Search

О сергианстве

По материалам сочинения митр. Сергия (Страгородского) “Православное учение о спасении”

По материалам сочинения митр. Сергия (Страгородского) “Православное учение о спасении”

Оглавление

Вступление

1. Вероучение для митр. Сергия играет третьестепенную роль

1.1. Митр. Сергий о вероучении Православной Церкви

1.1.1. “Вероучение не жизненно”

1.1.2. “Вероучение есть лишь буква”

1.1.3. “Вероучение необходимо наполнить внутренним жизненным содержанием”

1.2. Митр. Сергий о Священном Писании

1.2.1. “Писание есть лишь буква”

1.2.2. “Писание необходимо наполнить внутренним жизненным содержанием”

1.3. Митр. Сергий о православном Предании

1.3.1. “Предание не жизненно”

1.3.2. “Предание есть лишь буква”

1.3.3. “Предание необходимо наполнить внутренним жизненным содержанием”

1.4. Вывод

2. Коренное убеждение митр. Сергия – “нравственный монизм”

2.1. Мысль о единстве

2.2. Цельное мировоззрение (антиисторизм)

2.3. Порядок рассмотрения

2.4. Способ рассмотрения

2.4.1. Бог и человек

2.4.2. Благодать и человеческая воля

2.4.3. Степени спасения

2.4.4. Благодать священнодействия и благодать Церковного управления

2.4.5. Блаженство и добродетель

2.4.6. Добродетель и благо

2.4.7. Блаженство и святость

2.4.8. Спасение и естественное последствие

2.4.9. Суд и естественный порядок вещей

2.4.10. Земная жизнь и загробная

3. Тождество блаженства и святости

3.1. Время

3.1.1. Крещение

3.1.2. Покаяние

3.2. Понимание

3.3. Личность

3.4. Безнравственность

3.4.1. Митр. Сергий учит о неизбежности греха

3.4.2. Митр. Сергий учит о неустранимости греха

3.4.3. Митр. Сергий учит, что греха нет

3.4.4. Митр. Сергий учит, что грех не является препятствием для Богообщения

4. Сергианство предписывает преступление заповеди

Библиография

Вступление

Митр. Сергий (Страгородский) (1867-1944), один из выдающихся иерархов Русской Православной Церкви, при жизни был почитаем как богослов и мудрый церковный деятель. Его авторитет был огромен и непоколебим. Во всяком случае, в церковной печати его было запрещено критиковать как до переворота 1917, так и после него. Все возражения и замечания гасились представителями той школы, к которой принадлежал митр. Сергий.

Более того, в рамках тогдашнего разделения на консерваторов и модернистов митр. Сергий безусловно принадлежал к консервативному крылу, что и доказал в 1935 г. анафематствованием софиологии.

Имя митр. Сергия было окружено почти повсеместным уважением, а потому он был назначен заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола. Отсюда вполне объяснимо то невероятное удивление, которое вызвала Декларация митр. Сергия 1927 г.

Как выдающийся иерарх, богослов, подвижник, ученик самого уважаемого в Русской Церкви Аввы Антония (Храповицкого) мог совершить такой непоследовательный шаг?

С другой стороны, известно, что некоторые святые с подозрением относились к личности и убеждениям митр. Сергия. Особенности взглядов митр. Сергия заставили обратить на себя внимание после его кратковременного пребывания в обновленчестве: всем, наверно, известно высказывание прп. Нектария Оптинского о митр. Сергии: “Он покаялся, но яд в нем остался”. Прозорливый старец усмотрел главное: действительно, митр. Сергий отказывался считать грехом свое пребывание в обновленчестве.

Архиеп. Серафим Финляндский в 1925 г. писал в Синод РПЦЗ: “Митр. Сергий просил Патриарха благословить ему служить с ним в Донском. Патриарх отказал, ссылаясь на то, что он был в “Живой Церкви”. Митр. Сергий стал доказывать, что он не согрешил, и Патриарх согласился допустить его к служению без публичного покаяния. Когда митр. Сергий явился в Донской и стал надевать мантию, дабы вместе с другими архиереями идти навстречу Патриарху (там завелся такой порядок), то архиереи заявили ему, чтобы он не выходил навстречу и не служил с Патриархом. Он стал ссылаться на благословение Патриарха, тогда они заявили ему, что если он будет служить, то они все, и священники, не будут служить и оставят их вдвоем, так как решение данное Патриархом считают незаконным. Вместе с тем они предложили митр. Сергию сначала принести публичное покаяние, а потом уже служить. Митр. Сергий вынужден был подчиниться. Вообще тут вышло очень скандальное дело и митр. Сергий сильно уронил себя. Еп. Феодор (Поздеевский) сильно восставал против назначения его в Нижний и однажды даже не принял его у себя. Главным виновником церковной смуты считают митр. Сергия, который вместе с Евдокимом и Серафимом написали послание о признании Церковного Управления Антонина каноническим. Многие признавшие “Живую Церковь” так и говорят, что их смутил митр. Сергий” [1].

