Гностическая революция. Пуритане

1.

Наш анализ гностического опыта привел нас к пониманию современности, которая отличается от привычного значения термина. Обычно западную историю делят на периоды с формальным разделом около 1500 года. Все, что позднее, относится к современной фазе западного общества. Если, однако, мы определяем современность как рост гностицизма, начавшийся, вероятно, уже в IX веке, то современность становится процессом внутри Западного общества, простирающимся глубоко в Средневековье. Поэтому последовательность эпох должна быть заменена на представление о непрерывной эволюции, в которой современный гностицизм восходит к преобладанию над цивилизационной традицией, происходящей от откровенной истины о человеке и спасении. Эта новая концепция всего лишь отражает современное состояние эмпирической историографии и поэтому не нуждается в дальнейшем обосновании. Однако, остается вопрос, не имеет ли обычная периодизация отношения к гностицизму. Было бы удивительно, если бы столь общепризнанный символ самосознания западного общества не был бы тем или иным образом связан с фундаментальной проблемой представления об истине.

И в самом деле, такая связь существует. Представление о современной эпохе, которая следует за Средними веками, само по себе является одним из символов, созданных гностическим движением. С тех пор как в XV столетии Бьондо рассматривал тысячелетие от падения Рима в 410 году до 1410 года как законченную и ушедшую в прошлое эпоху, последовательные волны гуманистических, протестантских и просвещенческих интеллектуалов использовали символ “нового современного века” для выражения свойственного им осознания себя как представителей новой истины. Однако, именно потому, что мир под руководством гностиков периодически обновляется, становится невозможным установить критически выверенную периодизацию, исходя из их собственных заявлений. Следуя внутренней логике своего богословского символизма, каждая гностическая волна вправе считать себя великой волной будущего. Невозможно обосновать, почему современность должна начинаться с гуманизма, а не с реформации, или с просвещения, а не с марксизма. Данная проблема не может быть решена на уровне гностического символизма. Нам следует опуститься на уровень событий, чтобы обнаружить мотив для периодизации. Если в борьбе за осуществление действительности произошла какая-то определенная революционная победа гностицизма над символами западной (христианской.- пер.) традиции, то это и будет для нас поводом для выделения отдельной эпохи. Если мы так поставим вопрос, то для нас приобретет смысл и обычная периодизация. Хотя ни одно из гностических движений не заслуживает предпочтения, очевидно, Западная история переживает перелом вместе с Реформацией, понимаемой, как успешное вторжение гностических движений в Западные духовные и общественные институции. Движения, которые до тех пор были социально маргинальными: терпимыми, подавляемыми или подпольными, в Реформации вырвались наружу с неожиданной силой и на широком фронте, произведя раскол в Церкви и начав постепенное завоевание политических институций в национальных государствах.

Революционный всплеск гностических движений повлиял на саму сущность вещей в Западном обществе. Это явление было настолько громадным, что в настоящем сочинении мы не можем обозреть даже самые общие его характеристики. Чтобы изложить вкратце наше понимание хотя бы самых важных черт этой гностической революции, нам следует сосредоточиться на анализе определенной национальной области и определенной её фазы. Наиболее подходящими для краткого исследования являются определенные аспекты пуританского влияния на английский общественный порядок. Мы выбрали этот период еще и потому, что английскому XVI веку повезло с таким блестящим наблюдателем гностического движения как Ричард Хукер (Richard Hooker).

В предисловии к своей “Церковной политии” Хукер дает проницательное исследование типа пуританина и того психологического механизма, который составляет суть гностических массовых движений. Эти страницы являются бесценными для исследователя гностической революции, и наш анализ, соответственно, начинается с хукеровского портрета пуританина.

2.

