Живое слово Предания против мертвой «жизни» модернистов

Роман Торчагин

Не первый раз приходится сталкиваться со странными и возмутительными текстами Юрия Белановского, известного последователя о. Петра (Мещеринова).

В начале последнего Рождественского поста он делился своим «пониманием» аскетики. Нужно напомнить, что в той его статье активно продвигалось традиционное модернистское клише о превосходстве «жизни» над аскетическими правилами. И в новой своей статье «Лекарство от православного неофитства» г-н Белановский еще активнее занимается продвижением той же самой идеи. Какие же нелепости автор приготовил на этот раз?

Сравнение чего угодно с чем угодно

Прежде всего, он снова обращается к психотерапевтической тематике. В наши задачи здесь не входит анализировать книгу фрейдиста Ирвина Ялома «Шопенгауэр, как лекарство», на которой основывается Белановский. Здесь важнее другое – г-н Белановский сравнивает несравнимое. Его «аналогии» между Шопенгауэром и Преданием Церкви – очевидный пример того, как что угодно можно сравнить с чем угодно, если окружить это патетической риторикой.

Для человека верующего нет никакой нужды объяснять разницу между следованием идеям далекого от Христианства философа и жизнью в Церкви. В книге Ялома поклонение идеям Шопенгауэра – другая страсть, заменившая у персонажа блудную страсть. На этом с содержанием книги Ялома закончим и перейдем к тому, что хочет нам втолковать г-н Белановский.

Он сразу говорит, для чего приводит в пример указанную книгу: Для меня эта книга – серьезный разговор о встрече и взаимном дополнении двух мировоззренческих позиций, двух видов жизненного опыта, она о встрече человека-«философа» и психотерапевтической группы, группы, как целого. Под «философией» я здесь понимаю некие умозрительные установки, опирающиеся на «авторитеты», поэтому и беру это понятие в кавычки. Становится ясно без объяснений, что для автора статьи «философия» – это учение Церкви, авторитетность которого у него поставлена в кавычки, потому что оно для Белановского – «умозрительные установки», которые могут быть принесены в жертву «жизни».

Апология ползучего обмирщения и духовная шизофрения

Далее производится некая «классификация» людей, принадлежащих к Церкви. С самого начала автор выявляет свои представления о том, как, по его мнению, должна протекать жизнь православного человека: От неофитства (новообращенности) к зрелости, от верующего «философа в футляре» к человеку, верующему лично и умеющему общаться и жить с людьми. Дескать, побыл неофитом – и хватит. Пора уже в мир возвращаться, а то отстанем от «жизни», которая важнее «философии». Будем раскланиваться перед миром сим, чтобы он нас простил и признал – и он простит и признает, великодушно допустит называть себя православным, лишь бы только ты не слишком шел ему поперек. Тогда и «футляра» не будет, ты ничем не будешь отличаться от неверующих людей. Они постом мясо едят? – Я тоже! Пляшут? – И я туда же! Роскошествуют? – А я чем хуже? Конечно, все во имя любви и всепрощения!

Белановский, начиная «классифицировать», сначала мимоходом касается любимой темы модернистов про обрядоверие: О первых сказано так много, что и добавить нечего. В этом он, как ни странно, прав. Эти пошлые рассуждения о том, как «обряды мешают искренней вере», действительно сильно надоели.

Модернисты больше опасаются «лиц с философским складом», не поддающихся на «толерантное» пустословие. Вот что далее пишет Белановский: Для лиц с «философским складом» первичны идеи и смыслы происходящего. В былые времена такой подход к религии наряду с «обрядовым», вероятно, преобладал. Жизнь текла по своим «рельсам», знать о чем-то значило верить. Для «философов» значение других людей и их опыта не так велико, им трудно общаться, говорить о своем внутреннем мире, о том, что «Бог сделал в их жизни», о том «как они уверовали» и «в чем их личная вера». Они меньше доверяют людям живым, но больше авторитетам проверенным историей. Они более волевые, для них важно познакомиться с идеями, узнать правильный путь. Веру и жизненные ценности они обретают в виде задач, которые надо философски (богословски) осмыслить и решить. Для таких людей более важны знания, информация, возможные «конструкции» и «технологии».

