“Допущено к распространению”

О книге У. Меньшиковой «Обо всем»

Андрей Платонов писал в одной из рецензий о том, как он понимает задачу литературного критика: «Критика, в сущности, есть дальнейшая разработка той идеи, или того человеческого характера, или события, которые открыты и описаны пером автора-художника. Критика является как бы «довыработкой» драгоценных недр, обнаруженных автором».

Художник исследует человеческую натуру в ее противоречивой или согласной сложности и из ее всяческого несовершенства вымывает «золото», то есть нечто истинное о человеке. Критик помогает в этой работе и автору, и читателю. В одном произведении удается намыть немного золотого песка, в другом – больше, но редко критик сталкивается с таким, в котором нет совершенно ничего настоящего.

Довелось найти такое сочинение нам: Ульяна Меньшикова. Обо всем. М.: издательство «Алавастр», 2017. Допущено к распространению Издательским Советом Русской Православной Церкви.

Что мы узнаем из книги У. Меньшиковой о Церкви? Ничего. Мы не получаем никаких сведений ни о том, как она устроена, ни о том, существует ли она вообще. А то, что мы все-таки узнаем, до неузнаваемости искажено.

Читатель узнает, что существуют (или нет) такие люди, которых в каком-то виртуальном мире условно называют настоятелями, матушками, православными и т.п. Чтобы проверить эти сведения, читателю нужно бросить книгу «Обо всем» и самому пойти и посмотреть, самому придти на суд или вызывать действительность на суд. У. Меньшикова не помогает ему ни в том, ни в другом, ни в третьем.

Узнаем ли мы что-либо об авторе? Очень немногое, а из того, что мы все-таки узнаем, не складывается человеческое лицо. Личность автора скрыта под толстым слоем риторических уродств, и за страницей мы не опознаем человека, интересного нам, важного для нас, существующего на самом деле. «Ульяна Меньшикова» в книге и на ее обложке – это не личность, а лирический герой в широком смысле, какой встречается не только в поэзии, но, например, в сквернословии и порнографии, в интернет-общении.

Возможно, другим, более проницательным рецензентам, удалось обнаружить больше, чем нам?

«Творчество ее подает пример жизнерадостности и веры в собственные силы», – говорит об У. Меньшиковой аннотация.

«Рассказы о нашей жизни» называется предисловие Виктории Лозовской. Герои книги, по уверению В. Лозовской, «подают пример жизнерадостности и веры в собственные силы».

То же слышится и в самой книге. У. Меньшикова называет себя жизнерадостной, и противопоставляет себя мрачным, черным христианам. Эти слова остаются лишь декларацией, пусть и антихристианской, потому что сама по себе книга радости не вызывает, и из книги не видно, чтобы «радость» лирической героини в чем-либо выражалась или передавалась окружающим ее в книге лицам.

Герою и героям книги радоваться просто нечем, как нечем им и разговаривать. Характерно, что автор не решается передать речь героев, а когда ей приходится это делать, то герои говорят на языке все того же автора (рассказ «Контрабасиха»).

Согласно отзыву о. Зосимы (Балина), помещенному в конце книги Меньшиковой, она «не препарирует православие, не смотрит на него несколько абстрагированно со стороны, как на некий предмет».

С этим тоже трудно согласиться, потому что главный прием У. Меньшиковой – как раз опредмечивание и последующее радостное унижение описываемых лиц. Вплоть до такого: если ненавидимые У. Меньшиковой христиане считают соцсети злом, то автор сообщает: «а я считаю злом вас, дорогие мои благоуханные сестры по вере».

Риторические приемы бытовой, а теперь еще и интернет-речи, избавляют автора от необходимости использовать художественные приемы. Поэтому персонажей в книге нет, есть конкретные лица, нисколько не типичные, не очищенные никакой художественной переработкой. Это обнаженные тела, как в морге, как надпись на заборе: «Валя – дура».