Чтобы движение начало расширяться, прежде всего, должен найтись некто, у кого есть “дело” (cause, например “борьба за дело рабочего класса”.- пер.). Из того контекста, в котором Хукер употребляет слово “дело”, вытекает, что этот термин стал употребляться в политике лишь незадолго до этого, и возможно, именно пуритане изобрели это могущественное орудие гностических революционеров. Для продвижения своего “дела” человек начинает во всеуслышание толпы подвергать жестокой критике общественные пороки, и, прежде всего, поведение правящих классов. Периодическое повторение этого представления вызовет у слушателей впечатление, что ораторы, должно быть, люди выдающейся честности, ревности и святости, потому что только очень хорошие люди могут быть столь глубоко оскорблены злом. На следующем этапе вся злоба толпы концентрируется на существующем правительстве. Это достигается приписыванием действию или бездействию правительства всех недостатков и развращенности, какие существуют в мире благодаря человеческой слабости. Благодаря такому вменению зла конкретной институции, ораторы доказывают свою мудрость перед лицом простых людей, которые сами никогда бы не додумались о такой связи между всемирным злом и правительством. В то же время ораторы указывают на конкретную цель революционной атаки, которую следует уничтожить, если мы хотим удалить зло из этого мира. После такой подготовки приходит время предложить новую форму правления в качестве совершеннейшего лекарства от всех бед. Люди, охваченные недовольством и отвращением к существующему порядку вещей, достаточно безумны, чтобы вообразить себе, что что-либо столь горячо им рекомендуемое может им помочь, и более всего они доверяют тому, о чем менее всего имеют представление.

Если движение, как, например, пуританство, опирается на авторитет какого-либо письменного источника, его вожди должны так сформировать мнение и представление людей, чтобы последователи автоматически связывали слова Писания со своим учением, какой бы безосновательной такая ассоциация не была. Вожди должны добиться аналогичного автоматизма относительно тех слов Писания, которые несовместимы с их доктриной. Здесь необходимо достичь полной слепоты адептов. Затем наступает решающий этап в консолидации гностического отношения к миру, когда удается убедить доверчивых людей, предрасположенных к вышеуказанным ошибкам, что, благодаря особому просвещению Святого Духа, они знают то, что другие, читая, не понимают. Адепты ощущают себя избранными. Это переживание порождает полный разрыв между ними и остальным миром, и в результате человечество оказывается разделенным на “братьев” и “мирских”.

Когда гностическое переживание оказывается консолидированным, социальный сырой материал готов для употребления на практике со стороны лидера. Хукер продолжает, что эти люди предпочитают общество себе подобных всему остальному миру, и они добровольно принимают указания и направления со стороны своих наставников. Они оставят в пренебрежении свои дела, посвятят все свободное время служению “делу”, и они окажут щедрую материальную помощь вождям движения. Особенно важную роль в формировании подобных сообществ играют женщины, поскольку они не столь рассудительны и они эмоционально влияемы. Через них легко воздействовать на мужей, детей, слуг и друзей. Женщины более, нежели мужчины, расположены к тому, чтобы служить информаторами относительно настроения в своем кругу, и более щедры в своих пожертвованиях.

Как только образовалось сообщество такого типа, его трудно, если не невозможно, расколоть никаким убеждением. Хукер пишет: “Допустим, человек других убеждений начнет убеждать их, но они закрывают уши, к его аргументам не прислушиваются и на все его слова он слышит повторение слов ап. Иоанна: “Мы от Бога; знающий Бога слушает нас; а вы от мира, потому и говорите по-мирски, и мир, к которому вы принадлежите, слушает вас”. Они неуязвимы для любых аргументов, и все их ответы хорошо выучены. Скажите им, что они не могут быть судьями в сложных богословских вопросах, и они вам ответят: “Бог избрал простых”. Убедительно докажите им, что они говорят глупости, и вы услышите: “Самих Христовых Апостолов называли безумными”. Лишь пригрозите им самыми мягкими наказаниями, и они станут распространяться о жестокости кровожадных людей и примут вид невинности преследуемой за истину”. Короче говоря: эта позиция психологически непоколебима и неуязвима для любых аргументов.

3.