Наиболее резко выступали против него сщмч. Феодор (Поздеевский) и единомысленные ему московские иерархи.

Анонимный “Обзор главнейших событий церковной жизни России” утверждает: “А затем в 1922 г., когда после ареста Патриарха по всей России бушевало живоцерковное беспутство – это он, митр. Сергий, призывал православных подчиниться самозванному ВЦУ, признавая его “единственно каноническим церковным управлением”. Правда, впоследствии он имел мужество покаяться и на коленях просить у Патриарха прощения, но факт остается фактом [Теперь мы знаем, что митр. Сергий не собирался ни в чем каяться перед Патриархом]. То, что было понятно, простительно и может быть даже естественно для провинциального епископа, не искушенного в вопросах каноники, то для митр. Сергия – с его образованием, умом и главное, опытом – было непонятно и непростительно. И может быть прав был в 1923 г. архиеп. Феодор (Поздеевский), когда он говорил Патриарху, что митр. Сергия можно простить только на смертном одре” [2].

Задним числом указывали также на то, что в начале XX века митр. Сергий участвовал в Религиозно-Философских собраниях в Санкт-Петербурге. Подозрительным начало казаться и его сотрудничество с Временным правительством. Короче говоря, митр. Сергий казался склонным к компромиссам. Архиеп. Серафим (Соболев) посвятил учению митр. Сергия о спасении главу в своей книге об искажениях православного вероучения в Русской Церкви.

Но даже при самом резко отрицательном отношении к личности митр. Сергия мотивы его Декларации казались непонятными.

Тем не менее объяснение происшедшего в 1926 г. уже было дано, и притом, задолго до самой Декларации.

Сщмч. Виктор Глазовский указал на связь между богословским учением митр. Сергия и его Декларацией: “Его заблуждения о Церкви и спасении в ней человека мне ясны были еще в 1911 году, и я писал о нем в старообрядческом журнале, что придет время и он потрясет Церковь” [3. С. 601]. Заметим для себя тот факт, что православному клирику пришлось для критики митр. Сергия обращаться в старообрядческое издание. Никакое официальное православное издание эту критику бы не опубликовало.

Итак, Декларация была шоком для тех, кто считал митр. Сергия столпом веры, и не очень удивило тех немногих, кто считал, что яд в нем и был, и остался.

Дальнейшие события, как мы знаем, доказали правоту последних. Сразу после выхода Декларации оказалось, что в действиях и мыслях митр. Сергия и его учеников был не разлад, а наоборот, внутренняя последовательность. За 70 последних лет со времени выхода Декларации не было сделано ни одного шага в сторону от этого пути. Это и позволило Борису Талантову написать еще в 60-е годы о “сергиевщине”, под которой он понимал весь путь Московской Патриархии после Декларации. Об этом же писали и многие другие авторы.

При этом оставался, а во многом и остается, неразрешенным вопрос о связи предыдущего пути митр. Сергия, его богословских трудов с Декларацией.

В этом отношении сталкиваются две позиции, указанные выше. Первая: митр. Сергий был замечательный богослов, верный ученик митр. Антония, мудрый церковный деятель, единственным недостатком которого была необъяснимая склонность к компромиссам в вопросах спасения. Таким образом, Декларация предстает как невероятная и необъяснимая ошибка. В дальнейшем из-за постоянного контроля властей митр. Сергий не имел никакой возможности исправить свою ошибку.

Митр. Антоний в этом смысле и писал: “Митр. Сергий оскандалился: ему в церкви народ кричал: “изменник, Иуда” и выгнал его, сорвав облачение… А митр. Сергия все-таки мне жаль: у него нет силы воли, а голова светлая и сердце доброе” [4. С. 221].

А также: “Жаль мне бедного Преосвященного митр. Сергия, которого изругали и освистали в церкви Московской, то есть в храме; он, конечно, не таков, как его аттестовали ругатели, хотя поступки его за последние три года нецелесообразны – он перемудрил” [4. С. 249].

Эту позицию никак нельзя доказать, поскольку тот, кто считает митр. Сергия православным богословом, должен признать, что коренным взглядом митр. Сергия было соответствие (и не просто соответствие, а даже неразрывное слияние) учения и жизни.

Согласно второй позиции, которую отстаивал св. Виктор Глазовский, митр. Сергий был замечательный богослов, верный ученик митр. Антония, мудрый церковный деятель, однако вся эта мудрость, все это богословие исходили из нехристианского основания.

Коренной вопрос – вопрос о нравственности, который непосредственно вытекает из учения митр. Сергия о Церкви и благодати. Он учил, что благодать является собственностью Церкви, которой она распоряжается по своему усмотрению, поэтому для Церкви нет и не может быть ничего безнравственного.

Это можно доказать при одном условии: если считать слова и дела митр. Сергия произнесенными и сделанными добровольно и в здравом рассудке.