Уже первый рассказ (или это новелла? заметка? очерк? пост в Фейсбуке?) под названием «Православие – это радостная вера!» демонстрирует многослойную и разнонаправленную иронию, насмешку, многоуровневое сомнение в основных фактах действительности и их разнообразную фальсификацию. Вот описание героини «рассказа»:

Управляла этим хором матушка одного из священников. Как водится, с очень скромным музыкальным образованием, но очень верующая и хорошо разбирающаяся в религиозных состояниях. Музыкальной терминологией она не владела абсолютно… А надо сказать, внешность, характер и вообще в целом личность матушки были весьма колоритными…. Вместо платка носила на голове огромные шифоновые банты на заколке.. и не выговаривала половину алфавита… Сидит перед нами и прямо вся трусится вместе со с своим шифоновым бантом… Обвела нас всех, нехристей, змеиным взглядом и злобно прошипела: «Запомните раз и навсегда! Прляволавие – это рлядостная вера!!! Рлядостная!».

Поэтому, резюмирует в развязке У. Меньшикова, «всем, кто хочет научить меня грустно веровать и еще более грустно писать о моих церковных буднях, я говорю: Православие – это радостная вера!.. Ибо лучшего богослова, чем наша матушка-регент, я не встречала».

Теперь вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю про множество точек зрения, иронических слоев, избыточных речевых приемов. Все они служат не для изложения, а для развлечения, или просто для заполнения страницы знаками.

Оцените также, что образцом радостного отношения к жизни считается насмешка над человеком, его опредмечивание: под бантом мы вовсе не увидим, сколько бы ни пытались, лица. Пример такого же отношения в «рассказе» «Женик», где герой злорадно описывается как идущий «нетвердой походкой человека, обремененного ДЦП и слепотой». Да, ДЦП это смешно, это иронично…

Так что же остается? Что находит читатель под пупырчатым переплетом оформленном в стиле клеенки на кухонном столе («картина» Альберта Солтанова)?

Слова.

Язык, непроницаемый как стена ВКонтакте. О нем и поговорим напоследок.

В книге У. Меньшиковой систематически и между делом употребляется сниженная лексика: «РПЦ», «тетка» (вариант «тётька»), «жарища», «Опа!», «Не с..м в тумане, мы в аэроплане».

Клише массовой культуры: «Уж лучше б ты пил», «Дункан Маклауд», «Чужой».

Техническая интернет-лексика: «ники» («это не ники, это имена святых», – в «рассказе» «Уставные пения»).

Фразы: «Хор в боевой стойке», «Очень верующая» (в ругательном смысле),

Развернутое высказывание: «Видя мою постную морду, распорядитель пира проорал не весь зал:”Не с.ы, платим вдвое против уговора!”. Тут, понятно, все еще больше оживились. Короче, такого сэйшена в стиле шансон не было больше нигде и никогда. Уверяю. В сопровождении духового оркестра, это вообще был полный эксклюзив. И если вы думаете, что это все, то глубоко заблуждаетесь».

Нет, это не речь, это призрак речи, беспомощная графомания, которая говорит только о патологической замкнутости говорящего. У автора нет других мыслей, чтобы их мыслить, у нее нет других слов, чтобы эти мысли не сообщать читателю. Таково следствие того, что автор еще не родился как человек, способный к разумной речи, и готовый к тому, что за каждое слово придется дать ответ пред Богом.

Значение этого томика, загримировавшегося под сельский детектив, исчезающе мало. Но в том-то и состоит особенность нашего времени, что великое не имеет веса и влияния, а малое и бесконечно уменьшающееся оказывается влиятельным, популярным. Так и в данном случае: за маленькой точкой, за грязненьким пятнышком скрывается стихия распада, стихия такой речи, от которой содрогаются небо и земля.

Роман Вершилло

(1 оценок, среднее: 4,00 из 5)

Загрузка...