Хукеровское описание пуритан столь легко применимо к более поздним типам гностических революционеров, что нет нужды разъяснять этот вопрос. Однако из его анализа вытекает один вопрос, требующий нашего внимания. Портрет пуританина возник от столкновения между гностицизмом и христианской традицией, представляемой Хукером. Его создал мыслитель, обладающий значительными интеллектуальными способностями и эрудицией. Наше рассуждение должно обратиться к вопросу, который оказался в пренебрежении в более поздних описаниях пуританства, то есть к вопросу об интеллектуальных дефектах гностической позиции, которые уничтожили пространство разумного рассуждения, так и социальную функцию убеждения. Хукер различил, что пуританская позиция была не основана на Писании, но была “делом” совершенно другого происхождения. Пуританство будет использовать Писание, когда вырванные из контекста фрагменты поддерживают “дело”, а во всем остальном будет просто игнорировать Писание и все традиции и правила толкования, которые были разработаны за 15 веков Христианства. На ранних стадиях гностической революции такое прикрытие Писанием было еще необходимо. В то время открытое антихристианское движение не могло быть социально успешным, да и сам гностицизм не настолько далеко еще ушел от Христианства, чтобы гностики могли осознать, куда они движутся. Тем не менее, разрыв был уже достаточно велик, чтобы сделать это прикрытие просто комичным, если его рассматривать с точки зрения компетентной критики. Чтобы скрыться от этого неудобства были разработаны два технических приспособления, которые до сего дня остаются мощными инструментами гностической революции.

Прежде всего, чтобы сделать библейский камуфляж действенным, оказалось необходимым стандартизировать эти вырванные фрагменты из Писания, а также их толкования. Подлинная и всеобщая свобода в толковании Писания каждым в соответствии со своими пристрастиями и уровнем образования привела бы к хаосу, какой характеризовал первые годы Реформации. Более того, если одно понимание Писания признается столь же верным, как всякое другое, то не остается никакого орудия для разрушения Церковного предания, которое тоже ведь основано на толковании Писания. Из этой дилеммы между хаосом и традицией родилась систематическая формулировка новой доктрины в терминах Писания, как, например, “Установления” Кальвина. Сочинение такого рода имеет двойную цель: указать, как правильно читать Писание, и предлагает аутентичную формулировку истины, что делает ненужным обращение ко всей ранней письменности. Нам нужен технический термин, чтобы определить этот род гностической литературы, и нам придется удовлетвориться арабским термином “коран”. Труд Кальвина, таким образом, следует назвать первым сознательно созданным гностическим кораном. Человек, который способен написать такой коран, порвать с интеллектуальной традицией человечества, поскольку живет верой в то, что с ним началась новая истина и новый мир, такой человек должен находиться в особом духовно-патологическом состоянии. Хукер, который глубоко осознавал суть Предания, прекрасно уловил этот сдвиг сознания. Его осторожно недосказанное определение Кальвина начинается с сухого заявления: “Он обучался гражданскому праву”; затем он с некоторым злорадством замечает: “Он стяжал познание Божественного, не слушая других или читая книги, но, скорее, поучая других”. И он завершает уничтожающим заявлением: “Хотя тысячи обязаны ему своим своеобразным знанием, но сам он не обязан никому, кроме Самого Бога, Создателя преблагословенного Источника, автора Книги Жизни, – а также, восхитительному проворству своего ума”.

Сочинение Кальвина было первым, но не последним в этом роде… В позднейшей Западной истории, в период секуляризации, новые кораны возникали с каждой волной этого движения. В XVIII столетии Дидро и Даламбер настаивали на коранических функциях своей “Французской энциклопедии”, которая должна была представлять собой полное изложение всех стоящих человеческих знаний. Согласно их концепции, никто уже более не должен нуждаться в трудах, написанных прежде Энциклопедии, а все будущие науки будут лишь добавлениями к этому “великому собранию знаний”. В XIX столетии, Август Конт создал свое сочинение как коран позитивистского будущего человечества, но благородно добавил к своему труду список ста великих книг – идея, которая до сих пор не утратила своего очарования. Наконец, в коммунистическом движении сочинения Карла Маркса стали кораном для верующих, сопровождаемым “отеческой литературой” ленинизма-сталинизма.

