дюйм весны, каждый миг пробуждения природы был нами измерен и возлюблен… (Природа) являлась царственно, тихо и прекрасно и приносила поэзию душе, будила в ней ее грезы. Как царица София, она являлась мне, вдохновляя и не объясняя, лаская и не устрашая, сокровенная в своей Красоте и прекрасная Ею. И детская душа навсегда услышала, узнала, возлюбила и отдалась этому видению.

И о храме в Ливнах, где служил его отец-священник:

Я не знал и не понимал, что это был столь же Софийный храм, как и Успенский собор в Лавре; я не знал тогда, что я получил имя, был крещен и духовно рожден в Софийном храме, причтен к лику служителя Софии Премудрости Божией Преп. Сергия. Я не знал, что все мои вдохновения, которым в будущем суждено было развиться в целую богословскую систему, в корне своем были всеяны в душу Промыслом Божиим в этом умильном храме.

Далее встреча с Софией происходит в 1923 году в Константинопольской Софии:

Это действительно София, актуальное единство мира в Логосе, внутренняя связь всего со всем, это — мир божественных идей. Это Платон, окрещенный эллинским гением Византии, это — его мир, его горняя область, куда возносятся души для созерцания идей. Языческая София Платона смотрится и постигает себя в христианской Софии, Премудрости Божией, и поистине храм св. Софии есть художественное, нагляднейшее доказательство и оказательство, явление св. Софии, софийности мира и космичности Софии. Это и не небо, и не земля, свод небесный над землею. Здесь не Бог и не человек, но сама Божественность, божественный покров над миром.

Владимир Соловьев

Теперь послушаем Владимира Соловьева, который «призывал Софию и видел ее трижды: в Москве в 1862 году, за воскресной обедней, будучи девятилетним мальчиком; в Лондоне, в Британском Музее, осенью 1875 года, будучи магистром философии и доцентом Московского Университета; в пустыне близ Каира в начале 1876 года».

1862

Лазурь кругом, лазурь в душе моей.

Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.

1875

И только я помыслил это слово,—
Вдруг золотой лазурью все полно,
И предо мной она сияет снова,—
Одно ее лицо — оно одно.

«В Египте будь!» — внутри раздался голос.
В Париж! — и к югу пар меня несет.
С рассудком чувство даже не боролось:
Рассудок промолчал, как идиот.

1876

Дышали розами земля и неба круг.

И в пурпуре небесного блистанья,
Очами полными лазурного огня
Глядела ты, как первое сиянье
Всемирного и творческого дня.

Что есть, что было, что грядет вовеки —
Все обнял тут один недвижный взор.
Синеют подо мной моря и реки,
И дальний лес, и выси снежных гор.

Все видел я, и все одно лишь было,—
Один лишь образ женской красоты…
Безмерное в его размер входило,
Передо мной, во мне — одна лишь ты.

Результат сравнения

Протоиерей Хондзинский сравнивает откровения Софии о. Булгакову с откровениями Владимира Соловьева и находит большое различие. Какое же? Прислушаемся к речи профессионального богослова, православного священнослужителя (16:50):

В этом пережитом им опыте мы не видим ничего такого вот сомнительно мистического, что присутствовало, судя по всему, в опыте Соловьева. Опыт отца Сергия, во всяком случае так, как он предстает в его записках, не вызывает никакого в этом смысле внутреннего, так сказать, протеста.

Это для вас бормотание, а на самом деле это, “так сказать”, анализ, труд понимания. Человек читает чистый бред и спрашивает себя: «Возникает ли у меня отторжение?» Он задумывается: «А как к этому отнесутся другие члены нашей кафедры богословия?» и «Как отреагируют студенты?» Оценив все это, измерив собой и другими, человек приходит к выводу, что у о. Булгакова все выглядит приличненько, не извольте беспокоиться.

А если мне, например, откровение софийности мира и космичности Софии не кажется естественным и вызывает отторжение? Значит, я не соответствую той конкретной мере «церковности», то есть недочеловечества, которая принудительно утверждается в ПСТГУ.

Но дело, обратите внимание, не только в этом: эти откровения можно отторгать и по мотивам самооткровения личности, по причинам самоутверждения в той или иной идеологии, например, атеистической.

Обратиться к первой реальности

Образуется странная ситуация, когда недостаточно принять или отвергнуть. Нужно вырваться из пут патологического сознания и придти в разум, то есть обратиться к первой реальности.

Наверно, это очень трудно сделать, раз такой просвещенный богослов как о. Хондзинский терпит неудачу? Ничего подобного. Действительность, мир созданный и спасенный Богом, совсем недалеко, руку протянуть, и даже ближе.

Прямо и без всякого затруднения скажем, что все эти откровения являются ложными и ничего никому не открывают. И поэтому совершенно бесполезно сравнивать видения Соловьева с откровениями о. Булгакова.

Никакая София и софийность никому не открывались, и по самой простой причине: такой сущности – «София» – не существует. Заметьте, что сам этот вопрос о. Хондзинским, Н. Вагановой, теперь уже покойным С. Половинкиным и подобными деятелями даже и не ставится: что такое София? Весь пар уходит в выяснение (затемнение) того, что думали об этом люди с авторитетным патологическим сознанием.

Итак, спорят не те, кто верит в Софию, с теми, кто не верит. Нет, нет! Ничего похожего. Сам о. Павел Хондзинский, все до одного члены богословской кафедры в ПСТГУ и ни один чудак-студент ни в какую «Софию» не верят. И вот это самое интересное: модернисты отрицают действительность (Софии нет) не во имя веры во что-то определенное (София есть), а во имя определенного («православного») рода бессознательности как личной и социальной нормы.

Здесь была София

В ПСТГУ учат среди прочего просто галиматье, и учат бессознательно, как Ленин, который надевает сюртук и кепку. Здесь учат вести себя в точности как православные, и бессознательно говорить о вещах Божественных.

Модернистская ортодоксия выработала такой язык, на котором можно произносить любую глупость, любую ересь, от Сомина до о. Давыденкова и Василенко, так, что она не будет раздражать православных.

Вот тут-то и пригодилась София. Она нужна и важна как средство самоизмерения. Ведь тексты о. Булгакова являются откровением не Софии, которой не существует, а откровением его «я». И это такое «я», которое явно противится воле Божией, отказывается быть полным человеком. И это «я» авторитетно учит и диктует ответы на самые важные вопросы.

Роман Вершилло