Автор старается скрыть критицизм, говоря как бы беспристрастно. Он лишь «сожалеет», что эти люди «не ценят опыт и жизнь». Да, для христиан самым важным является Божественное Откровение, а не человеческий опыт. Вера выше опыта. То, что говорит Господь – бесконечно важнее и истиннее слова и опыта любого человека. Человеческие суждения в области, например, науки, могут и должны поверяться опытом, жизнью, потому что это человеческие суждения. Но Слово Божие и Предание Церкви – не слово человеческое, и всякий «опыт» ничтожен здесь. Для христиан нет выбора: Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема (Гал. 1:8). Вот предостережение нам, чтобы не искать какого-то «нового опыта» и «нового знания», отличного от того, что повелевает нам Господь через Писание и Предание.

Насчет того, что верующим «трудно общаться», можно сказать следующее: да, христианам трудно ужиться в обществе потребления, но они и не хотят этого. И они не заботятся о том, чтобы быть для всех «приятными во всех отношениях». И поэтому им тяжело и неприятно общаться на языке масс-медиа и «гламура». Однако же они вполне могут общаться на нормальном человеческом языке с теми, кто готов говорить на серьезные темы и хочет познать Истину. И о своем внутреннем мире они готовы говорить, но при этом не смешивая душевный разговор с речью о священном и не выплескивая на окружающих свою греховную грязь под видом «откровенности». Христианин говорит и о том, что Бог сделал в его жизни, поэтому совершенно несправедливо обратное утверждение.

Сколько назидательных повествований содержится у Св. Отцов и в Житиях Святых! При этом Святые догматически веровали, подтверждая и утверждая своей жизнью и чудесами истинность и неизменность догматов и заповедей Божиих. Разумеется, любой христианин должен знать, в чем его вера, и исповедовать ее. Но не какая-то «личная вера», составленная по своей прихоти, а вера догматическая, Богооткровенная. Святые угодники Божии – вот подлинно живые люди, обретшие жизнь вечную и указующие нам на нее! Увы, но в модернизме «жизнью» называется то, что противоречит догматам и заповедям. Вот к такой «жизни» совершенно христианам и не следует присматриваться.

Белановский далее с одобрением относится к кощунственной постановке вопроса о Св. Тайнах. Кощунственное неверие в Пресуществление в духе лекций Осипова оправдывается «уникальным опытом».

Наконец, Белановский доходит до типажа, который явно считается им наилучшим: Но есть люди с иным складом — «психологическим». Вероятно сегодня таковых большинство. Им важно разобраться в своих чувствах, переживаниях, в своих желаниях, соотнести их с опытом других людей. К этому часто подталкивает современная культура. Еще в прошлом веке наши сограждане лишились родовых, социальных, сословных, культурных и прочих важных для традиционного общества «подпорок» в своей жизни и своем мировоззрении. Личная жизнь стала очень личной и от того уязвимой, человек более не может жить-двигаться по «рельсам» традиции. Каждый, по большому счету рассчитывает только на себя. Отсюда такая важность и такое бережное отношение к своему внутреннему миру.

Важное признание состоит в том, что этот типаж связан с «современной культурой». Здесь попадание в самую точку: человек, живущий в государстве с аморальными законами, в обществе со скотскими и звериными «нормами поведения», где вместо культуры – пошлые сериалы по ТВ, а семейные связи порваны, становится заложником индивидуализма и постмодернизма. Он привык к потребительству и ничего не привык отдавать. Он циничен и своенравен, и в то же время паралогичен, будучи не в состоянии зачастую даже систематизировать свои взгляды. Если он не открыто враждебен к религии, то относится к ней как к источнику удовлетворения «личных религиозных потребностей». Он не хочет принимать требования христианской веры полностью, но берет из нее то, что кажется более легким, что лично ему нравится или соответствует его привычному мирскому образу мысли.