Следующее средство, чтобы избежать неприятных критических вопросов необходимо дополняет первое. Гностический коран кодифицирует истину и предназначен для духовного и интеллектуального воспитания “верных”. Благодаря современному опыту тоталитаризма хорошо известно, что это устройство совершенно исключает всякие ошибки, поскольку тоталитаризм может рассчитывать на добровольную самоцензуру самих подданных. Верный член движения никогда не притронется к литературе, которая содержит возражения и неуважительные высказывания в адрес его идеологии. И тем не менее, число верующих будет оставаться небольшим и экспансия и политический успех натолкнется на большие проблемы, если истина гностического движения будет постоянно подвергаться эффективной критике с разных сторон. Это затруднение можно преодолеть и практически устранить, если наложить табу на критические инструменты. Человек, который употребляет запретные критические возражения, должен подвергаться общественному бойкоту и, если возможно, подвергаться политической диффамации. Запрет на критические инструменты употреблялся гностическими движениями с превосходной эффективностью, когда эти движения пользовались политическим успехом. Говоря конкретно, во время Реформации табу было наложено на классическую философию и схоластическую теологию, и поскольку они обнимают собой большую и главнейшую часть Западной интеллектуальной культуры, то, соответственно, эта культура была разрушена ровно настолько, чтобы сделать запрет эффективным. На деле разрушение было столь глубоким, что западное общество так полностью и не оправилось от этого удара. Один случай из жизни Хукера послужит иллюстрацией этого положения. Анонимное сочинение Christian Letter (1599 г.), адресованное Хукеру, содержит в себе горькие жалобы: “Во всех ваших книгах, хотя мы обнаруживаем в них много истины и многие тонкие предметы Вами смело разрешены, но во всем Вашем рассуждении по большей части главенствуют Аристотель, патриарх философов, и многие другие писатели и изобретательные ученые: разум у Вас высоко ставится в противовес Священному Писанию, и чтение (reading) противопоставляется учению (preaching)” (то есть, догматика в противовес керигме, если использовать терминологию секты о. Г. Кочеткова.– пер.). Такие жалобы на нарушение табу вовсе не были невинными. В 1585 году Хукер оказался предметом подобных же нападок. Тогда обвинения заканчивались следующим образом: “Мы не слышали такой бессмыслицы, провозглашаемой публично в Англии, со времен королевы Марии” (то есть со времен главенства католицизма.– пер.). В своем ответе архиепископу Кентерберийскому Хукеру пришлось извиняться, и он выражал надежду, что не совершил ничего противозаконного, используя в своей проповеди теоретические умозаключения и различения.

Поскольку сутью гностицизма является теоретическая ошибка, которую мы обсудили в предыдущей главе, запрет на всякие умозаключения в классическом смысле является необходимым условием для социальной экспансии и выживания гностицизма. Все это имело серьезные последствия, сделав невозможным публичное обсуждение в обществах, где гностические движения настолько влиятельны, что контролируют средства массовой информации, образовательные учреждения и т.д. Если этот контроль осуществляется эффективно, то всякое теоретическое публичное обсуждение вопросов, относящихся к истине человеческого существования, становится невозможным, поскольку действует запрет на теоретические доказательства. Как бы ни защищались при этом конституционные права на свободу слова и печати, сколь бы ни процветало теоретическое обсуждение в узких кругах, и сколь успешно они ни публиковались бы в практически частных изданиях горсткой ученых, несмотря на все на это, обсуждение в политически значимой публичной среде оказывается разновидностью игры в наперсток, что мы и наблюдаем в современных прогрессивных обществах, не говоря уже о тоталитарных империях. Теоретическое обсуждение может охраняться конституционным гарантиями, но оно возможно только при добровольном согласии употреблять и принимать теоретические доказательства. Когда такого согласия нет, общество уже не может полагаться на доказательства и убеждение там, где речь идет об истине человеческого существования. Теперь приходится прибегать к другим средствам.

Такова была позиция Хукера. Дискуссия с его пуританскими оппонентами оказалась невозможной, потому что они отказывались принять доказательство, как таковое. Из записок Хукера незадолго до его смерти мы узнаем о тех мыслях, которые приходили ему в голову по этому поводу. Среди различных цитат мы находим цитату из Аверроэса: “Запрещено рассуждать о том знании, которое Бог в Своей славе открывает о Себе в мире, и тем более запрещено оставлять это на письме. Ибо разумение простецов не проникает в такие глубины, и когда они становятся предметом их обсуждений, оказывается уничтожено Само Божество. Таким образом, обсуждение этого знания для них запрещено, и для их счастья достаточно, если они будут понимать то, что способны понять. Закон (то есть Коран), первоначальная цель которого научить простецов, не может потерпеть неудачу, передавая им непостижимое, потому что это недоступно человеку… Поэтому этот вопрос оставлен только мудрецу, которого Бог предназначил к истине”.

