Юлиан Отступник и христианская образованность

Образование и христианская образованность

• Мы уже говорили, что образованность – вещь опасная.
  • Она не является вещью средней и безразличной.
  • Образованность либо очень хороша, если защищает веру, либо очень дурна, если разрушает веру.
• Образованность (наука в смысле научения, того, чему можно научить) опасна настолько, насколько опасно быть человеком и, в особенности, – христианином.
  • Гуманитарные науки не напрасно имеют имя человек (“homo”) в своем корне.
    • Они истекают из человека и направлены к нему же.
  • Сказать, что образованность ни хороша, ни плоха, это все равно, что сказать, что человек ни хорош, ни плох.
  • Человек хорош, потому что создан Благим Богом.
  • Он очень плох, потому что согрешил в Адаме.
• Такой опасности не может избежать ни один человек.

Христианский суд и неосуждение

• Сейчас я пишу книгу о том, что задачи разума очень большие:
  • отличать истину от лжи,
  • разумные речи от речи глупцов,
  • своих от чужих,
  • христиан от лжехристиан.
• Для этого нужно уметь говорить и читать. Оказывается, это очень сложно и опасно: ошибка подстерегает всюду: можно ошибиться в речи и ошибиться в понимании. То же и с истиной.

Гуманитарные науки опасны

• То, что это так, мы доказывали словами св. Григория Богослова:

Сила в слове – для благонравных щит добродетели, а для злонравных жало греха.

• В этом смысле изучать (толковать) Пушкина опасно: либо помогает защищать добродетель и веру, либо служит жалом греха и ереси.
• Я не хочу, чтобы меня поняли как безрассудного оптимиста и социального инженера: я прекрасно понимаю, что изучение литературы, древней и новой, очень опасно.
• Если бы не было модернистов, можно было бы подумать, что изучать Христианство – вещь безусловно полезная, как и катехизация.
• Но в наше время это не так, и мы видим разрушительную силу модернистской науки на каждом шагу (См. Катехизация и власть второй реальности).
• Изучать Писание и Предание еще более опасно, чем гуманитарные науки. Мы это видим на примере модернистов, которые, как о. Павел Островский, Ианнуарий (Ивлиев) или проф. Осипов и многие другие не могут похвастаться иным образованием, как церковным. И это делает их необычайно опасными для Церкви.
• Так знание Христианства сделало опасным для Церкви и императора Юлиана Отступника.

Юлиан Отступник

• Император Юлиан Отступник – пионер в области гностического, идеологического образования.
• Сам обучался в Афинах, где познакомился со свв. Василием и Григорием.
• Программа возрождения язычества включала в себя и поддержку классического образования, “свободных искусств”: риторики, грамматики, логики.
• Вопрос, конечно, был в цели образования:
  • Римская империя находилась на грани коллапса, в том числе, потому что языческие основания империи были уже подрублены св. Константином.
  • Нужно было воспитывать верных слуг распадавшейся империи.
  • Это была традиционная для Рима позиция.
  • Слово, литература – это столпы существующего порядка, инструмент сплочения общества на идее единства.
  • Юлиан хотел спасти античность, придумав для нее идеологию.
• Образовательные реформы Юлиана.
  • Установил государственный контроль над образованием.
    • Частные школы запрещены.
    • Учителя должны были получать право преподавать от местных органов власти и, в конечном счете, от самого императора.
  • Все вместе было вызовом христианам, но ставило и вопрос о свободе свободных искусств.

Эдикт 362 года

Вольный перевод по Cochrane C. N. Christianity and classical culture. New York: Oxford University Press; A Galaxy book, 1957. – P. 286-289

Мы полагаем, что истинное образование состоит не в способности пользоваться словами точно и с силой, но в здравом расположении ума и разумных мнениях о добром и злом, достойном и недостойном. Соответственно, каждый, кто думает одно, а учит другому, далек от знания так же, как от праведности. И даже если расхождение между его словами и его убеждениями совсем не велико, он все равно совершает преступление, хотя и невеликое. Но если он придерживается определенных мнений в важных вопросах, а высказывает противоположное, это несомненно обличает в нем негодяя и мошенника, потому что он учит тому, что считает ложным…

Все, кто становятся учителями, должны быть здравой нравственности и не вводить новых мнений, которые отличаются от общепринятых верований. В особенности это относится к тем, кто обучает молодежь древней литературе, а равно и к риторам, грамматикам и, более всех, к философам, которые претендуют на владение не только языком, но обычаями и идеями и на наставление в делах общественных. Насколько оправданы этих их претензии, я сейчас оставлю в стороне.

Я почитаю тех, кто исследует вопросы столь исключительной важности. Я окажу им еще большую честь, если они не станут обманывать и оглуплять себя, думая одно и уча другому.

