Мир меняется, и меняется не по воле человека

Деятели литургической реформы были первыми, кто предложил отказаться от посещения храмов и Причащения во время эпидемии коронавируса. Так произошло не только в России, с еп. Пантелеимоном и о. Кочетковым, но и в Болгарской Церкви, и с экстерриториальным о. Кириллом (Говоруном), да, наверно, повсюду.

Думаешь сперва: «Они попались! Модернисты опровергают свои догматы, отказываются от своей центральной доктрины, кроме которой у них ничего и нет». Модернисты, все-таки враги Церкви, и вдруг противоречат сами себе. Мы к ним со всей серьезностью, изучаем их сочинения, опровергаем Писанием, Преданием, каноническим правом. А тут такая странная вещь, непонятная вещь.

Реакция модернистов на коронавирус действительно патологическая, но удивляться ей не стоит. Важнее провести тест на Христианство.

Тест на Христианство

Думаю, что многим ясно, что сейчас – время суда. Это стало известно благодаря сообщениям рабочей группы Госсовета по противодействию распространению инфекции, мэра Москвы и других органов и лиц. Итак, чтобы увидеть, что ты живешь во время суда, нужно внимание к этому времени.

Для человека, ведущего внимательную жизнь, то есть для христианина, всякое время есть время суда. Модернисты в идее и на деле отрицают суд Божий, но суд человеческий, суд общественного мнения они игнорировать не могут.

Перед лицом суда, хотя бы и светского, сознание гностика раскалывается как орех и демонстрирует свою бессознательность. Если сказать грубо, то он начинает нести чепуху.

В свете этого наблюдения перейдем к последовательности-непоследовательности православных модернистов и гностиков вообще.

Последовательность в зле

Мы пытаемся понять, как мыслят и почему так действуют модернисты, и не можем распутать клубок из двух ниток: последовательности и непоследовательности.

Первая нить ведет нас к концептам (как бы принципам) несвятых отцов православного модернизма: Достоевского, Соловьева, о. Флоренского. Другая (непоследовательность) ведет нас до тех пор, пока у нас в руках не остается смешной растрепанный хвостик.

В самом деле, какие принципы могут быть у человека, переодевшегося в священника и разрушающего Церковь? Какой последовательности мы ждем от человека, который пришел в Церковь с намерением Ей навредить? Он, что, должен иконы топором рубить, чтобы мы его похвалили за принципиальность? Модернист иногда даже и правду говорит, а это уж на что как огромная непоследовательность с его стороны. И что нам с этим делать: похвалить его или поругать?

Христианам не нужна ни принципиальность модернистов, ни их беспринципность.

У модернистов нет принципов, нет ни одного, а то, что у них есть – это не принципы. У них нет понятий, нет традиции, даже модернистской. У них нет ничего, к чему мы могли бы приложить меру сознания. Даже ошибаются они по-другому, иначе составляют свои планы, по-другому совершают глупости, да и глупости у них тоже другие.

Что заменяет догматы, понятия, традицию и доктрину?

Конечно, у модернистов есть нечто такое, что успешно заменяет им догматы и доктрину, понятия и принципы. У них есть что-то, заменяющее им сознание. Вот это «вместо» следует со всей пристальностью изучать, если вас интересует православный модернизм.

Мы ищем правды, потому что только истина может быть точкой опоры в любых размышлениях. В словах и делах гностиков мы ее никак не находим. Что мы увидим в них, если отбросим словесную и историческую шелуху? Что у них действительно есть?

У гностиков есть они сами, их жизненная сила, а также материальная и человеческая обстановка, созданная ими вокруг себя.

Принципиальный, серьезный враг Церкви не станет рубить иконы и священнослужителей. Зачем? Это неудобно. Вместо этого нужно так устроиться в Церкви, чтобы она тебя кормила, и кормила хорошо. А так как Христианская Церковь этого делать не хотела, то Ее подвергли реформе, то есть изменили так, чтобы Ее врагам было удобно Ее разрушать.

Литургическая реформа

Вернемся к литургической реформе. Спор шел и идет не между сторонниками реформы и ее противниками. Все совершенно выглядит иначе, если обратиться к реальности и задать вопрос: «А как на самом деле? Как обстоят дела?»

Нужно ли разрушать обычаи Церковные, чтобы пробудить в верующих интерес к богослужению? Нужно ли сверхчастое Причащение, чтобы облегчить правила говения? Разумеется, нет. Эти нововведения ничего не изменяют, а полностью собой заменяют то, что было истинно.

