Зачем спорить с модернистами?

В шуме массовых религиозных развлечений трудно расслышать голос православных христиан. Православный стоит в одиночестве перед пестрой толпой, и чаще всего не находит, что сказать и как сказать.

Мы не можем убеждать модернистов и вообще идеологов не только потому, что среди нас нет мастеров слова. С нас было бы достаточно прямой и простой речи, если бы мы говорили главное о главном.

В чем же состоит это “главное”? В том, что между Церковью и миром существует непримиримая вражда, и главный спорный пункт – это развлечение. Самое глубокое различие лежит не между верующими и неверующими, а между теми, кто относится к спасению серьезно, и теми, кто хочет попасть в рай играючи.

Кажется, что любая речь о принципиальном разделении между людьми будет услышана. А так как этого не происходит, значит у нашей немоты есть конструктивные причины. Чтобы в этом разобраться, обратимся к двум противоположным типам: модерниста и антимодерниста.

Модернист

Модернист – фигура по-своему удивительная. Ты ищешь границы его неразумия и не находишь. Его глупость безгранична и предел ее распространению ставит только воля Божия.

Модернист не мыслит

У модерниста есть прививка от Православия. Он уже слышал о Православии и к нему приноровился. Православие для него служит оправданием того, чтобы жить и мыслить как ему удобно.

Ты говоришь ему что-либо против Церковной реформы, а человек уже о ней слышал. Он держит в памяти свои и чужие аргументы, и готов тебе их воспроизвести. Во время разговора он не слышит тебя и не мыслит. Он откликается на твои слова как эолова арфа, издавая благозвучные, но невнятные звуки.

Он бесстыден

Безмыслие гностика связано с его бесстыдством. Модернисты знают о Православии и отрекаются от него. Они слышали о том, что мир духовно болен, все-таки идут туда за рецептами исцеления Церкви.

Он ленив

Модернист погружен в многоделание, и, к сожалению, его самодеятельность зачастую связана с Церковью. В то же время его трудно назвать трудолюбивым. Он занимается всегда не тем, чем ему положено заниматься. Он всегда не на своем месте.

Он – философ, если не способен к отвлеченному мышлению. Он филолог, если не способен к образованию понятий. Он богослов, если не верует в догматы и не хочет ничего знать о Православии. А если он аморалист, то, конечно, становится учителем добродетели.

Таким образом выходит, что наш энергичный деятель, скорее, ленив. Ведь он не преодолевает единственное препятствие, которое стоит преодолевать: собственную глупость.

Лень в сочетании с многоделанием рождает беспокойство, причем даже не личное, а общественное. Поэтому о модернисте надо знать, что он создает беспорядок вокруг себя: в обществе, в организации, в Церкви, на приходе. Если модернист создает большой, эпохальный, непоправимый беспорядок, то это называется “вкладом в развитие церковной жизни“, а сам он – “человеком Церкви”.

Модернист нескромен

Общественное беспокойство возникает еще от того, что каждый живет с оглядкой на других.

Гностик действует как на сцене, зная, что за ним наблюдают другие. Он позирует, красуется перед публикой и действует не по долгу, то есть ради Бога, а потому что осуществляет “спасение всего мира”. Следовательно, модернист нескромен и его задушевной сутью является радикальная внешность.

Он ищет компромисс

Модернист всегда находится в поиске компромисса. Этот поиск заменяет ему умственную деятельность. Он непрестанно сопрягает несоединимое, непохожее и похожее.

Модернист ищет компромисс потому, что у него есть совесть. Даже самый радикальный модернист все-таки понимает, что он отделен от мира, помечен знаком Креста. Компромисс для него – это способ вернуться к “нормальной жизни”, к жизни как у всех.

У него есть совесть, которую он обманывает, а любви у него нет, и поэтому он, не дрогнув, взирает на обманутых им.