Гомер, Гесиод, Демосфен, Геродот, Фукидид, Исократ и Лисий почитали богов как источник и вдохновителей своей мудрости. Разве не почитали некоторые из них, что посвящены Гермесу, а другие – музам? Поэтому абсурдно, что лица, толкующие их труды, презирают религию, которую они исповедовали. Я считают это безумным, но не считаю, что они должны изменить свои мнения, чтобы сохранить свою работу. Однако я настаиваю, что они должны воздержаться от обучения тому, во что они не верят. Если же они предпочтут учить, то пусть начнут с наставления учеников, что ни один из этих авторов, которых они обвиняют в нечестии, безумии и богословских ошибках, на самом деле не виновен ни в чем из сказанного ими. В противном случае получая плату за свою работу, они признаются в том, что являются корыстными наемниками…

До сего момента многие обстоятельства препятствовали им принять истинную религию. Всеобщий страх служил оправданием, почему надо умалчивать о правильном взгляде на религию. Теперь, однако, когда по милости небес мы обрели свободу, мне кажется абсурдным, что люди должны учить тому, что не считают истинным. Но если они считают, что есть мудрость в том, чему они учат и что толкуют, пусть прежде всего попытаются подражать благочестию древних авторов. Если же они убеждены, что указанные авторы ошибались в своих взглядах на святых богов, то пусть они войдут в церкви галилеян и там изучают Матфея и Луку…

Вот какое постановление должно теперь управлять поведением учителей: каждый желающий учиться должен быть допущен в школы. Было бы одинаково неразумно закрывать путь к лучшему для мальчиков, которые еще не знают, какой путь избрать, или против воли заставлять их возвращаться к вере предков. Есть, впрочем, некоторые основания для того, чтобы обучать их и помимо воли, как обходятся с сумасшедшими. Тем более что у нас есть сочувствие к пораженным таким безумием. И мы должны, скорее, вразумлять неразумных, чем наказывать.

• Даже язычники были этому не рады, потому что это шло собственно против классицизма.
• Больше того, обещая восстановить свободу (якобы отнятую св. императором Константином), Юлиан Отступник вводил тиранию и тоталитаризм в образование.

Христианский ответ

• Христиане оценили угрозу, исходившую из Эдикта 362 года.
• Они прямо причисляли этот запрет к гонениям на Христианство:

Разве Юлиан Отступник не гнал Церковь, — он, запретивший христианам учить и учиться свободным наукам?

блж. Августин

св. Григорий Богослов

• Толкование античных авторов в древности не означало согласия со всем, что они пишут. Так поступали и христиане, читая Гомера и др. Но так же понимали античную литературу и грамотные язычники.
  • Со стороны Юлиана здесь был подлог: он требовал от учителей и учащихся согласия со всем, что писали древние. Но и сам Юлиан Отступник не мог во всем соглашаться с древними.
  • Его собственная религия и философия далеко ушла от античности.
  • Сама форма древнегреческой трагедии или платоновского диалога (это столпы образованности) не допускала принятия всего, что в них написано.
• Христиане немедленно указали на то, что и сами образованные язычники не признают за истинное все, чему учили древние поэты.
  • В противном случае пришлось бы вернуться диким предрассудкам, которые, к тому же, противоречили и исключали друг друга.
  • Принять на веру все, чему учили древние, было полной невозможностью для кого бы то ни было.
• У этого есть глубокая причина:
  • Всегда нужна критика текста, в разборе, толковании.
  • Особенно в отношении светских авторов, которые не заслуживают полного доверия.
  • Какое-то полезное содержание в них есть, но не лежит на поверхности и нуждается в критике, проверке.
  • То есть с нашей стороны тут нет никакой литературолатрии. Я против нее писал много лет назад. Литературная ересь (moral.ru)
  • Было бы ужасно делать из писателей каких-то прорицателей.
• Но мы применяем критику текста даже в отношении Священного Писания или Предания.
  • Конечно, мы не относимся к Писанию и Святым отцам с недоверием.
  • Мы относимся с недоверием не к ним, а к своему пониманию.
  • Читаем с верой и доверием, но при этом усиливаемся понять яснее и точнее, то есть понять как можно больше и с наибольшей четкостью, сохранив все детали.
  • Короче говоря, мы читаем, чтобы получить прибавление ума.
• Почему нельзя обойтись без критики, толкования, понимания, разбора?
  • Потому что ту же самую критику надо применить к себе, к своим мыслям и словам.
  • От нее некуда деваться: в тебе самом, в твоих мыслях, в том, что ты говоришь, нет той безупречной ясности, которая должна быть.
  • Ты неясно мыслишь и неясно выражаешься.
  • От такой критической работы не избавлен даже полностью неграмотный человек.
  • Но христианская образованность, которая вызывает столько недоумений, занимается этим профессионально, сознательно ставит себе это как цель. Конечно, здесь человека ожидает множество духовных наград, и утешений, и радости.

