С фундаментальной стороны изучение политической речи является родом самопознания, потому что обращается к духу человека в его порядке и в беспорядке. В этом отношении наше исследование носит объективный характер, опирается на сущность человека как такового и связывает разумную речевую деятельность с постижением и сознательным принятием условий человеческого существования.
Предметом богословского, философского, исторического, литературоведческого исследования становится не только разумная речь, не только специфический язык внутри того или иного идеологического течения, но также и массовый человек с его внутренним беспорядком. Мы предлагаем изучать политическую речь как средство трансляции этого внутреннего беспорядка в общественную сферу.
Критическая антропология
Одним из методов, которые мы предполагаем использовать, является «критическая антропология»: богословско-философское учение о человеке как образе Божием, о человеке, который мыслит, говорит и действует пред Лицем Божиим, в согласии с теми условиями существования, которые определены не им самим, и, в частности, признает себя творением Божиим.
«Критическая антропология» основана на христианском и классическом философском представлении о человеке. Она является «критической», так как исследует нарушения порядка в душе, степень и характер этих нарушений. Благодаря критической антропологии можно дать определение духовным болезням и, исследуя последовательность распада порядка души, составить классификацию данных болезней, квалифицировать их как идеологические, социальные явления.
Два основных тезиса критической антропологии:
- у нас есть понятие о том, что такое человек по своей природе;
- природа человека неизменна.
Критическая антропология изучает духовное состояние человека, который действует вопреки своей природе и уходит из первой реальности во вторую, мнимую реальность. Благодаря этому методу мы можем исследовать политическую речь как симптом ухода во вторую реальность, выяснить, как носитель патологического языка связан со своей речью.
Мы предполагаем также использовать и другие научные методы исследования: метод различения сущностей, история идей, повседневная история, сравнительный метод (сопоставление патологической речи с детской речью, устной культурой примитивных народов, речью душевнобольных, языком литературного и художественного авангарда, юмористической литературой и литературой нонсенса и т.п.) и др.
Особое место должен занять филологический метод, потому что мы описываем в сущности поэтику политической речи. Такая поэтика должна включать в себя описание жанров, приемов, а также стилистики отдельных направлений (систем политической речи) и отдельных выдающихся мастеров. Для разметки явлений политической речи мы будем указывать не на их сходство и различие, а на синонимию, антонимию и омонимию этих речевых фактов.
Приемы исследования
Идеология есть часть реальности
Мы намерены рассматривать факты политической речи для доказательства того важного положения, что идеология, массовая культура и массовая религия есть часть реальности, а не те или иные идеи, ответственные суждения, выражения переживаний или научные тезисы. То, что говорят идеологи и, в широком смысле, духовно больные люди, является пропагандой, то есть принадлежит к практической жизни, а не к какой-либо теории, верной или ложной. Речения идеологов имеют своей целью не объяснить что-либо, а лишь развязать идеологу руки для произвольных действий в реальном мире.
Из тезиса «идеология есть часть реальности» вытекает, что единственным достаточным деятельным ответом на гностическое безумие мог бы быть запрет на его трансляцию, а в рамках гностической цивилизации это исключено.
Без государственной санкции будет безуспешной также и попытка практического отключения от потока патологической речи. В массовом обществе возможность чего-либо не знать, не читать и не слышать является иллюзорной. В таком обществе все обладают одинаковой компетентностью, так что даже элита – это тоже люди массы.
Когда никто ничего не скрывает, не действуют и обычные приемы разоблачения патологической речи. В обществе театра (то есть бесстыдного самообнажения) никакое разоблачение невозможно. В условиях безнаказанности анализ бесстыдного сочинения не может состоять в констатации факта, что оно содержит порнографию, даже с точным указанием, какую именно.
Не принимать определений идеологов
Одним из концептуально важных приемов является отказ от принятия самоопределений и самообъяснений, которые предлагают идеологи. Мы не должны верить идеологам ни в чем, не должны вступать с ними ни в какие реальные или ментальные соглашения.
Если, например, В. И. Ленин говорит, что созданная им партия борется за интересы рабочего класса, то это невозможно воспроизводить без уточнения, что «борьба» здесь – это внутренне пустой штамп, что «класс» является не научным понятием, а коллективистским фантомом, и что вся фраза Ленина отсылает к аморалистской классовой этике, а в конечном счете – к свободе поступать в этом мире, как кому угодно.