Аверроэс излагает здесь то, как проблема теоретической дискуссия была решена исламской цивилизацией. Ядром истины здесь является переживание трансцендентности в антропологическом и сотериологическом смысле, его умозрительное изложение доступно лишь “мудрецу”. “Простец” должен чисто фундаменталистски принять истину, как она изложена в Коране, “простец” должен воздержаться от умозрения, для которого он не имеет ни практических, ни умственных способностей, поскольку в противном случае, он лишь уничтожит Бога. Учитывая то “убийство Бога”, которое совершило Западное общество, когда простецы-прогрессисты возложили руки на смысл человеческого существования в обществе и истории, приходится признать, что Аверроэс в чем-то прав.

Однако структура цивилизации не может быть скорректирована отдельными лицами. Исламский подход, при котором философские дебаты замкнуты в эзотерических кругах, о самом существовании которых масса даже не подозревает, не может быть перенесен на ситуацию Хукера. Западная история приняла другое направление, и дебаты с участием простецов к этому времени были в полном разгаре. Отсюда Хукеру пришлось размышлять над другим возможным выходом, когда это обсуждение, которое не может закончиться согласием сторон через убеждение, должно быть прекращено просто государственной властью. Его оппоненты–пуритане не могли быть ему оппонентами на теоретическом уровне. Они были гностическими революционерами, вовлеченными в борьбу за изменение миропорядка, которая и привела к революции в английском обществе, контролю пуритан над университетами, и замене гражданского права правом, произвольно извлеченным из Писания. Хукер превосходно понимал то, что сегодня так мало осознается: что гностическая пропаганда – это акция чисто политическая и отнюдь не является поиском истины в теоретическом смысле. Со своей безошибочной восприимчивостью он даже диагностировал нигилистический компонент гностицизма в убеждении пуритан, что их закон является “абсолютным повелением всемогущего Бога, которое должно быть исполнено, хотя бы мир при этом был перевернут вверх дном. В этом – самая главная опасность!” В политической культуре его времени всем было еще абсолютно ясно, что правительство, а не подданные представляет собой общественный порядок… “Никакой мир и спокойствие невозможны, если голос всего общества и политической сферы не будет главенствовать над всеми частными голосами”. Конкретно это означает, что правительство обязано охранять порядок и истину, которая в нем отражена. Когда появляется гностический вождь и провозглашает, что Бог или прогресс, раса или диалектика повелели ему стать правителем, то действующая власть должна не предать доверяющих и подчиняющихся ей и не имеет права подать в отставку. Это правило относится без исключения ко всем правительствам, в том числе, действующим в рамках демократической конституции и Билля о правах. Судья Джексон в своем частном мнении по делу Терминиелло так сформулировал это положение: “Билль о правах – это не записка самоубийцы”. Демократическое правительство не должно соучаствовать в своем свержении, позволяя гностическим движениям процветать под прикрытием расплывчатого толкования прав человека. И если такое движение развилось до такой степени, что готово прийти к власти через пресловутую “легальность” всеобщих выборов, демократическое правительство не должно склониться перед “волей народа”, но обязано устранить опасность силой, и если необходимо, нарушить букву Конституции, чтобы спасти ее дух.

4.

До этого момента мы цитировали Хукера. Теперь пришло время выслушать другую сторону. Прежде всего необходимо проанализировать весьма специфическое переживание гностических революционеров. Вопреки обычному взгляду на пуританизм как на движение христианское, необходимо указать, что ни одно высказывание в Новом Завете не содержит в себе призыва к революционному политическому перевороту. Откровение Св. Иоанна, с его горячим эсхатологическим ожиданием Царства, которое освободит святых от преследований в этом мире, отнюдь не отдает установление этого Царства в руки пуританской армии. Вопреки этому, гностический революционер толкует пришествие Царства как то событие, которое требует его вооруженного сотрудничества. В главе 20 Откровения с небес сходит Ангел и повергает сатану в бездну на тысячу лет. В пуританской революции гностики присваивают эти ангельские функции себе. Чтобы уловить это специфическое настроение гностической революции приведем несколько фрагментов из памфлета 1641 года под названием “Отблеск Славы Сиона”.