Св. Григорий Богослов против Юлиана и о гуманитарных науках

Но я должен опять обратить мое слово к словесным наукам; я не могу не возвращаться часто к ним; надобно постараться защитить их по возможности. Много сделал богоотступник тяжких несправедливостей, за которые он достоин ненависти; но ежели в чем, то особенно, кажется, в этом он нарушал законы. Да разделят со мной мое негодование все любители словесности, занимающиеся ею как своим делом, люди, к числу которых и я не откажусь принадлежать. Ибо все прочее оставил я другим, желающим того, оставил богатство, знатность породы, славу, власть — словом, все, что кружится на земле и услаждает людей не более, как сновидение. Одно только удерживаю за собой — искусство слова, и не порицаю себя за труды на суше и на море, которые доставили мне сие богатство. О, когда бы я и всякий мой друг могли владеть силой слова! Вот первое, что возлюбил я и люблю после первейшего, то есть Божественного, и тех надежд, которые выше всего видимого. Если же всякого гнетет своя ноша, как сказал Пиндар, то и я не могу не говорить о любимом предмете, и не знаю, может ли что быть справедливее, как словом воздать благодарность за искусство слова словесным наукам. Итак, скажи нам, легкомысленнейший и ненасытнейший из всех: откуда пришло тебе на мысль запретить христианам учиться словесности? Это была не простая угроза, но уже закон.

Откуда же вышло сие и по какой причине? Какой красноречивый Гермес (как ты мог бы выразиться) вложил тебе сие в мысли? Какие злохитрые телхины  и завистливые демоны? Если угодно, скажем и этого причину, именно: после столь многих противозаконных и злых дел надлежало тебе, наконец, дойти и до сего и тем явно напасть на самого себя, так что где ты особенно думал действовать умно, там-то наипаче, сам того не замечая, опозорил себя и доказал свое безумие. Если же не так, то объясни, что значит это твое определение и какая причина побудила тебя ввести сие новое постановление касательно словесных наук? И ежели ты скажешь что-нибудь справедливое, мы не будем обвинять тебя, а будем только жалеть о себе. Ибо мы научились как побеждать убеждениями разума, так и уступать над собой законную победу.

Словесные науки и греческая образованность, говорит он, наши, так как нам же принадлежит и чествование богов; а ваш удел — необразованность и грубость, так как у вас вся мудрость состоит в одном: веруй.

Св. Григорий объясняет

Но и у вас, я думаю, не посмеются над этим пифагорейские философы, для которых: сам сказал, есть первый и высший догмат, более уважаемый, чем самые золотые или, вернее, свинцовые стихи . Ибо у последователей Пифагора после первой, так много прославляемой посвященными в таинства учения его, философии молчания, направленной к тому, чтобы ученики посредством молчания приучились размерять все слова свои, принято было за правило, о каких бы предметах учения ни спрашивали, дать ответ и потом, когда будут требовать доказательства, не отвечать ничего, кроме следующего: так думал Пифагор; и это слово, так полагал он, служило доказательством, не подлежащим никакой поверке и исследованию. Но это речение: сам сказал, не то же ли выражает, хотя и в других буквах и словах, что и наше: веруй, над которым вы не перестаете издеваться и ругаться? Ибо наше изречение означает, что непозволительно не верить словам мужей богоносных и то самое, что они достойны вероятия, служит таким доказательством сказанного ими, которое крепче всякого логического довода и опровержения. Но допустим на время, что сей ответ не неопровержим.

Греческая образованность относится не к языческому верованию, а к народу и к первым изобретателям силы языка греческого

Как же ты докажешь, что словесные науки тебе принадлежат? А если они и твои, то почему же мы не можем в них участвовать, как того требуют твои законы и твое бессмыслие? Какая это греческая образованность, к которой относятся словесные науки, и как можно употреблять и разуметь сие слово? Я готов вместе с тобой, любитель выражений обоюдных, разобрать его силу и значение, зная, что нередко одним и тем же словом означаются разные понятия, а иногда разными словами — одно и то же и, наконец, различными наименованиями — различные и предметы.

Ты можешь сказать, что греческая образованность относится или к языческому верованию, или к народу и к первым изобретателям силы языка греческого. Если это относится к языческому верованию, то укажи, где и у каких жрецов предписана греческая образованность, подобно как предписано, что и каким демонам приносить в жертву?

Св. Григорий увещевает христиан не пренебрегать ученостью

Полагаю же, что всякий имеющий ум признает первым для нас благом ученость, и не только эту благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, емлется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внешнюю, которой многие из христиан, по худому разумению, гнушаются, как злохудожной, опасной и удаляющей от Бога.

… В науках мы заимствовали исследования и умозрения, но отринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению и во глубину погибели. Мы извлекали из них полезное даже для самого благочестия, через худшее научившись лучшему, и немощь их обратив в твердость нашего учения. Поэтому не должно унижать ученость.

Антимодернизм и образованность

В дальнейшем хотелось бы отдельно поговорить о том, в чем состоит образованность антимодерниста и какая связь у антимодернизма и свободных искусств.