В беседе с Петроградским духовенством в 1927 г. митр. Сергий говорит: “Я спасаю Церковь”[5. С. 99]. Присутствовавшие сказали митрополиту: “Что Вы, это мы спасаемся в Церкви, а не спасаем ее!” Тогда митр. Сергий говорит, что он сказал это в другом смысле. А в каком смысле можно так сказать?

Позднее митр. Сергий говорит: “Моя программа – программа Духа Святого, я действую сообразно нуждам каждого дня”[6. С. 67].

Далее, почему он считал себя вправе запрещать и объявлять недействительными таинства непризнавших его Декларацию? Канонически это было неправильно, поскольку митр. Сергий и Синод его не были в полном смысле верховной властью в Церкви. Объяснения такой политики должны были быть догматическими.

Почему митр. Сергий объявил недействительными таинства митр. Евлогия и Зарубежного Синода? Канонически он на это не имел права.

Почему митр. Сергий считал, что все обвинения в его адрес в политиканстве и влиянии властей – несправедливы? Почему он всегда говорил, что его не так поняли?

Все это нельзя объяснить недоразумением. Мы предполагаем доказать в данной статье, что митр. Сергий – это богослов и церковный деятель выдающегося масштаба, который никогда не делал того, во что не верил, и вся его деятельность исходила из его взглядов. А поскольку взгляды были неверны, то неверны были и поступки.

То, что считалось мудростью митр. Сергия,- это последовательность его взглядов и внутренней жизни. А взгляды его не поддаются двоякому истолкованию: всегда и во всем всю силу своего ума и все богатство своих знаний митр. Сергий обращал на уничтожение всех различий в Церкви.

Причем это низложение Христианства в мировоззрении митр. Сергия происходило в нескольких областях.

Наиболее очевидно искажение Христианского миропонимания выражается в отношении митр. Сергия к православному вероучению. Для него вероучение – это самая несущественная сторона Христианства, чисто внешняя, умозрительная, рассудочная. Поэтому он обращал на нее внимание менее всего и, будучи уверен в молчании своих критиков, не слишком заботился о том, чтобы скрыть неправославность своих убеждений.

Вторая сторона мировоззрения – гораздо более существенная – это философское учение “нравственного монизма“. Это учение одушевляло все писания и рассуждения митр. Сергия, так что все его богословие есть не более чем прикрытие для философского учения.

Наконец, третье, самое существенное – предмет основного богословского сочинения митр. Сергия “Православное учение о спасении”[7]. Этим предметом является тождество блаженства и святости, здешней жизни и вечной жизни. Это убеждение является языческим, и оно вызвало к жизни как писания, так и деяния митр. Сергия.

Св. Виктор Глазовский писал в 1928 г.: “Декларация – это отступление от истины Спасения. Это взгляд на спасение как на естественное нравственное совершенствование человека; это языческое философское учение о спасении, и для достижения такого спасения внешняя [церковная] организация абсолютно необходима. По моему мнению, это то же самое заблуждение, в котором я обвинил митр. Сергия еще в 1912 г.”[5. С. 146]. (Цитата дана нами в обратном переводе с английского: “The “Declaration” is a separation from the truth of salvation. It looks on salvation as on a natural moral perfection of man; it is a pagan philosophical doctrine of salvation, and for its realization an external organization is absolutely essential. In my opinion, this is the same error of which, as early as 1912, I accused Metropolitan Sergius”.- В.Р.)

Рассмотрим эти три стороны миросозерцания митр. Сергия.

1. Вероучение для митр. Сергия играет третьестепенную роль

Обще-языческой мировоззренческой позицией митр. Сергия объясняется то, почему в его учении такую незначительную роль играет догматика.

В язычестве теогония подчинена нравственному, так сказать, учению. К теогониям отношение у языческих философов всегда было как к чему-то несерьезному, второстепенному. Теогония считалась уделом вдохновенных поэтов, а не серьезных мыслителей. Совершенно так же в сочинении митр. Сергия мы встречаем целый ряд уничижительных отзывов о вероучении вообще, о Писании и Предании.

Уничтожение их авторитета развивается по сходной схеме. Во-первых, митр. Сергий объявляет их недостаточными, поскольку в них отсутствует “жизненное содержание”. Затем он определяет вероучение, Писание и Предание как чисто внешние по отношению к существу Христианства вещи, содержащие только буквальное выражение, но не суть. В этом смысле митр. Сергий усматривает в них большое количество случайных элементов, не имеющих, по его мнению, отношения к Христианству как таковому.

Митр. Сергий не просто так уничтожает Писание и Предание, но с подменой смысла. То есть, Писание и Предание остаются, но только в качестве внешних оболочек для некоторого неочевидного содержания.

Все это как две капли воды похоже на отношение гностиков и масонов к Писанию и Преданию. С одной стороны, им присуща чрезвычайно высокая оценка Писания и Предания как наполненных тайным духовным смыслом; с другой стороны, они отрицают букву и прямой смысл Писания и Предания. Церковное их понимание отвергается как слишком прямое и поверхностное. Далее следует подмена