Автор памфлета воодушевлен эсхатологическими ожиданиями. Конец Вавилона близок, скоро явится Новый Иерусалим. “Падение Вавилона – это возвышение Сиона. Разрушение Вавилона – это спасение Иерусалима”. Хотя Бог признается в качестве Первопричины благих изменений, но люди тоже должны предпринять некие благие действия, чтобы ускорить Пришествие. “Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев вавилонских о камень. Блажен, кто каким-либо образом участвует в свержении Вавилона”. И кто же те люди, которые ускорят пришествие Сиона, разбивая вавилонских младенцев о камень? Это “простые люди”. “Бог намерен употребить простых людей в великом деле возвещения Царства Его Сына”. Обычные люди имеют привилегированный статус в приближении Царства Христа, потому что глас Христов “сначала прозвучал из среды простых людей. Бог употребляет простых людей и толпу народа, чтобы провозгласить, что Господь Бог Всемогущий воцарился”. Христос не пришел к богатым классам, Он пришел к бедным. Дух антихриста овладел благородными, мудрыми и богатыми, и, прежде всего, церковнослужителями, и поэтому Глас Христов должен прозвучать “в толпе тех, кто находится в презрении, в толпе простецов”. В прошлом “народ Божий находился в презрении, и это продолжается до сего дня”. “Святых” называют сектантами, схизматиками и пуританами, совратителями и разрушителями государства. Но наступит время, когда эти обвинения будут с них сняты и сами правители убедятся, что “жители Иерусалима, то есть святые Божии, собравшиеся в церкви, это лучшие люди государства”. Эта перемена в настроении правителей будет подкреплена резким изменением в социальных отношениях. Автор памфлета цитирует пророка Исаию 49:23: “И будут цари питателями твоими, и царицы их кормилицами твоими; лицом до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих”. Святые же, напротив, будут прославлены в новом Царстве; “они будут все одеты в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых”.

Итак, мир будет переустроен в пользу пуританских “святых”, а правители – лизать прах, но помимо этого наступят глубокие изменения в области права и экономических установлений. И если говорить о праве, то краса и слава Царства, скорее всего, устранит нужду во всяком правовом принуждении. “Вряд ли тогда будет нужда в установлениях, по крайней мере в том смысле, как они существуют сейчас… присутствие Христа заменит все законы”. В экономической сфере наступит богатство и преуспеяние. Весь мир куплен Христом для святых, и будет им вручен. “Все ваше,- говорит Апостол,- весь мир”. Автор сектантского трактата вполне откровенно излагает свои мотивы: “Вы видите, что святые мало чем владеют в этом мире; сейчас они беднее и ниже всех; но тогда им будет принадлежать весь мир… Не только небо будет вашим Царством, но и этот плотской мир”.

Все это не имеет ничего общего с Христианством. Цитаты из Писания неспособны скрыть то, что Бог здесь заменяется человеком. “Святой” – это гностик, который не предоставляет дело преображения мира – действию благодати Божией по ту сторону истории. Он сам намерен исполнить дело Бога, прямо здесь и сейчас – в истории. Разумеется, автор памфлета знает, что простыми человеческими силами нельзя установить Царство, но считает, что человеческие действия будут помогать действию Бога. Всемогущий Бог придет на помощь святым и “исполнит сказанное Своей силой, которой Он способен подчинить Себе всё. Горы станут равниной, и Он пройдет поверх гор и других трудностей. Ничто Ему не помешает”. Однако, в этом “боге”, который идет поверх гор, мы узнаем, скорее, историческую диалектику, которая перескакивает через тезис и антитезис и переносит верующих в неё на равнину коммунистического синтеза.

