Политическая речь. История вопроса: Лингвистика

Начало

Лингвистика

В нашем исследовании политической речи мы намерены учитывать труды Вильгельма Гумбольдта, Густава Шпета, Афанасия Селищева, Виктора Виноградова, Эдварда Сепира, Григория Винокура и др. Среди используемых трудов оказываются теоретические исследования, касающиеся природы языка и речи, а также исследования по частным вопросам, в том числе – советской речи, речи Третьего рейха и т.п.

Перечислим общие положения, относящиеся к избранной нами теме:

• Речь связана с природой человека. Человек по своей природе – несовершенное, ограниченное существо, и поэтому его речь ограничена рамками смысла, который ведет его к целому.
• В языке нет ничего неоформленного. Неопределенные мысли язык выражает определенным образом.
• Язык предоставляет несовершенные, но в то же время совершенно достаточные средства для мысли и ее выражения.
• Язык относится к разряду врожденных способностей. Ему нельзя обучить, а можно только пробудить в душе.
• Язык не предмет, а деятельность, не цель, а средство (органон).
• Язык служит для мысли и для общения. В этом его апрактический и практический смысл.
• Диалог в обществе может быть и неудачным. Тогда возникает ситуация несообщения, необщения, которая может быть корректно проанализирована.
• К квазиречевому поведению относятся широкие области современной жизни: этикет, образование и т.п.

Искусство чтения, культура речи является для филолога одновременно инструментом и объектом анализа. В искусстве чтения:

• Книга не является набором слов или стопкой страниц, а составляет развернутое высказывание, смысл которого соразмерен размеру текста и имеет аналогичную тексту структуру.
• Мы не вчитываем свои или чужие мысли в текст, а извлекаем тот смысл, который в тексте есть и этого требует сама цель чтения.
• Цель чтения не продуцирование, не творчество, а познание познанного, познание того, что уже создано наперед человеческим духом.
• Искусство чтения требует от читателя внимательного и активного отношения к слову, которое состоит в истолковании и критике прочитываемого.
• Результатом должно быть такое прочтение, чтобы не оставалось никаких сомнений относительно смысла прочитанного.

Примеры

Афанасий Селищев

В 1917 – 1926 г. русский филолог Афанасий Селищев предпринял попытку исследования ранней советской речи, где объектом наблюдений стал прежде всего язык прессы. Результатом стала книга 1928 г. «Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком последних лет (1917—1926)».

Селищев анализировал лозунги, штампы новой речи, новые приемы – аббревиатура, и старые – прием повторения. Его интересовал и генетический аспект нового языка, связь с языком дореволюционного подполья. Он разбирал примеры символического поведения, жанры патологической речи: выступления, дискуссии на съездах, пленумах, бюро, в ячейках и т.п.

В трудах Селищева мы находим проницательные наблюдения над процессами понимания/непонимания новой речи, и в том числе патологического понимания. Находим мы у А. М. Селищева и наблюдения за государственной политикой в области культуры речи.

Селищев документирует такое важное свойство патологической речи как эмоциональность и отмечает последующее угасание эмоциональности, когда стремление революционных ораторов создать новый живой и яркий язык рождает язык эмоционально стертый, серый.

Селищеву принадлежат глубокие размышления и широкие наблюдения над вопросами новых, советских имен и фамилий, новой топонимики (работы: «Смена фамилий и личных имен» и «Из старой и новой топонимии»).

Его внимание было обращено также на советский жаргон или, точнее, группу жаргонов: на канцеляризмы, архаизмы, вульгаризмы, стилистические ошибки. Селищев отмечает, например, что благодаря воздействию лиц духовного звания «проникали в широкие круги советской общественности некоторые черты языка этих деятелей — некоторые слова и сочетания церковнославянского происхождения. Необходимо также отметить, что употребление «славянизмов» связывалось у говорящего с особой значимостью, выразительностью, с той или иной эмоцией. В этом значении церковнославянизмы могли проникнуть в речь отдельных лиц и независимо от непосредственного воздействия представителей духовного сословия».

