Социальный дарвинизм Гитлера

Анализируя духовную проблему «Гитлер и немцы», Эрих Фогелен находит симптомы духовной болезни у Перси Эрвина Шрамма. Шрамм – издатель «Застольных бесед» Гитлера и автор предисловия¹ к ним, которое разбирает Фогелен. Хотя Шрамм выступает уже как покаявшийся нацист, Фогелен тем не менее обнаруживает его духовное родство с Гитлером.

В.Р.

Шрамм² – беспристрастный исследователь источников, и поэтому в издании «Застольных бесед»³ он приводит речь Гитлера от 30 мая 1942 года, которую тот произнес перед молодыми офицерами вермахта. Она не содержит ничего нового. Гитлер говорил то же самое по другим поводам, но здесь все удачно собрано вместе, и эта речь была, насколько я понимаю, опубликована Шраммом впервые. Позвольте мне прочесть начало этой речи, и мы затем разберем подробно, что происходит. Мне придется иметь дело с анализом языка. Итак, Гитлер обращается к молодым офицерам:

Мои юные соратники!

Великий военный философ с глубокой серьезностью утверждает, что борьба и, в том числе, война есть отец всех вещей. Каждый, кто смотрит на природу, как она есть, обнаружит, что это утверждение верно для всех живых существ и для всех событий, не только на этой земле, но и далеко за ее пределами (Открываются великие перспективы. – Э. Ф.) Вся вселенная живет в соответствии с этим законом, происходит вечный отбор, когда сильный в конце концов выживает и получает право жить, а слабый проигрывает. Один назовет за это природу жестокой и безжалостной, но другой поймет, что природа лишь подчиняется железному логическому закону…

Необходимо, чтобы этой фундаментальной мудростью руководствовался каждый, кто считает себя вынужденным перед лицом всемогущего творца этих миров (Нескольких миров! – Э. Ф.) занять свое место перед судом, который будет судить доброту или слабость людей.⁴

Этого достаточно. Теперь вникнем в детали. Первое предложение:

Великий военный философ с глубокой серьезностью утверждает, что борьба и, в том числе, война есть отец всех вещей.

Можно догадаться, что великий военный философ – это Гераклит. Обратите внимание на то, что военный философ велик. Возможно, здесь сказалось влияние обстановки. Я каждый раз с радостью пересекаю улицу Максимилиана в Мюнхене и подхожу к великолепным статуям, которые стоят там на пьедесталах. Под одной фигурой на пьедестале написано «Шеллинг, великий философ». Наверно, таким же способом и Гитлер столкнулся с великим военным философом Гераклитом. Но обратите внимание на этот оборот: «великий философ». Это одно из определений, с помощью которых можно убедить человека, который ничего не знает о предмете и никогда не слышал о Гераклите, в том, что на Гераклита стоит обратить внимание. Это вводит тему необразованности, как, например, говорят, что хорошо известный поэт, писавший на одном из немецких диалектов, сказал то-то и то-то – хотя никто ничего не слышал об этом хорошо известном поэте, и поэтому нужно особо указать, что он хорошо известен, и горе тебе, если он тебе не известен хорошо, потому что тогда ты, значит, необразован. Итак, обратите внимание снова на эту мелкобуржуазную атмосферу.

Но это не все. Фраза Гераклита вовсе не выражает ту мысль, что борьба и, соответственно, война есть отец всех вещей, мысль, которую Гитлер подтверждает своими социал-дарвинистскими объяснениями. Гераклит не был социал-дарвинистом. Я прочту вам этот фрагмент в оригинале, без гитлеровской обработки. У Гераклита B 53 это просто «Война – отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других – людьми, одних творит рабами, других – свободными».⁵ Итак, Гераклит не проповедовал социал-дарвинизм, но говорил об устройстве мира, в котором есть различие: например, одни – боги, а другие люди. А среди людей есть рабы и свободные. Фрагмент 67 говорит о том, как это надо понимать: «Бог: день-ночь, зима-лето, война-мир, избыток-нужда; изменяется же словно, когда смешается с благовониями, именуется по запаху каждого».⁶ Вот перед нами идея космоса, которым управляют боги, и во всех его явлениях выражается эта божественная сущность, в богах и людях, дне и ночи, зиме и лете. Естественно, тут и речи нет о социал-дарвинизме и борьбе за существование.