Смотрите: правила подготовки к Причастию изменили задолго до эпидемии, а во время эпидемии предлагают отменить Причастие. Вот вам мысленная механика, и она всегда одушевляется поисками удобства.

Сначала (XIX – нач. XX век) стало главным богослужение, потому что аскетичность слишком аскетична, догматы чересчур догматичны, а христианское государство уж очень нецерковно. Затем модернисты второго поколения проповедовали, что богослужение в конечном счете не важно, потому что важнее всего Евхаристия. И вот по всему миру люди перестали ходить на всенощные и родительские, потому что, как говорится, «отсеяли главное от второстепенного». К этому времени об аскетизме, догматизме и государстве забыли, и поэтому нормой во всех существенных вопросах стал компромисс с любой превосходящей силой, например, советской властью или экуменическим движением.

Уже в наши дни (1970-е – 2010), на третьем этапе, символом преклонения перед удобством и успехом стала полнота «прихода», то есть модернистской общины.

Теперь – в 2020-м – из всего этого изъято последнее, и остается в лучшем случае мирская община волонтеров, помогающих Нюте Федермессер в борьбе с вирусом.

Удобно-неудобно

Литургическая реформа двигалась, используя в качестве принципа мирское удобство. Но мы имеем дело с таким сознанием, в котором удобным может считаться все что угодно: служить Богу долго, коротко и вообще не служить. Или: жить ярко, но коротко, жить долго и покончить собой посредством эвтаназии.

Итак, как последовательность, так и удобство тоже оказалось совсем не удобством, а символом своеволия:

Делай, что хочешь, и будь что будет.

Таков принцип нового века, но ведь и ему также не следуют как принципу. Гностик способен вредить себе и даже убить себя, но с условием, что это будет «удобно». Бесполезно искать в этом порядок, удобство в собственном человеческом смысле.

Гностик живет в мире, который разомкнут со всех концов и внутрь себя, и это считается свободой. Но он не просто бросает кости и поступает как попало. Если он сочтет это удобным, то станет последовательным и логичным. Но это не последовательность и логика человека, отвечающего за свои мысли. Он разрушит то, что намеревался разрушить, и бросит свою логику на месте преступления.

Теперь спросим: «А как же на самом деле?» Эпидемия существует, хотя не все гностики с этим согласны. Но в быту гностик не ведет себя как сумасшедший. Его инстинкт безошибочно ведет его к компромиссу с властями церковными и светскими, с вероучением и общественным мнением. Только с Неумытным Судией договориться не удается.

Идеология литургического обновления закончилась

Правда состоит в том, что движение литургического обновления пришло к своему концу. Его примерно 200-летняя история одурманивания Церкви завершилось. Это интересный факт, но в конечном счете не очень важный: вот еще одна идеология мертва.

Мы полагаем, что у модернистов нет ничего кроме их убеждений? Напрасно. У них в распоряжении есть еще они сами, и они долго еще будут двигаться автоматически и говорить механическим голосом.

Идеология продолжает жить, даже когда она, как марксизм, давно разоблачена. У гностиков еще есть жизненные силы, есть партия или секта с ее членами, имуществом, СМИ. Идеология продолжает свою жизнь в виде пустой скорлупы. За этим любопытно наблюдать, но сейчас мы не совсем об этом.

Мир меняется

«Чем ты не доволен? – спросят меня. – Пусть у о. Кочеткова будет своя доктрина, свои догматы и катехизисы, а мы будем их опровергать».

Я недоволен тем, что в таком антимодернизме есть уход от суда. Получается, что мы, православные, думаем о гностиках не так, каковы они на самом деле, а как нам удобно о них думать. А нам удобно думать о них, как о своего неверного рода православных, как о верующих, но иначе.

Приписывать о. Кочеткову доктрину и догматы, значит признаваться в том, что мы сами неправильно понимаем, что такое богословие, философия, вероучение.

Да, модернист поступает непоследовательно. Он ставит перед собой безумные, невыполнимые и аморальные цели. Что это значит? Это значит, что он непоследователен не в том или в этом, а в принципе: он не следует своей природе.

Модернист не изъят из природы вещей, но к порядку благодатному он не перешел. Значит, его надо сравнивать с человеком, а не с христианином. Мы ищем в нем истинное, не находим, и благодаря этому видим, что мир меняется, и меняется не волей человека.

Роман Вершилло