Миссия молодёжи?

Об одной беседе о. Димитрия (Першина)

В декабре прошлого года на телеканале «Спас» состоялась беседа с отцом Димитрием (Першиным) в рамках передачи «Точка опоры» (ведущий — Антон Курилович). Выпуск передачи назывался «Миссия к молодёжи: Церковь в мире субкультур». Об этом выпуске передачи мы узнали с лёгкой руки редакторов сайта «Православие и мир», сделавших републикацию на своём портале.

Беседа о. Димитрия с ведущим производит весьма странное впечатление, причём отнюдь не только своим содержанием, но и тем, как расплывчато и противоречиво это содержание формулируется. По содержанию же это скорее «мейнстрим» современной псевдомиссионерской мысли. Следует отметить, что такое направление мысли поддерживается в передаче и ведущим.

О. Димитрий предлагает видеть в представителях субкультуры прежде всего хорошее (при этом он не забывает и об отрицательных моментах, но предлагает не акцентировать на них внимание). Обосновывает он это своё предложение «позитивного мышления» ссылкой на В. В. Розанова. Мы обозначаем негатив, но не замечаем, что это живые души… которые хотят войти в ту соборность, к которой нас Церковь призывает, — говорит о. Димитрий, и предлагает прийти к общему знаменателю, заключающемуся в том, что «нам плохо» и что у Церкви есть ответ на вопрос «Что делать?»

Для того, чтобы привлечь молодёжь, о. Димитрий предлагает православным бросить миру клич: «Мы с тобой одной крови». «Мы из этого мира, мы такие же земные люди, как и все, но Господь открывает нам Себя, и мы можем стать настоящими, из какой бы субкультуры мы не пришли». Здесь верно только то, что «настоящим» может стать человек, пришедший из субкультуры — то есть вышедший из неё, освободившийся от диктата субкультурных условностей, стремящихся подменить содержание его личности набором субкультурных установок.

Ведь что, как правило, соблазняет молодого человека в субкультуре? Соблазн лёгкого понимания среди своих сверстников — правда, принадлежащих прежде всего именно к этой субкультуре. Но это лёгкое понимание достигается абсурдным путём, уничтожающим всякий смысл. Субкультура имеет ряд условностей, не соотносящихся с общекультурным контекстом (однако имеющих своё место в пространстве масс-культуры), которым нужно следовать.

И вот уже подросток носит одежду чёрного цвета, пишет депрессивные стихи и слушает депрессивную же музыку — ради понимания. Но чего он достигает? Он достигает понимания со стороны субкультуры «готов» и непонимания со стороны как многих своих сверстников, так и взрослых, а также, что даже более важно — непонимания уже со своей стороны взрослых и сверстников, не являющихся «готами».

Разумеется, в таком положении что-то не так, и подросток чувствует это, но зачастую не может решить эту проблему самостоятельно (во многом как раз в силу выпадения из общекультурного контекста). Тут бы предложить ему помощь — разве не очевидно, что из этого положения нужно обязательно выходить? Увы, о. Димитрий не считает помощь в выходе из субкультуры приоритетным направлением работы. Вроде бы вхождение в субкультуру молодого человека видится ему нежелательным — но он готов делать этому «нежелательному» слишком большие уступки, и даже видит возможность для молодых людей, «войдя в субкультуру, быть ещё и людьми Церкви». Видно, что Церковь в этой конструкции занимает как бы подчинённое положение, что совершенно естественно для случая, когда человек не желает разорвать связи с субкультурой, и эта связь его держит и не даёт должным образом осуществиться той перемене разума, к которой нас призывает Церковь.

Вроде бы о. Димитрий озвучивает правильную мысль о том, что может быть, не надо изобретать какие-то там хитроумные методики, сложные схемы, но добавляет: просто быть по-человечески людьми. А ведь этого «просто» очевидно недостаточно для проповеди (коль скоро речь идёт о миссии).

Соотношение субкультуры и истинной культуры определены о. Димитрием не только расплывчато, но и противоречиво. С одной стороны, он видит некоторую общность вопросов, занимающих субкультуры и культуру: Эти субкультуры, по большому счёту, в каком-то смысле, мне напоминают, скажем, тех великих писателей землю Русской, которые вскрывали действительно проблемные зоны. Но каких именно великих писателей? Весь девятнадцатый и начало двадцатого века, с моей точки зрения, это некое подобие этих субкультур нынешних, потому что в каждой из них мы видим попытку решить проблему.