Гитлер смешивает Гераклита с социал-дарвинизмом, что невероятно бессмысленно. А как дела обстоят со Шраммом? Шрамма переполняет возмущение:

Так одно соединилось с другим в том, что Гитлеру казалось логической и неопровержимой связью. Так выкована была чудовищная цепь, которая оковала миллионы, угрожала всей Европе и увлекла Германию в бездну.⁷

То есть речь идет о цепи от Гераклита к социал-дарвинизму. И затем Шрамм защищает Дарвина. Я должен прочесть это пассаж из Шрамма, чтобы продемонстрировать параллель между словами Гитлера о Гераклите. Шрамм говорит о Дарвине:

Нередко случается, что суждения столь правомыслящего человека как Дарвин, приобретенные посредством точного наблюдения за природой, послужили оправданием насилия. Когда открытие становится известным, первооткрыватели и изобретатели уже не могут контролировать: не будет ли оно использовано для совершенно других целей, и так станет опасным для человечества. Псевдо-дарвинистские аргументы играли более-менее важную роль в политической полемике всех цивилизованных стран с XIX века. С этой точки зрения у Гитлера было много интеллектуальных предшественников и попутчиков. Но никто до Гитлера не делал действительно выводы из дарвинизма основанием государственной политики, и никто до Гитлера так последовательно и бесстрашно не доводил биологические предпосылки до их окончательных выводов и затем применил их на практике.⁸

Итак, для Шрамма человек, который делает выводы, тоже представляет исторический интерес. Но эту мелочь мы оставим без внимания. Разберем строчка за строчкой, что тут написано. Первая фраза: «Суждения столь правомыслящего человека как Дарвин». Выражение «правомыслящий человек» ничего не значит, это просто пустая фраза. Вся фраза неверна в любом случае, потому что есть нечто неверное в том, как Шрамм понимает Дарвина, правомыслящего Дарвина, который, посредством точного наблюдения над природой, нашел всякие вещи, а потом их неправильно использовали. Если вы почитаете «Происхождение видов», сперва опубликованное в 1859 году, то во втором издании 1860 года с длинным предисловием вы найдете что-то совсем иное. Потому что Дарвин тоже знал, что он делал, и действительно в 3-й главе он говорит о происхождении видов:

Я назвал принцип сохранения полезных изменений термином «естественный отбор», чтобы указать на отличие от человеческого отбора (То есть избирательного выведения домашних животных. – Э. Ф.). Но выражение «выживание сильнейших», которое часто употребляет мистер Герберт Спенсер, является более точным и его иногда можно использовать наряду с «естественным отбором».⁹

Итак, выражение «выживание сильнейших», которое Дарвин охотно использует вместо более раннего выражения «естественный отбор» (по контрасту с искусственным отбором, который производит человек), происходит из Спенсера и из контекста раннего английского либерализма. Таким образом, работа Дарвина содержит именно тот социальный элемент, который, как утверждали позднее, незаконно приписан Дарвину. Дарвин продолжает:

Благодаря отбору человек может достигать громадных результатов… Но естественный отбор… есть сила непрестанно готовая к действию, и она бесконечно превосходит слабые человеческие усилия, насколько творения Природы превосходят творения искусства.¹⁰

И как же природа производит этот отбор?

Борьба за существование неизбежно вытекает из высокой скорости, с какой все органические существа размножаются.¹¹

Это уже доктрина Мальтуса, примененная к животному и растительному мирам. Иными словами, чтобы подтвердить свою теорию эволюции, Дарвин использует категории раннего английского либерализма из политики Спенсера и Мальтуса. Он ничего не наблюдал в природе. Впрочем, когда он выработал свою теорию, ему пришлось сделать еще одно значительное ограничение. В эволюционистских теориях дарвиновского типа (существуют и другие эволюционные теории, относительно эволюции сомнений быть не должно, но мы здесь говорим специально о дарвиновской эволюционной теории) на основе наблюдений выведения растений и животных устанавливается, что происходит то, что позднее назвали мутациями, то есть небольшие изменения, создающие новые разновидности внутри вида. И вот Дарвин экстраполирует это, говоря, что виды, которые ясно различаются, также произошли один от другого такими же маленькими шагами, подобно тому, что наблюдается при искусственном и естественном размножении внутри вида. Но из этого следовало бы, что между видами, различаемыми сегодня – которые довольно далеки друг от друга – должно быть безграничное множество бесконечно малых переходных вариаций, хотя бы не между производными видами, но между видами, известными сегодня, и первоначальными видами, из которых они выработались. И Дарвин тоже делает такое предположение. Эволюция совершается посредством бесконечно малых изменений тех вариаций, от которых затем произошли виды. Но возникает вопрос: почему в таком случае мы имеем только четко различные виды, и что случилось со всеми связями между ними?

И Дарвин – не знаю, были ли он правомыслящим человеком, или хотя бы честным ученым – отвечает на это в главе под названием «О несовершенстве геологических исследований». Главное возражение против его теории он описывает как: «Раздельность видов и то, что они не смешаны с бесконечным множеством переходных звеньев».

И он продолжает:

Геология несомненно не демонстрирует никакой такой мелко градуированной цепи организмов, и это, наверно, самое очевидное и серьезное возражение, которое можно выдвинуть против этой теории. Объяснение (того, что не видно всех этих отсутствующих звеньев, которых должно быть бесконечно много. – Э. Ф.), как я считаю, состоит в чрезвычайной неточности геологических исследований.¹²

И теперь вернемся к Шрамму. Его фраза: «Суждения столь правомыслящего человека как Дарвин, приобретенные посредством точного наблюдения за природой, послужили оправданием насилия», – это бессмыслица. Именно та часть теории Дарвина, которая является самой важной, не имела эмпирической основы и не имеет до сих пор. Скорее, эта часть теории применяет к геологическим фактам либеральную политику соревнования и отбора лучших в соревновании друг с другом, без всяких следов опытного наблюдения. И именно эту часть позднее извлекли из Дарвина, когда эта теория, подтвержденная авторитетом псевдо-естественных наук, была использована в терминах социал-дарвинизма для оправдания политики.