Нам еще нужно рассмотреть программы революционеров, относительно организации общества после того, как старый мир будет обновлен их усилиями. Как правило, гностики об этом не очень распространяются. Новый преображенный мир полагается свободным от всех зол, от всех пороков старого мира, и описание нового мира обычно состоит из отрицания предыдущих зол и недостатков. “Отблеск Славы Сиона” в этом смысле – отдельный жанр гностических описаний, а не только название случайно выбранного памфлета. Этот отблеск обычно показывает состояние богатства и преуспеяния, минимум труда и устранение государственного принуждения, а в качестве развлечения довольно вульгарного порядка предлагается издеваться над членами прежнего правящего класса. Обычно к этому описанию добавить практически нечего, и самые крупные умы среди гностических революционеров, как, например, Маркс и Энгельс, оправдывают это умолчание тем, что мы не можем почти ничего рассказать о будущем устройстве преображенного общества, поскольку у нас нет опыта общественных отношений, в которые вступают полностью преображенные люди. К счастью, сохранился один пуританский документ относительно организации нового мира в виде Запроса, направленного сектантами “Пятой монархии” лорду Ферфаксу.

Ко времени написания этого документа, в 1649 году, революция была в полном разгаре, она достигла стадии, соотносимой с той фазой русской революции, когда Ленин писал об “очередных задачах” (1918 г.). В этом Запросе вопрос ставится очень похожим образом: “Какова насущная забота святых людей Божиих?” Ответ гласит, что святые должны объединяться в церковные общества и корпорации. Когда таких собраний станет достаточно много, они должны собираться на генеральные ассамблеи или в церковный парламент по пресвитерианскому принципу. “И тогда Бог даст им власть над всеми нациями и царствами мира”. Поскольку это будет духовное царство, оно не может быть установлено человеческой силой и властью. Сам “дух” призовет народ “и соберет его в небольшие семьи, церкви и корпорации”. И тогда они будут править миром через собрание “служителей Христовых и представителей церквей, которых они изберут и направят”. Всё это звучит относительно безвредно и упорядоченно. Самое худшее, что ожидает сектантов – это некоторое разочарование, если “дух” замедлит с этим одушевлением нового мира.

Но на деле всё не столь безвредно. Святые представляют свои запросы командующему армией и Всеобщему совету войны. Учитывая это, утверждение, что Бог даст святым “власть над всеми нациями и царствами мира”, не может не настораживать. Что это за нации и царства мира, над которыми будут царствовать “святые”? Имеются ли в виду нации и царства старого мира? Но в этом случае, мы, значит, не в новом мире. А если все-таки в новом, то над кем могут царствовать святые, кроме самих себя? Или в новом мире останутся некие развращенные нации, которых “святые” будут на досуге усмирять, чтобы придать остроту своим ощущениям? Короче, картина будущего мира выглядит весьма похожей на то, что более поздние гностики называют “диктатурой пролетариата”.

Это подозрение подтверждается при дальнейшем чтении. “Запрос” проводит различие между “служителями Христа” и “христианскими магистратами”. Царство “духа” уничтожит все земные власти, включая христианские английские магистраты. Это различение является прекрасным свидетельством того, что в революциях пуританского типа соперничают два типа истины. “Запрос” приписывает имя Христианства обоим типам истины, но они настолько радикально различны, что представляют буквально тьму и свет. Победа пуритан может даже сохранить властные структуры нынешнего мира, включая парламентские институты Англии, но одушевляющий их дух радикально изменится. Это радикальное изменение выразится политически через радикальную смену правящего персонала. Просители спрашивают риторически: “Не бесконечно ли более почетно для парламентов, магистратов и так далее, если они будут править как Христовы служители и представители церквей, а не как служители земного царства и представители естественных и мирских людей?” Недостаточно быть христианским представителем английского народа в Парламенте, потому что люди, как таковые, принадлежат естественному порядку старого мира. Депутат Парламента должен представлять “святых” и сообщества нового царства, которое одушевляется самим Духом. Следовательно, старая политическая правящая группа должна быть устранена. “В самом деле, какое имеют право простые, естественные мирские люди управлять и властвовать без благословения святых?” И еще более точно: “Как царство может принадлежать святым, если безбожные избирают и оказываются избранными?” Здесь мы видим бескомпромиссную позицию. Если мы ожидаем новых небес и новой земли, “законно ли добиваться улучшения прежнего мирского правительства?” Единственный праведный путь – это “навсегда подавить врагов святости”.