Тут не всё неправда. Действительно, некоторые действия по разрушению культуры (приведшие в конце концов к возникновению субкультур) осуществлялись и в начале двадцатого века, и в девятнадцатом. Безусловно, правы, например, те, кто усматривает параллели между современными готами и рокерами — и Серебряным веком. И тут, и там мы явственно ощущаем дыхание смерти; и тут, и там с ней играют (хотя и куда эстетичнее в Серебряном веке, что легко объяснимо, так как степень разрушения культурных форм здесь ещё не такова, как впоследствии).
Однако ближе к концу беседы о. Димитрий всё же упоминает о том, что надо знакомить молодёжь с настоящей культурой, но что он под ней понимает, остаётся ясным не до конца.

Вообще же говорить на языке субкультур о. Димитрий считает возможным даже на духовные темы. Он и церковную аскетику готов причислить (пусть и на словах) к особой церковной субкультуре (с оговоркой «если уж на этом языке общаться». Что же мешает о. Димитрию общаться на языке Истины?)

«Подлинность поиска истины детьми», отмеченная о. Димитрием, никак не оправдывает субкультуры, ставящих на пути к истине препятствия и уловляющих в них неопытные души, о чём мы писали выше. Это не означает, что мы должны соглашаться с ними, мы должны быть самими собой, но при этом понимать и слышать их вопросы, — говорит о. Димитрий. Правильная мысль! Но несколько далее о. Димитрий портит и эту мысль, добавляя, что у нас, как ни странно, с готами гораздо больше общего, чем может показаться со стороны, чем, скажем, с пепси-колой, или с макдоналдсом, или ещё с чем-то. Что же общего у нас с готами? — Ощущение того, что мы гости на этой земле, — отвечает о. Димитрий, сам же замечая, что вся суть в ответе на вопрос «куда мы идём» и констатируя разницу между православным и готическим ответами, тем самым уничтожая всё только что намеченное сходство, поскольку странничество с разными целями и в разном направлении исключает возможность общего пути.

Однако вернёмся к «подлинной культуре», всё же упомянутой о. Димитрием ближе к концу беседы. К ней предлагается приобщать с помощью образовательной работы и досуговых программ, и тут же есть некоторая конкретизация этой культуры. Например, о. Димитрий очень желает, чтобы молодые люди читали о. Андрея Кураева и Н. А. Бердяева и могли бы «через это познакомиться с Богом». Здесь мы видим тревожную, но весьма характерную для современного модернизма мысль: представление о трудах религиозных философов и вообще книгах, наполненных целыми гроздьями сомнительных мнений, как о подходящей «молочной пище» для новоначальных. Конечно, некоторые люди действительно начали свой путь к Церкви с чтения подобных книг. Одни воцерковились и преодолели соблазны модернизма, другие не преодолели. Но это не повод рекомендовать всем такой путь, тем более что обращает человека не книга и даже не человек, а Сам Бог.

Впрочем, есть и другая причина, по которой пытаются оправдать «Бердяева для новоначальных». Это адогматизм. Классический пример: А. И. Осипову «кажется», что в начале пути не так важно знать догматы о Христе (Антирелигиозная религия. ФОМА, №2 (19), 2004). Нам не известно, так ли считает и о. Димитрий, или же он «всего лишь» склонен к абсолютизации опыта людей, читавших сомнительные сочинения в начале своего пути к Богу. Но и в том, и в другом случае перед нами опасное заблуждение — опасное, увы, отнюдь не только для о. Димитрия, но и для тех, кто возьмёт его советы на вооружение, и тех, с кем эти люди будут работать.

Правда, среди представителей подлинной культуры (по о. Димитрию) есть и другие: преп. Андрей Рублёв, С. В. Рахманинов, русские писатели. Однако и здесь многое зависит от того, в каком контексте знакомить подрастающее поколение с этой культурой. Ведь одно дело, если контекст будет общекультурным, если постичь красоту икон преп. Андрея будет помогать качественное искусствоведение, и совсем другое — если подростков под видом приобщения к культурному наследию будут знакомить с азами модного «богословия иконы» (а такие опасения вполне реальны: достаточно посмотреть различные варианты учебников по основам православной культуры).

В целом, подводя итог, можно сказать, что уяснить для себя нечто ценное из беседы о. Димитрия не удаётся. Всё крайне расплывчато, и всем словам и мыслям не хватает именно того, что есть в названии передачи: точки опоры.

Сергей Строна