Виктор Клемперер

Другим выдающимся предприятием по анализу идеологической новой речи стала книга 1947 г. «LTI. Язык третьего рейха» (LTI – Lingua Tertii Imperii: Notizbuch eines Philologen), которая представляет собой избранные главы из дневника немецкого филолога Виктора Клемперера. В его книге мы находим ряд ценных общих замечаний относительно свойств и приемов политической речи.

Клемперер отмечает вначале, что язык, даже если он непонятен или намеренно скрывает мысли, тем не менее безошибочно свидетельствует о человеке и о его душе: «Человек может говорить одну лишь сплошную ложь, но его подлинная сущность видна из стиля его высказываний». Это связано с ролью языка, который, согласно замечанию В. Клемперера, питает нацистский образ мыслей и после поражения нацизма.

Клемперер подчеркивает тотальность языка Третьего рейха: это был язык не только политики, не только официальный язык. Речь Третьего рейха – это речь и простых граждан, в том числе принципиальных противников нацизма.

У Клемперера мы находим концептуально важное понятие о мастере патологической речи (Клемперер имеет в виду конкретно Геббельса). Автор указывает на одержимость патологическим языком, когда этот язык сам начинает говорить через человека; на гностическое опьянение, словесным выражением которого становится язык Третьего рейха. Как и Селищев, Клемперер отмечает эмоциональность патологической речи и последующее ослабление эмоциональности, тривиализацию.

Клемперер считает нацистские руны (СС, руна жизни) примером того, как политическая речь размывает границу между текстом и символом. Здесь, как верно замечает автор, нацисты оказались преемниками литературного авангарда, в частности, футуризма.
Клемперер говорит о наглядности, осязаемости патологического языка, которое диагностирует как «усиление чувственного элемента» в речи.

Он замечает:

Торжественно убранную площадь перед ратушей или увешанные знаменами и транспарантами залы или стадионы, где политические деятели обращаются к массе, можно в известном смысле уподобить составной части самой речи, ее телу; речь в этих рамках изукрашивается и инсценируется, она — синкретическое произведение искусства, которое предназначено для восприятия слухом и зрением, причем слухом — вдвойне, поскольку шум толпы, ее рукоплескания, гул недовольства действуют на отдельного слушателя по меньшей мере с той же силой, что и сама речь. Нельзя забывать, что такая инсценировка безусловно влияет и на тональность самой речи, придает ей более чувственный оттенок. Звуковой фильм воспроизводит это синкретическое действо во всей полноте; радио возмещает отсутствие зрелища дикторским комментарием, роль которого соответствует роли вестника в античном театре, и верно передает заразительное акустическое двойное воздействие, спонтанную реакцию толпы.

К формам символического поведения Клемперер относит выборы, предвыборную кампанию, разного рода съезды, митинги и даже поджог Рейхстага.

Патологический язык служит организующим началом для светского культа нацистов, где шестнадцать боевиков, убитых во время Пивного путча в 1923 г., занимают место «мучеников», созерцание солнечного круга и свастики в день зимнего солнцестояния заменяет собой Рождество Христово, город Браунау, где родился Гитлер, приобретает статус «места паломничества немецкой молодежи», а «Майн Кампф» становится Библией национал-социализма. Клемперер далее отмечает, что «война за сохранение не только гитлеровского рейха в узком смысле, но и вообще пространства, где господствовало религиозное поклонение Гитлеру, превратилась в «крестовый поход», «священную войну», «священную народную войну»; а на этой религиозной войне гибли люди, храня «непоколебимую веру в своего фюрера»».

Наконец, Виктор Клемперер составил полезный словарь языка Третьего рейха, куда входят такие слова как «исторический», «фанатический», «фанатизм», «действие», «буря», «тотальность», «органический», «вечный» (вечная вахта) и др.

Среди жанров патологической речи Клемперер рассматривает ругательные слова: «система» , «интеллект» и «объективность». Отдельно он говорит о разного рода аббревиатурах, а также новых арийских именах: Хорст, Харальд, Зиглинда, Бальдур, Дитер, Детлев, Уве, Маргит, Ингрид, Ута, Гудрун. Делает Клемперер и замечания относительно языковой политики нацистов, в частности, рассказывая об их борьбе со славянскими названиями немецких городов и сел.

Продолжение следует

Роман Вершилло