Классификация явлений патологической речи
В случае политической речи мы исследуем нечто мнимое, случайное, и за счет этого любая классификация патологических явлений будет случайной, будет отражать лишь случайные свойства явления. За счет этого свойства, жанры, формы и приемы патологической речи входят друг в друга, сливаются и разделяются без какой-либо системы.
Искусство чтения
Методы и приемы изучения политической речи объединяются в таком универсальном умении как искусство чтения.
Критическая антропология позволяет нам уяснить, что для правильного чтения прежде всего необходимо, чтобы душа человека была открыта истине и закрыта для лжи. Для чтения необходимо внимание к смыслу написанного, интерес к предмету.
В искусство чтения необходимо входит осознание читателем, в какой ситуации такое чтение происходит. Например, внутри гностической цивилизации:
- Никто не говорит разумно.
- Если кто-либо говорит разумно, то его голос не слышен (разумная речь не слышна, так как заглушается клишированной повторяемой патологической речью, смешана с неправдой в общем потоке информации).
- Если голос истины может быть услышан, то он не находит слушателя, потому что слушатель духовно болен.
В духовно больном обществе диалог невозможен или же ведется на патологической речи. В отношении такого общества искусство чтения диктует бойкот гностического диалога и взамен этого – анализ того, почему в данном случае диалог невозможен.
Необходимым условием понимания сказанного и написанного является суждение о прочитанном. Для этого мы судим по тому, что слышим и читаем. Мы не придаем чужим словам нужный нам смысл, а извлекаем тот, который они обозначают. Из прочитанного мы познаем ту или иную истину, например, принимаем ложь за ложь. Истинное суждение о сказанном идеологами делает невозможным компромисс с идеологией.
Искусство чтения в техническом смысле начинается с правильного понятия о том, что следует читать и чего не следует. В выборе чтения следует руководствоваться авторитетом автора, а тексты на патологическом языке читать не следует.
Книга или статья представляет собой развернутое высказывание, смысл которого соразмерен тексту и имеет аналогичную тексту структуру. Для понимания текста необходимо его верное членение на периоды или сверхфразовые единства.
Гностическое искусство чтения
Противоположностью искусства чтения является «гностическое искусство чтения», то есть искусство постижения лжи через чтение и слышание. Это искусство принимать разумную речь как патологическую, а патологическую речь как разумную. Приемы гностического искусства чтения аналогичны приемам патологической речи (см. Главу 3).
Разумная речь
Разумная речь может считаться синтетическим употреблением всех верных методов и приемов анализа патологической речи, и разумная речь есть решение всех проблем патологической речи.
Смысловая карта второй реальности
В результате использования указанных методов должна возникнуть смысловая карта второй реальности, устроенная не по визуальному принципу. Такая карта должна, как предполагается, состоять из «типов» и «единичных сущностей», где «типы» могут быть «сущностями», а «сущности» не могут стать «типами». «Типы» имеют иерархию, а «сущности» не имеют. В той или иной системе политической речи «типов» должно быть ограниченное число (допустим, несколько сотен), а сущностей неограниченное.
Например, «типом» является идеология, а «подчиненным типом» – конкретная ее разновидность, например, марксизм. Когда мы оцениваем цитату из «Государства и революции» В. И. Ленина как «марксистскую», мы отмечаем «тип», за которым стоит особый вид гнозиса. «Тип» может стать «сущностью» и исследоваться как единичный предмет, – это марксистская (советская) речь как целое.
Равным образом В.И. Ленин в нашем исследовании выступает как «тип», так как «Ленин» является темой патологической речи, речевой личностью, то есть мастером патологической речи. Но при этом В. И. Ленин является и «сущностью», конкретно существовавшим человеком с биографией, годами жизни, портретом и т.п.
Такое различение на «типы» и «сущности» важно для проведения нашей мысли о политической речи как части реальности. Это необходимо также для того, чтобы различить реально существующие предметы от аналитических инструментов, чтобы в смысловую карту второй реальности попадали «типы», а не «сущности».
Благодаря этому различению становится объяснимым, почему на марксистской патологической речи говорят (говорили в советское время) немарксисты и даже противники марксизма, почему космос православной модернистской патологической речи охватывает сегодня не только модернистов, но и людей совершенно не являющихся модернистами.
Роман Вершилло