Теперь, перед тем, как углубиться в этот вопрос, позвольте мне подчеркнуть параллели между Гитлером и Шраммом, потому что для меня это сейчас актуально. Гитлер столь же мало понимает Гераклита, насколько Шрамм понимает Дарвина. Шрамм ничего не читал, и поэтому дерзко говорит бессмыслицу, выдвигает ложные утверждения и излагает их в своей писанине. Все, что он говорит, есть ложь. И сходство Шрамма с Гитлером состоит в их дерзости, дерзости людей, неспособных учиться, которые не могут даже книгу прочитать. Это проблема немецкого буржуа, общая у Гитлера со Шраммом, и она не исчезла, она не ограничивается Геккелем или Гитлером, но и в 1964 году ее можно обнаружить у Шрамма – все та же история.

И вот, что вообще с этим всем дарвинизмом? Это естественно ведет ко многим проблемам, одна из которых очень хорошо соотносится с Гитлером. Впадая в социал-дарвинизм, ты увязаешь в сложной диалектике исторических толкований. Я специально называю это диалектикой, потому что диалектика, если ты в нее погружаешься, то это такая вещь, из которой ты можешь выпутаться только с помощью интеллектуального мошенничества. Гитлер говорит в своих «Застольных беседах», что он горячо отстаивает веру в то, что в войне народов, всегда побеждают наилучшие. По его мнению, все законы природы станут бесполезными, если слабейший победит сильнейшего. На минуту поверим ему на слово. Сильнейший (в социал-дарвинистском смысле), должен быть лучше, потому что он сильнее. В отдельные моменты, особенно к концу войны, Гитлер говорил, что победа русских и этих славянских недочеловеков показала, что они все-таки лучше немцев, которые войну проигрывают. Иногда у него бывали такие прозрения. Но тут он говорит, что законы природа ниспровергнутся, если слабейший победит того, кто сильнее. Строго говоря, выживание сильнейших означает именно победу сильнейших, потому что доказывает, что они лучше, но у Гитлера была предварительная идея о том, что лучше и что хуже. Поэтому если худшие поляки и русские побеждают, тогда законы природы, согласно которым лучший – это сильнейший, оказываются ниспровергнуты.

Так вот, эти все абсурдизмы, с которыми борется здесь Гитлер и которые постоянно возникают в спорах по этим вопросам – даже среди знаменитых людей – не новы. Напротив, это проблема, которую Платон полностью рассмотрел в диалоге о софистах, в «Горгии», где он также разбирается с представителями права сильного. Там Сократ самым болезненным образом огорошил Калликла, когда говорит ему, что если все эти недоразвитые или, точнее, те, кого Калликл считает недоразвитыми, соберутся вместе и убьют его, то докажут, что они лучше его. Тогда Калликл взрывается, потому что он знает, что лучшее. Он лучший, и все низшие должны держаться внизу. Но противоположное заключение не работает. Если низшие или, скорее, те, кого считают низшими, на самом деле докажут, что они сильнее, они этим не докажут, что они лучше.

Вот эта диалектика, в которую впадает каждый, кто отрицает объективные критерии правды и предвкушает успех в животном смысле, была софистической проблемой, начиная с Платона, и ее до сих пор можно обнаружить на мелкобуржуазном уровне в виде великой проблемы, с которой мы, якобы, еще не разобрались.

Эрих Фогелен

Источник

Voegelin, Eric. Hitler and the Germans. Baton Rouge: Louisiana State University Press, 1999. P. 141-146.

Примечания

1. Schramm, Percy Ernst. Henry Picker’s Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier 1941– 1942. Stuttgart: Seewald Verlag, 1963. ↩︎
2. Percy Ernst Schramm (1894 – 1970) – немецкий историк, член НСДАП. ↩︎
3. Picker, Henry. Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier 1941– 1942, ed. Percy Ernst Schramm Stuttgart: Seewald Verlag, 1963. ↩︎
4. Idem. P. 493. ↩︎
5. Фрагменты ранних греческих философов. М.: Наука, 1989. Т. 1. С. 202. ↩︎
6. Там же. С. 236. ↩︎
7. Schramm, Percy Ernst. Hitler: The Man and the Military Leader, trans. and ed. Donald S. Detwiler. Chicago: Quadrangle Books, 1971. P. 87. ↩︎
8. Idem. P. 87-88 ↩︎
9. Darwin, Charles. The Origin of Species London: John Murray, 1902. P. 76-77. ↩︎
10. Idem. P. 77. ↩︎
11. Idem. P. 79. ↩︎
12. Idem. P. 412-413. ↩︎