Священное и несвященное для такого человека не имеет существенной разницы, греховные стереотипы «современного общества» имеют такую же авторитетность, как и слово Церкви. Здесь имеют место как бы различные духовные болезни: болезнь смешения мирского со священным, о чем уже писалось на сайте Антимодернизм.ру, и другая болезнь, которую я бы назвал «духовная шизофрения». В чем она состоит(если говорить, разумеется, о психически здоровых людях, но больных духовно)? За примерами далеко ходить не надо: многие люди на Западе считают, что религиозные убеждения надо проявлять только в своей общине, а за ее пределами нужно следовать «идеалам толерантности», защищать «права содомитов» и т.п. Или, к примеру, можно публично рассуждать о «своей личной вере в Бога», при этом без всякого смущения живя в блудном сожительстве. Такие чудовищные сочетания несочетаемого часто приходится видеть и в быту, и в общественной жизни.

Корень у этих болезней один – неверие в то, что священное – священно, что оно выше обыденного, что оно должно приниматься от начала и до конца, а также не может сосуществовать с тем, что не просто обыденно, но мерзко. Эти болезни – не результат ли «психологического склада», о котором говорит Белановский? Он пишет: Для них, чтобы обрести свой опыт, важно встретится лицом к лицу с чужим опытом, важно чтобы кто-то сопереживал (со-проживал) им, важно быть услышанными в личном, иметь тех, кто им доверился и самим доверять. Да, любой православный человек, я думаю, хотел бы иметь вокруг себя таких людей, которым можно было бы доверять, общение с которыми приносило бы духовную пользу. Кто бы не захотел быть соседом кроткого, праведного, милостивого человека, могущего помочь в несчастье? Напротив, кто бы захотел иметь по соседству каких-нибудь бандитов или наркоманов? Счастлива семья, если в ней все православно веруют и живут благочестиво. Напротив, какое мучение для верующего человека, если его родственники безбожники или еретики! Да, хорошо, если так, как в первом случае. Но если и не так, то верующий человек должен нести свой крест и быть христианином в тех условиях, в каких ему попущено жить.

Да, важен и пример благочестия. Но если его и не видишь среди ныне живущих, то никто не мешает его видеть у Святых, которые вечно живы. В любом случае, надо сверять свою веру и жизнь в первую очередь с Писанием и Преданием, а не слепо копировать чей-то «опыт»(зачастую мнимодуховный). Белановский сожалеет, что нынешняя церковная жизнь очень мало ориентирована на таких людей. Сам же модернизм пестует именно такой типаж.

Восхваление «опыта» ведет к открытому неверию

Далее автор откровенно показывает то, к чему ведет превозношение «опыта» в духовной жизни. «Опыту» он противопоставляет книжное «знание». Отметим, что слово «вера» не звучит вообще! Белановский утверждает: Ошибка — в уверенности, что идея (авторитетное мнение) сама по себе, то есть голое знание, поможет и другим. Непонятно, что он вообще хочет сказать. Чтобы спастись, нужно право веровать и жить по вере.

Далее критикуются православные: Это типичная картина у православных, апеллирующих к «авторитетам», мол есть «они» и есть «я», который разделяю их точку зрения. Ярким примером такой позиции являются в христианстве приверженцы крайних «креационистских» взглядов, для которых «цитация» «божественных авторов» перевешивает не только здравый смысл, но и возможность познавать тайну творения в диалоге с другими людьми.

Да простит меня автор, но эту тираду не назвать иначе, как манифест неверия! Оскорбительные кавычки перед словом авторитеты применительно к писаниям Св. Отцов, иронически-кощунственное отношение к их словам, опровергающим эволюционистскую ересь…

Снова и снова хочется повторить: Слово Божие и Предание Церкви не нуждаются ни в каком «усовершенствовании» и «развитии» путем диалога с безбожниками. Они не могут и не должны поверяться «здравым смыслом» и житейским опытом.

Далее слова г-на Белановского звучат все более и более вызывающе, переходя временами в кощунство: Иногда православным неофитам или «философствующим» хочется сказать: да, Православие стало для вас “лекарством”, оно вас исцелило, но теперь неплохо бы вас вылечить от «православия». Я намеренно написал столь категорично, подразумевая под этим, что порой при воцерковлении новообращенный становится тем самым Филиппом, для которого теория, сборники мудрых изречений — это и есть жизнь, тогда как сама жизнь проходит мимо. Вот от такого «православия-идеологии», «православия-мифа» полезно исцеляться ради других людей, ради общения с ними, ради простого человеческого участия в их жизни.

