Мировоззрение о. Шмемана. Заключение

Мировоззрение о. Александра Шмемана

Долгим или коротким показался кому-либо наш путь, но мы добрели по идейному бездорожью до наивысшей точки самосознания о. Александра Шмемана – до его частного посюстороннего апокалипсиса, когда о.Ш. делает свой выбор в пользу приспособления Церкви к миру, принципиального «соображения с миром сим» (Рим. 12:2).

В ходе исследования воззрений о.Ш. мы прошли путем синтеза основных мифологем его творчества: начиная с атеистического монизма – через опьянение посюсторонней мистикой и опытом собственных переживаний – вплоть до идеологического восстания против Божественной власти.

В творчестве о.Ш. перечисленные нами мифологемы между собой не связаны и выступают в виде не оформленных убеждений, а разрозненных мыслей и чувств, не всегда даже личных, а чаще всего коллективных, клишированных, оформленных патологической речью.

Основной методический прием о.Ш., как мы выяснили, состоит в придании нехристианского холистического смысла Таинствам, догматам, заповедям, иерархическому устройству, обычаям Церковным. И на этом пути его ждал несомненный успех, поскольку многие православные христиане независимо от о.Ш. восприняли эту подрывную методику придания идеологическим высказываниям православного смысла, которого там не было и нет.

В конце концов мы пришли к выводу о центральном месте Церковной секуляризации в мировоззрении о.Ш. Не только сам о.Ш. лично чувствует потребность реформировать Церковь, но его к этому принуждает и идеологический диктат: система взглядов, в которую он сам себя поместил, и идеологическое давление либерального общества, в котором жил о.Ш.

Холизм о.Ш. носит не религиозный, а чисто человеческий, мирской, и конкретно: политический характер. Он ищет нового единства в Церкви на новом уровне слияния личностей в гностическом коллективе. Он ищет и экуменического единства, но более всего он стремится преодолеть свой разрыв с мифическим «всем миром», со «всеми людьми» независимо от их убеждений, со всей одушевленной и неодушевленной тварью.

В этом ключе реформа Православия приобретает для о.Ш. особенно существенный смысл, поскольку в этот «весь мир» и во «всечеловечество» не входят только одни лишь православные христиане, поскольку они явно не «люди доброй воли», а люди истинной веры.

Весь идейный компост, нажитый о.Ш. в ходе его идеологической тренировки и его «самостоятельного» творчества, ведет его не к мысли, а непосредственно к делу, к многоделанию, к активной жизни в Церкви.

Мысленные и действительные реформы о.Ш. коренным образом изменяют само направление от Богопочитания – к религии человека, к новой религии гностического освящения и приобщения к миру, за которой тем не менее сохраняется имя «Православия» и «Христианской Церкви».

Отдадим ещё раз должное о.Ш.: он твердо сознает, что реформа Православной Церкви – дело нестóящее и мало, или вовсе ничего, не обещающее. Участвуя в Церковной революции, герой нашего сочинения самым определенным образом приносит в жертву свой разум и совесть. Его жизнь – цепь абсурдных актов, абсурдных, и в этом смысле совершенно бескорыстных. Его мысль – цепь ложных и противоречивых положений, которых сам он, к тому же, зачастую и не придерживался. За счет этого его мысль вполне идеальна, поскольку устранена от какой-либо действительности, кроме выдуманной самим о.Ш., отдалена от любой критики и проверки.

О.Ш. свободно творит будущее внутри Православной Церкви, но, разумеется, не в одиночку. В XX в. поворот к обмирщению Церкви происходит во всех Православных юрисдикциях и по всем направлениям: и в области вероучительной, и в области богослужебной, и в области нравственности. Более того, обмирщение Православия проходит на фоне общего падения веры и благочестия в церковном народе. Уничтожение страха Божия как нормы жизни христианина, и утверждение в качестве нормы адогматической «веры» и аморальной «любви», это бесстрашие «розового христианства» и становится новой базой для слияния с миром.

Главной жизненной удачей о.Ш. было то, что его скромные усилия влились в усилия масс по разрушению Православной Церкви и подмене ее лжецерковью.

Модернистский и прямо атеистический путь борьбы с Церковью может оформляться в виде модернистской пропаганды, через создание «православных» юрисдикций, типа «Американской Автокефальной Церкви», учрежденной о.Ш. О.Ш. испробовал все эти пути. Он может прикрываться авторитетом Патриархов, или быть канонизирован в конце концов на Восьмом Вселенском (Великом Всеправославном) Соборе 2016 года, и все равно этот путь является эксцентричным. Он отмечен неустранимой несерьезностью и разъедающей душу иронией.

Но нужна ли такая религия вообще? Вопрос, на который церковные реформаторы отвечать не дерзают.

В самом деле: православным христианам новая светская религия непосредственно враждебна. Внешние для Церкви лица и так её исповедуют, и их не нужно обращать в новую веру.

Зачем реформировать Церковь? Что это дает такому неверующему человеку, как о.Ш., если он и так может жить как «все люди», т.е. без Бога и Церкви? Зачем трудиться над изменением Церкви в соответствии с миром, когда мир и так благополучно существует помимо Церкви, и чем дальше он от Церкви, тем безопаснее себя чувствует?

Для реформаторов Церкви общеисторическая ситуация складывается настолько хорошо, что их собственная деятельность становится прямо-таки избыточной, чисто декоративной по отношению к мощным работам по возведению колосса новой религии человека.

Обмирщенная или не обмирщенная, Церковь современному миру одинаково не нужна. Вот обо что разрушается Церковная реформа, которой посвятил свою жизнь о.Ш., а не о сопротивление верующих, которого нет, или протесты православных полемистов, которые совершенно не слышны.

Вместе с тем, мы для себя уяснили, что такая несерьезная вера модернистов и такая их суетная деятельность по обмирщению Церкви дает им в душевном плане очень многое: максимум того, что мир может дать гностику – ощущение причастности к общемировой жизни и развитию.

Роман Вершилло

Оглавление