Сказанное не нуждается в развернутом толковании, достаточно лишь несколько осовременить язык, чтобы полностью уловить смысл этих предложений. Исторический порядок жизни народа разрушается, когда возникло политическое движение “не от мира сего”. Существующее законодательство не может исправить социальных пороков, изменения Конституции не способны починить правительственную машину, различия во мнениях не могут быть устранены через компромисс и убеждение. “Этот мир” есть тьма, которая должна уступить новому свету. Поэтому коалиционные правительства невозможны. Политические фигуры прежнего порядка не могут быть переизбраны в “новом мире”; те, кто не принадлежит движению, должны быть лишены права голосовать. Все эти изменения осуществятся через действие “Духа” или, как говорят гностики сегодня, через диалектику истории. Но на деле “святые” товарищи берут дело в свои руки, и эти руки держат оружие. Если представители старого порядка не захотят исчезнуть с извиняющейся улыбкой, то враги святости должны быть подавлены или, говоря современным языком, подвергнуться чистке. В “Запросе” осуществление нового порядка достигло той стадии, на которой, если сравнить с русской революцией, Ленин писал свои соображения под кокетливым названием “Удержат ли большевики государственную власть?” Конечно, удержат, и не станут ни с кем её разделять.

Новое царство будет вселенским по существу и вселенским по своим претензиям на власть: оно повсеместно распространится на всех лиц и все предметы. Революция гностиков ставит своей целью монополию на существование. “Святые” понимают, что универсальность их претензий не будет признана миром тьмы, но породит столь же универсальный мировой альянс против них. Поэтому “святые” должны собраться “против антихристианских властей мира”, а “антихристианские власти”, в свою очередь, “соберутся против них”. Два мира, из которых один должен хронологически следовать за другим, таким образом, превращаются в два вселенских вооруженных лагеря, уже сегодня вовлеченных в смертельную схватку. Мировые войны, определившие собой историю XX века, родились из этого гностического мистицизма двух миров. Универсализм гностического революционера объединяет весь мир против него. Поэтому подлинная опасность современных войн состоит не в технологически обусловленном глобальном театре войны, а в том, что это гностические войны: война миров, с целью взаимного уничтожения.

Наш выбор материалов, которыми мы проиллюстрировали природу гностической революции, может показаться необоснованным. Критик может возразить, что пуританизм в целом не может отождествляться со своим левым крылом. Этот критицизм был бы оправдан, если бы мы намеревались дать историческое описание пуританизма. Однако наш анализ рассматривает структуру гностического опыта и идей, и эта структура может быть обнаружена даже там, где крайности смягчены, как в респектабельных “Установлениях” Кальвина или у пресвитерианцев-ковенантеров… Однако эти феномены, разнообразные перипетии революции не затрагивают её природу, и суть революции легче всего изучать именно в её крайних проявлениях. Но в данном случае это даже не вопрос удобства, а методологическая необходимость. Гностическая революция ставит своей целью изменение природы человека и создание преображенного общества. Поскольку эту программу невозможно реализовать в исторической действительности, гностические революционеры рано или поздно вынуждены закрепить свои успехи в разрушении христианского миропорядка на той или иной стадии, то есть пойти на компромисс с действительностью. И то, что получается в результате этого компромисса, уже вовсе не тот преображенный мир, к которому стремились гностики. Следовательно, если теоретик будет исследовать гностическую революцию в состоянии временной стабилизации, на уровне политической тактики или умеренных программ, которые заранее предвещают компромисс, то природа гностицизма, этой движущей силы Западной революции, никогда не будет обнаружена. Компромисс будет принят за сущность и исчезнет сущностное единство разнообразных гностических явлений.

Эрих Фогелен

Перевод с английского с изд.

Voegelin Eric. The New Science of Politics. Chicago: The University of Chicago Press, 1952. P. 133-152