Нет, господа апологеты «жизни»! Если и ставить великое слово Православие в кавычки, то только применительно к вашим сочинениям. Кто вылечит обманутых людей от такого модернистского лжеправославия, которое они доверчиво усваивают из подобных статей?

Итак, нам открыто предлагается приспосабливаться к миру сему ради «общения» и «простого человеческого участия». Идите в мир, разлагайтесь вместе с ним, создавая у нецерковных людей иллюзию своего полного благополучия… Нет, пусть такая «жизнь» проходит мимо!

Далее еще более шокирующий выпад: Действительно гораздо проще иметь дело с «мертвыми», с их наследием, с неким рафинированным мифическим прошлым, не требующим твоей живой включенности и ответственности. Гораздо труднее иметь дело с человеком, стоящим перед тобой лицом к лицу и ждущего от тебя личного живого именно твоего отклика. Жаль, что порой реальная жизнь приносится в жертву прошлому.

Кто «мертв»?! Святые всегда живы, даже и по преставлении своем. А некоторые и при жизни мертвы духовно. «Рафинированным» является модернистское блудословие, скрывающее под сентиментальными словесами о «любви» змеиный яд. Ложью является то, что следование Преданию не требует живой включенности и ответственности. Людям, идущим против духа мира сего, достаются плевки и злоба, что доставляет им немалую скорбь, которую они терпят, при помощи Божией. Вот где ответственность! Напротив, безответственность там, где идет потакание и прогибание спины перед миром сим. «Человек, стоящий перед тобой» нуждается в слове Истины, а не в твоем личном безответственном разглагольствовании. Действительно, жаль обманутых людей, прельщенных «личными рассуждениями» о Христианстве от ветра главы своея. Поистине, им вместо хлеба подали камень.(Ср. Лк. 11:11)

***

Пропустим пространные рассуждения психотерапевтической направленности. Далее Белановский неожиданно начинает «сбавлять обороты», частично «оправдывая» «философию»: «Философия» помогает ввести в пространство личного общения некоторые категории, смыслы и ценности очень важные, но не выводимые из опыта и жизненных интересов большинства людей. Именно «философия» дает возможность глубоко затронуть «высшие» темы: смысл жизни, смерть, любовь, веру. «Философия» знакомит нас с опытом людей, расширяет кругозор, учит системно мыслить. Часто задолго до нашей жизни кто-то уже проделал труд и ответил на многие волнующие нас вопросы.

Но тут же вновь начинает делать оговорки: Но есть и обратная сторона. «Философские» установки могут поражать, затягивать, удивлять, отвечать на вопросы, но… при этом оставаться в стороне от жизни, ибо неясно, как их вплетать в жизненную ткань. Я думаю, что один из ключевых вопросов Православия — в том, как связана «философия» и жизнь? Пока этот вопрос мало кого интересует, ибо слишком многие довольствуются «философией», все больше вырождающейся в демагогию.

Как раз демагогией является такая постановка вопроса. Если Господь повелел нечто, то это надо исполнять. Это и будет жизнью по вере. Собственно, святоотеческие писания касаются многих чисто практических вопросов борьбы с грехом. Если же вопрос звучит: «Как совместить веру и мое желание жить, как все живут?» или «Как без труда спастись?», то здесь ответа, разумеется, нет. И быть не может. И несправедливо говорить, что никто не пытается жить по вере. Не только «пытаются», но и живут по вере.

Что касается взаимоотношений пастыря и его духовных чад на приходе, то нет никакой нужды заниматься внедрением каких-то специальных методик. Надо лишь поучиться вечно живой мудрости Св. Отцов, явленной в Предании, этой великой сокровищнице. Ибо глупо и смешно считать себя умнее отцов наших. Да поучимся Священному Писанию и Священному Преданию, ибо они вечно живы и в любом веке сильны нас наставить на путь спасения, но да бежим модернизма и смертоносной «жизни» мира сего, поучиться у которой он предлагает.