Он находится в мире с гностической цивилизацией

Модернист находится в мире с миром. Это не только убеждение, но и сильное духовное переживание. Его солидарность с миром окрашивает все его мысли, дела и слова. Поэтому модерниста видно за версту. Это уже не жизненная стратегия, а сама суть современного человека, если она у него есть.

Современник

Наконец, о модернисте можно сказать, что он современен эпохе Отступления.

Так, например, о. Павел Флоренский рождает замечательный по-своему афоризм. На вопрос об отношении к Декларации митр. Сергия (Страгородского) он ответил: «Лучше грешить с эпохой, чем отделяться от нее, считая себя лучше других».

В этой фразе, можно сказать, соединились все качества модерниста, которые мы описали, а также представление о спасении как игре.

Антимодернист

Теперь попробуем вкратце описать тип христианина, антимодерниста.

Христианин открыт пред Богом, он предстоит пред Ним и ожидает суда над своими словами, мыслями и делами. Он сознает и свое ничтожество, и свою греховность.

Христианское знание – это не медитация над тем, что предлагает ему течение жизни, а знание истинное и определенное, знание порядка, установленного Богом. Благодаря этому христианин познаёт время, в которое он живет, понимает, что это время Отступления. Антимодернист видит, что мир в кризисе, что между Христианством и гностической цивилизацией – духовная пропасть.

Христианин не станет считать как модернист, что его спасение находится в его руках. Он не верит в то, что он контролирует ситуацию, может волевым образом преодолеть болезни века. Христианин празден и неподвижен, потому что ждет прощения, избавления и возмездия от Бога (Откр. 11:18), а не от человека или, Боже упаси, от себя самого.

Христианин не пребывает в бездействии, его добродетель действенная и деятельная. Он хочет быть прав во всем и благодаря этому он во всех обстоятельствах ведет созерцательную жизнь. Он нерассеянно внимает воле Божией, и поэтому не решает и не хочет решать социальные проблемы века.

Христианин по большей части незаметен в больном обществе, но даже не знает об этом. Он скромен, не думает, что на него кто-либо смотрит.

Христианин не принимает компромиссов, потому что у него есть стыд и совесть. Он ясно понимает, что призывы к любви и дружбе не ведут к восстановлению порядка в больном обществе.

Антимодернист отказывается быть солидарен с теми, кто создает духовный кризис в Церкви. Его позиция, в этом отношении, вызывающая, это позиция одиночки. Он всеми силами старается держаться подальше от организованной глупости. Чтобы понять современность, он намеренно не шагает с ней в ногу.

Вражда с миром для антимодерниста не тактика и не образ жизни. Это ненависть к миру, созданному новым человеком. Он видит свою задачу не в том, чтобы хорошо устроиться в этом мире, или же, напротив, устроиться нем как-то необычайно неудобно для себя и других.

Если выразиться еще точнее, то вражда с миром исходит не от христианина. По милости Божией христианин так устроен, что мир его ненавидит.

Враги

Итак, наше описание показывает двух антиподов: модерниста и антимодерниста, а если взять шире: гностика в его противостоянии с христианином. Их сознание устроено по-разному, понятия у них образуются разными способами и используются в противоположных целях.

Гнозис превращает в гнозис все, что ему попадается на пути. Гностик “осмысливает” и просто здравую речь, и Божественное Откровение. Все, что ты ему скажешь, он обратит в оружие против веры.

Чтобы полюбить истину и понять ее, гностику нужно было бы поменять сознание, но это превышает человеческие силы.

Что же делает христианина невыносимо враждебным для мира? Его любовь к Богу и к ближнему. Вот это никогда не будет современно, никогда не станет законом жизни мира сего.

Случается, что любовь к ближнему понуждает антимодерниста заниматься этим безнадежным делом: спорить с модернистами. Только делать это следует без веры в человека, а напротив, с большим недоверием и хорошим знанием того, что такое человек Нового времени.

Роман Вершилло